Для засады Свен присмотрел солдат помоложе, эти легче на ногу, а ветераны пусть следуют с драгоценным грузом. Все продумано, план готов… Но приступить к исполнению раньше, чем через неделю, все же не удастся. Тут Бэр оказался прав — хотя бы потому, что пришлось ждать, пока будет готов серебряный кубок. Городской совет оплатил работу, начальник стражи и здесь рассчитал верно. Покряхтели, посопели мастера… а куда денешься? Кто же откажется, кто плохим слугой его величеству хочет выглядеть?.. Но так или иначе, а пришлось ждать.
Дома Свен старался не показываться, чтобы поменьше слушать мамашино нытье. А старуха за эти годы, похоже, свихнулась еще больше. То принималась причитать, как сынок решился оставить ее, убогую, и сбежать на войну (и при этом ритмично колотила увесистым кулаком по столу), то, наоборот, вдруг хвалила сына, выбившегося в люди…
Словом, Свен с утра до вечера пропадал в кордегардии или бродил по городу, присматривая дом. Хотелось зажить отдельно от матери, благо сержантского жалованья хватит.
Через неделю кубок был готов и помещен под охрану в кабинет самого Бэра — тот самый, на втором этаже кордегардии. Наутро собрали конвой, чтобы отправить подношение верноподданных пинедцев в столицу герцогства, а уж оттуда подарок доставят в Ванетинию… и скорее всего запрут в императорской сокровищнице. Хорошо, если его величеству хотя бы кратко доложат о подношении… Но Свена мало беспокоила дальнейшая судьба драгоценного сосуда. Для него кубок был лишь наживкой, насаженной на крючок.
Наутро подарок вынесли на площадь и при большом стечении народа — члены общины имеют право видеть собственное подношение его величеству! — поместили в сундучок, который с поклоном принял пожилой стражник. На миг Свен ощутил неловкость — вон как земляки провожают драгоценность взглядами, переговариваются… Для них этот кубок — значительное событие в жизни общины, пинедцы потом будут долго вспоминать о сегодняшнем дне, может, даже детям когда-нибудь расскажут… а он, Свен, видит в кубке всего лишь приманку для разбойника, пустяк — на месте кубка могла быть любая другая вещь, лишь бы привлечь грабителя. Но сержант мигом отогнал непривычную мысль: да что ж тут такого? Ну, приманка, ну и что? Это ведь только на короткое время. Едва преступника схватят, кубок вновь продолжит путь в сокровищницу его императорского величества. Ничего с этим куском серебра не случится. Зато стража схватит злодея — и общине польза, да и Свен отличится. Это Бэр удачно придумал — превратить отправку конвоя в праздничную церемонию. Уж такое событие не останется незамеченным, разбойник непременно клюнет! Он такого не пропустит!
Толпа горожан, гомоня, расступилась, и телега покатилась по площади прочь от дома пинедского совета. Старый стражник сидел как истукан, прижимая к груди сундучок. Кроме него и возницы в повозке не было никого. Следом за первой катила еще одна, на ней расположились четверо стражников во главе с сержантом. Полудюжина солдат — надежная охрана.
Провожаемые веселыми напутствиями земляков, телеги протарахтели по улицам и выкатились из города. Утро выдалось веселое, ясное. Солнце пригревало, птицы трещали в придорожных кустах… Свен размечтался о том, как сейчас они легко схватят злодея, благодаря его замечательному плану… да какая награда будет удачливому сержанту…
Повозки катились и катились по тракту, ничего не происходило. Немногочисленные встречные с удивлением провожали взглядом кортеж и продолжали путь… Справа и слева от дороги зеленели поля, потом потянулись поросшие лесом невысокие холмы, здесь было прохладней… Свен огляделся, до условленного места оставалось несколько сот метров, уже скоро… Вдруг под колеса идущей сзади повозки бросилась баба в бедной одежде, лицо ее было замотано платком.
— Ой, да что же это такое творится, последнее добро среди белого дня отнимают! — визгливо заголосила тетка.
Возница натянул поводья, останавливая лошадь.
— Что такое? — Свен спрыгнул на землю.
— Корзину, корзину выхватили из рук! Гуся несла на базар в целый пуд весом, все лето растила, орехами откармливала, сама недоедала… Выхватил корзину, разбойник! Я и охнуть не успела, корзину мою утащил! Ловите его, господа мои, хватайте!
