В песнях Реброва слышатся и отголоски белогвардейской обреченности, и интонации мелодий расплодившихся на Западе бывших донских казаков (ведь надо как-то зарабатывать на жизнь!). Своими записями Иван Ребров явно старается потрафить мещанскому вкусу обывателей, знающих — вернее, не желающих знать — больше Россию только по водке и икре. Показательны уже названия его песен: «В лесном трактире», «В глубоком погребке», «Рюмка водки». И сама пластинка называется «На здоровье!» — Ребров поет о водке и вине. В общем, Ребров — типичный представитель коммерческого «массового искусства», хозяев которого вполне устраивает, что не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о «русской душе» песнями «Бублики», «Маруся», «Журавли». Любопытно, что Иван Ребров бывал в Москве как турист и при посещении ВДНХ даже пел — не удержался! — с ансамблем Мицкевича, выступавшим в ресторане «Колос».
Вот она — квинтэссенция советской идеологии! Это их публику устраивает, что «…не знающий ни родины, ни ее языка певец повествует о „русской душе…“», а нашу, советскую, не устраивает, и непонятен какой-то отщепенец белогвардейский. И несмотря на уникальный голос и абсолютно, в общем, лояльный набор народных песен, певец был запрещен.
Ребров — настоящая немецкая звезда 70-х. Он и на театральных подмостках, и в собственном шоу на ТВ, и в кино. Его гастрольный график был расписан на годы вперед. Казалось, так будет всегда. Но… Зима 2008 года принесла «дурную весть».
«В среду, 27 февраля, в Германии остановилось сердце знаменитого оперного певца и исполнителя русского фольклора Ханса-Рольфа Рипперта, известного во всем мире под творческим псевдонимом Иван Ребров, — сообщал газетный некролог. — Певец давно страдал диабетом, но вел активную концертную деятельность. По рекомендации врачей три месяца назад он был вынужден временно прервать выступления, как сообщил тогда его агент, „в связи с общей усталостью“. Шесть недель Ребров провел в клинике, но с 1 апреля планировал выступить с серией концертов, билеты на которые уже были распроданы. Последний концерт артиста состоялся в Вене 7 декабря 2007 года. Своим артистическим последователем он еще при жизни считал выдающегося бас-баритона Ронни Вайланда и завещал ему исполнение своих ранее запланированных концертов.
Подмостки сцены Иван Ребров не оставлял почти до самого последнего дня своей жизни, давая по 200 концертов в год — несмотря на ухудшившееся состояние здоровья. Как-никак артист уже перешагнул 75-летний рубеж. Теперь с концертов он все чаще возвращался уже не в свою мюнхенскую резиденцию, а на греческий остров Скопелос, пользуясь благотворным климатом, с помощью которого боролся с преследовавшим его диабетом. А к высшей награде Германии — Ордену за заслуги добавился титул Почетного гражданина Скопелоса.
Последним желанием артиста было огненное погребение и развеяние пепла над Греческим морем. Прощальное богослужение состоится в тесном кругу в его греческом доме».
* * *
Помимо Бориса Рубашкина и Ивана Реброва было и еще много интересных имен.
Их биографии, репертуар и судьбы, в общем, схожи, но хотя бы несколько слов об этих людях надо сказать обязательно.
Подруга Реброва — несравненная Татьяна Иванова — одна из ярчайших звезд русской песни из Германии. Она очень рано ушла в мир иной, оставив нам пять бриллиантовых дисков.
Петр Худяков (р.1934 г.) — музыкант из Австрии, записал несколько блестящих пластинок с жанровой песней, а теперь ушел в исполнение церковной музыки. Занимается ею последние годы еще одна «легенда» — певец из Финляндии Виктор Клименко (р.1942 г.), оказавшийся на Западе вместе с родителями — русскими казаками — в 1945 году.
По сей день Виктор собирает залы в Стране тысячи озер и довольно часто приезжает в Россию, правда, по линии религиозных организаций. А к Богу, как говорят, Виктор обратился после несчастной любви, посетивший его в Париже. Тогда он был на грани самоубийства…
Давно ничего не слышно о Саше Зелкине (р.1938 г.) — мастере русской песни из Франции. В 60-е в Америке было издано два виниловых диска артиста. Говорят, шансонье записал «клюквенный» русопятский репертуар, желая наладить контакты с советским торгпредством и организовать совместный бизнес с Союзом, но посольские чиновники в ужасе шарахнулись от «белогвардейца». Иногда на «толкучках» Европы можно найти его французские песенные опыты. Сейчас Саша живет в Канаде, но музыкой больше не увлекается.
