— Раз на раз не приходится. Ошибаюсь многовато. Я встревожился.
— Надеюсь, мой мальчик, — озабоченно спросил я, — вы держите себя в руках во время игры с мисс Блейкни? Не комментируете свои ошибки в присущей вам манере?
— Кто, я? — в ужасе переспросил Честер. — Это я-то? Неужели вы допускаете мысль, что я хоть словом могу оскорбить ее? Что вы, любой епископ мог играть с нами и не услышать ничего нового.
Я вздохнул с облегчением.
— Как ваши успехи? — поинтересовался я. — Уж простите старого друга за откровенность, но во время знакомства вы держались как чучело простуженной лягушки. А что теперь, полегче?
— О, да. За словом в карман не лезу. Болтаю без умолку о ее брате. Только и делаю, что нахваливаю этого типа. Выходит все лучше. Сила воли, наверное. Ну, и, конечно же, разглагольствую о романах ее матери.
— А вы их читали?
— Все до единого, будь они прокляты. Это ли не лучшее доказательство моей любви?! Черт возьми, какую чушь пишет эта женщина! Кстати, надо заказать в магазине ее последнее творение — «Тухлая жизнь» называется. Продолжение «Серой плесени», я полагаю.
— Бедный мальчик, — сказал я и пожал ему руку, — какая преданность!
— Я еще не на то готов ради нее. — Он помолчал, раскуривая трубку. — Кстати, завтра хочу сделать предложение.
— Как, уже?
— Не могу больше ждать. Никаких сил больше нет сдерживаться. Как думаете, где лучше? Ведь такие вещи не делаются за чашкой чая или по пути в магазин. Я подумываю предложить ей дружеский раунд — вот на поле и попытаю счастья.
— Лучше и не придумаешь. Поле для гольфа — храм Природы.
— Ладно. Потом расскажу.
— Удачи, мой мальчик, — ответил я.
А что же Фелиция? Увы, она отнюдь не пылала ответной страстью. Честер ей решительно не нравился. Фелиция Блейкни выросла среди интеллектуалов, а потому с детства мечтала выйти замуж за самого обычного человека, который, например, понятия не имел бы, что такое Артбашикефф — московская окраина или модный русский напиток. Честер же, которого, по его собственным словам, хлебом не корми — только дай почитать очередной роман ее матери, вызывал отвращение. А приязнь Честера к братцу Криспину окончательно настроила девушку против него.
Фелиция была послушным ребенком и любила родителей, хоть это и стоило ей немалых усилий, однако на брате решительно поставила крест. Криспин ужасен, думала она, а его друзья и того хуже. Напыщенные молодые люди в пенсне, свысока рассуждающие о жизни и искусстве, — что может быть отвратительнее? Беззастенчивое признание Честера, что он принадлежит к их кругу, сразу лишило его всякой надежды на успех.
Вас, должно быть, удивляет, что несомненное мастерство Честера на поле для гольфа не произвело на девушку никакого впечатления. К несчастью, поведение Честера во время игры сводило на нет все его достоинства. Фелиция с детства почитала гольф чуть ли не священной игрой, а Честер, к ее ужасу, проявлял на поле чудовищную легкомысленность. Дело в том, что, стараясь удержаться от крепких словечек, Честер хихикал, как девчонка, давая, таким образом, хоть какой-то выход чувствам. Эти смешки всякий раз возмущали Фелицию до глубины души.
Вот и в этот день Честер сделал все, чтобы уронить себя в глазах возлюбленной. Игра началась довольно удачно. При первом же великолепном ударе Честера сердце девушки дрогнуло. Однако на четвертой лунке мяч застрял в углублении, оставленном высоким женским каблуком. Не будь рядом Фелиции, Честер непременно разразился бы гневной и весьма красноречивой тирадой на этот счет, но сейчас был начеку.
Честер жеманно хихикнул и потянулся за нибликом. «Аи-яй-яй», — сказал он, и девушка снова содрогнулась.
Доиграв лунку, он принялся развлекать Фелицию беседой о литературных успехах ее матери, а после первого же удара на следующем поле сделал предложение.
Учитывая обстоятельства, Честер едва ли сумел бы объясниться более неудачно. Не подозревая, что обрекает себя на провал, он снова завел разговор о Криспине. Казалось, что именно ради Криспина Честер хочет жениться на Фелиции. Он подчеркнул, как приятно будет Криспину видеть закадычного приятеля членом семьи. Он в красках расписал их будущий дом, в который то и дело наведывается Криспин. Неудивительно, что когда Честер, наконец, закончил свою речь, насмерть перепуганная девушка сразу же отвергла его.
Именно в такие моменты сказывается хорошее воспитание.