В 70-е на Запад выехало много бывших советских звезд: Лариса Мондрус, Эмиль Горовец, Михаил Александрович, Аида Ведищева, Нина Бродская, Жан Татлян…
На родине их творчество тут же объявлялось вне закона, а сами артисты были вынуждены искать себя в новых реалиях. Бывший супергерой эстрады Жан Татлян, оказавшись в Париже, записывает в 1977 году альбом с песнями в стиле «русского лубка», повторяя манеру Реброва или Рубашкина. Но это была попытка догнать уходящий поезд. Вкусы публики к тому времени здорово поменялись. Изменилась и сама публика. Отныне спрос диктовали не потомки первой волны или бывшие «перемещенные лица», а новые представители еврейской эмиграции. Они и ехали-то теперь все больше не в Европу, а в Америку.
Одной фразой сложившуюся ситуацию метко отобразит главный эмигрант 80-х Вилли Токарев: «На Брайтон-Бич для всех нежданно налетела девятым валом наша третья волна…»
Часть XIV. «У нас на Брайтоне…»
«Веселая мишпуха»
Со смещением «центра тяжести» русской песни из Европы в США разительно меняется репертуар. Что-то я не припомню действительно известного артиста из Штатов, кто бы пел в 70–80-х репертуар «а-ля рюс».
С началом третьей волны в эмиграции зазвучали в основном «одесские» песни, блатные песни, лагерные песни…
Наверное, это отчасти обусловлено контингентом первых граждан, приехавших «дышать свободою, пить виски с содою». Очень многие были, и правда, из Одессы, где эти песни никогда не забывали. Немало «новых американцев» состояли на Родине, мягко говоря, не в ладах с законом, а бывших уголовников власти тогда выпускали, в общем, легко и с охотой — они были типа нашего десанта в ответ на их пропаганду.
Но был, как мне кажется, еще один момент. К началу массовой эмиграции в СССР уже бурно развивалась магнитофонная культура, по рукам ходили километры пленок Владимира Высоцкого, Аркадия Северного и «Братьев Жемчужных».
Качество, как правило, было нулевое, но сам материал нравился народу безоговорочно. Что происходит на новой Родине в стране победившего империализма, где все можно? Наши люди захотели этих песен в исполнении профессиональных музыкантов — благо среди отъезжающих их было немерено — и они их получили. В 1977 году в Канаде выходит альбом выпускника одесской школы им. Столярского Алика Ошмянского — «От Алика с любовью».
В то же время в Нью-Йорке записывает пластинку «Из Америки — с улыбкой» выпускник консерватории Виктор Шульман. В 1978 году два бывших рижанина Лев Пильщик и Григорий Димант выпускают по сольному альбому. В 1979 году на рынке появляется первый сольник бывшего солиста «Самоцветов» Анатолия Могилевского, одновременно выходит первая пластинка у контрабасиста ансамбля «Дружба» Вилли Токарева…
Чуть позже брайтонцы услышат творения выпускника дирижерско-хорового факультета музыкального училища Михаила Гулько и однокашника Аллы Пугачевой по училищу им. Ипполитова-Иванова, руководителя ансамбля «Лейся, песня!» Михаила Шуфутинского.
«Блатняк» запели профессионалы. «Запрещенные песни», сделанные в СССР и за границей, хоть и являются составляющими жанровой музыки, — отличаются коренным образом. Наш андеграунд был подпольным в прямом смысле слова.
Северный, Комар, Шандриков были самодеятельными артистами, не состоящими на службе ни в каких государственных концертных организациях, часто не имели даже музыкального образования. А если и имели, то работали в лучшем случае в ресторанах. На моей памяти только Розенбаум, будучи официальным артистом «Ленконцерта», решился записать «блатной» альбом. Успех советского творческого подполья во многом определяется тем, что эти люди жили практически той жизнью шальной, о которой пели. Личность человеческая и творческая переплетались настолько, что кто и где — было не разобрать. Значительная часть исполнителей из той плеяды отсидели, пусть не конкретно за песни, как Новиков, но тем не менее… Был такой опыт у Шандрикова, Шеваловского, Беляева, Комара, Юрия Борисова, Звездинского. У многих были проблемы с алкоголем. Те же Северный, Шандриков, Комар, Борисов, Агафонов пили… Но творили, тем не менее.
А в эмиграции — прямо противоположная картина, хотя, повторюсь, работали все в одном жанре. За кордоном петь «блатняк» стали бывшие официально-признанные артисты. С образованием, с поставленными голосами. На новой родине их никто за «Мурку» не гонял и не сажал, значит, могли записываться качественно, на хорошей аппаратуре, а не как у нас — микрофон на прищепку и одеялом окно закрыть для звукоизоляции. Кроме того, эмигранты сразу понимали, что записывают материал на продажу. Наши же самородки писались просто так, в кайф, под настроение, за бутылку. Ну, давали иногда Северному или еще кому рублей триста за концерт. Это что, деньги? Даже в советское время это было не бог весть что.