В подобных обстоятельствах те, кто не имел счастья пройти хорошую закалку гольфом, легко сбиваются с истинного пути. С горя начинают пить, впадать в ничтожество или, того хуже, говорить белым стихом. Судьба хранила Честера. Уже на следующий день лишь угрюмая решимость, написанная на его лице, свидетельствовала о пережитой неудаче. Несмотря на все страдания, он безусловно оставался и властелином своей судьбы, и капитаном своей души.[80]
— Мне очень жаль, мой мальчик, — сочувственно сказал я, услышав о его несчастье.
— Видно, ничего не поделаешь, — мужественно ответил он.
— Она, случайно, не передумает?
— Нет.
— Может, попытаться еще раз?
— Нет. Проигрывать нужно с достоинством.
Я похлопал его по плечу и сказал единственное, что пришло на ум: «В конце концов, всегда остается гольф». Он кивнул.
— Да уж, мне не мешало бы как следует потренироваться. Самое время. Пожалуй, теперь можно серьезно взяться за гольф и посвятить ему всю жизнь. Как знать, — прошептал он с неожиданным блеском в глазах, — не за горами чемпионат среди любителей…
— И открытый чемпионат, — воскликнул я, с радостью поддаваясь его настроению.
— Американский чемпионат среди любителей, — загорелся Честер.
— И открытый чемпионат Соединенных Штатов, — вторил я.
— Никто еще не выигрывал все четыре.
— Никто.
— Давно пора, — подытожил Честер.
Примерно две недели спустя мне случилось заглянуть к Честеру. Дело было утром, и он как раз собирался на тренировку. Честер, как и обещал, дни напролет посвящал гольфу. В эти две недели он так рьяно принялся за совершенствование своего мастерства, что в клубе только о нем и говорили. Он и без того был одним из лучших игроков, но теперь достиг небывалых высот. Те, кто раньше играл с ним на равных, вынуждены были просить два-три удара форы. Единственному местному профессионалу еле удалось свести матч с Честером к ничьей. Тем временем пришла пора президентского кубка, и Честер играючи завоевал его второй раз.
Честер прямо в гостиной работал над техникой удара. Было заметно, что он весь во власти сильных переживаний. Все сразу же объяснилось.
— Она уезжает завтра, — сообщил Честер, ловко перебросив мяч через воображаемую преграду прямо на диван.
Я не знал, радоваться мне или огорчаться. Честеру, конечно, поначалу будет не хватать Фелиции, однако, может статься, в ее отсутствие он сумеет побороть страсть.
— А-а, — сказал я неопределенно.
Честер бил по мячу с подчеркнутым хладнокровием, но подрагивающие кончики ушей выдавали крайнее волнение. Неудивительно, что следующий мяч срезался в ящик для угля.
— Обещала мне последний раунд перед отъездом, — вздохнул юноша.
И снова я не знал, что думать. Звучит, конечно, очень романтично, почти как в «Прощальной прогулке» Браунинга, но я не был уверен, что мысль удачная. Впрочем, меня это не касалось, так что я просто пожелал ему хорошей игры, и мы расстались.
Из деликатности я не стал навязывать свою компанию, поэтому подробности узнал лишь некоторое время спустя. По всей видимости, на первых лунках душевные муки расстроили Честеру игру. Он сорвал первый же драйв и с трудом уложился в пять ударов благодаря точной игре нибликом из рафа. На второй лунке с озером его мяч угодил в воду, и все снова закончилось пятью ударами. Лишь на третьей лунке Честер взял себя в руки.
Хорошие игроки отличаются тем, что умеют собраться после неудачного старта. Чего-чего, а этого умения Честеру было не занимать. Любой другой, получив плюс три на первых двух лунках, махнул бы рукой на весь матч. Для Честера это означало лишь одно — нужно пару раз сыграть в минус, и чем быстрее, тем лучше. Он никогда не жаловался на длину драйва, а на третьей лунке и вовсе превзошел сам себя. Как вы знаете, на этой лунке все время приходится бить в гору, а Честер первым же ударом преодолел метров этак двести пятьдесят. Еще один такой же сильный точный удар, и вот Честер уже на границе грина. Длинный пат — и лунка сыграна в минус два. Даже лучше, чем он рассчитывал.
Думаю, такой подвиг смягчил бы сердце Фелиции, если бы страдания не лишили Честера всякой способности улыбаться. Вместо того, чтобы вести себя, как все приличные люди, которым удается сыграть на два ниже пара, Честер так и ходил с кислой миной. Глядя, как он ставит для нее мяч, весь такой чопорный, правильный, вежливый, но явно чуждый всему человеческому, девушка почувствовала, что восхищение угасает. Вот, где-то так вел бы себя братец Криспин, случись ему сыграть лунку в минус два.