— Да кто он? Где?
Вслед за Свеном и другие спрыгнули с повозки, окружили бестолковую тетку.
— Вон туда, в лес он побежал! Скорее, да что ж вы стоите-то?! Бегите, догоните! Гусь мой, ой гусь! Ой, скорей.
Тетка тыкала пальцем в темную лощину между холмов, выла и едва не подпрыгивала на месте, требуя вернуть похищенного гуся.
Тем временем головная телега проехала около тридцати метров, прежде чем возница на ней остановил лошадку и обернулся поглядеть, что задержало товарищей… Потому он и не успел заметить, как из придорожных зарослей выскочил человек. Невысокий, черноволосый, гибкий, как кошка, он одним прыжком взлетел на облучок и спихнул зазевавшегося возницу наземь. Свистнул, махнул вожжами, понукая лошадь. Повозка рванулась, старый стражник, прижимавший к себе сундучок, завалился на спину.
Свен, призывая своих, побежал следом за угнанной телегой, позади загрохотали колеса. Позабыв о некстати подвернувшейся тетке, стражники устремились в погоню. Свен на ходу запрыгнул в повозку, вопя:
— Скорей! Скорей!
Телега со стражниками, кренясь, объехала медленно приходящего в себя возницу, влетела в лощину, с грохотом промчалась между пологих скатов… впереди мелькнула первая повозка — ага, значит, похититель не сбежал лесом и движется точно к тому месту, где ему и предполагалось угодить в засаду. Хотя во второй телеге ехало больше пассажиров, расстояние сокращалось, так как угнанная лошадь была старой.
Дорога здесь петляла между холмами, и преступник то показывался, то пропадал из виду. В месте, выбранном сержантом для засады, начинался длинный подъем, там беглеца — если он будет двигаться по тракту — непременно должны были нагнать.
Вот и последний поворот.
— За мной! — крикнул Свен, спрыгивая на землю.
Стражники посыпались следом, устремляясь пешком за сержантом. Но за поворотом оказалась брошенная телега и рядом — неподвижное тело старого солдата. Ларца, разумеется, не было.
— За мной, за мной! — снова приказал Свен, бросаясь в сторону сереющих за древесными стволами стен монастыря.
Теперь наконец-то все пошло по плану и преступник непременно должен был угодить в расставленную стражей ловушку. И точно — в кустах мелькнула темная одежда вора, он бежал к монастырю. Свен бросился следом, за спиной пыхтели соратники, но сержант на них не слишком рассчитывал. Изловить злодея он намеревался сам.
Поросший кустами склон закончился, теперь Свен бежал между деревьями. Он еще успел подумать: странно, что злодея не видать. Отягощенный ларцом вор не мог удирать с такой скоростью, чтобы скрыться из виду настолько быстро. Сержант бросился вдоль монастырской стены, петляя между стволами… вдруг в глазах потемнело, и на голову обрушился сильный удар. Или сперва обрушился удар, и от него потемнело в глазах? Все произошло настолько быстро, что сообразить он ничего не успел.
Из разбитой головы потекла кровь, обильно заливая лицо… Мелькнула темная спина — злодей, прижимая к себе массивный ларец, снова бросился прочь…
Свен, шатаясь и цепляясь руками за сучья, брел вдоль стены — следом за беглецом… Вот лес закончился, слева были ворота монастыря, а прямо перед ним — лужайка. С холма навстречу бежали солдаты, которым было велено ждать в засаде… Но вор с ларцом как будто сквозь землю провалился.
Глава 28
Тот злополучный день начался в монастыре совершенно обыкновенно. По крайней мере внешне все было абсолютно так же, как и всегда. Встали Гунгиллины сестры с первыми лучами солнца, собрались в небольшой примыкающей к монастырскому саду часовенке и, как велит устав, первым делом вознесли хвалу Гилфингу, затем — Гунгилле. В центре молитвенного зала на круглом подиуме стояла маленькая горбатая настоятельница Гана и неразборчиво гундосила высоким скрипучим голосом старинный текст. Рядом еле слышным шепотом повторяла молитву ее ближайшая приспешница — Марна, высокая, худощавая, закутанная с ног до головы в тяжелое темно-зеленое сукно. Остальные послушницы скромно жались у стен и кто во что горазд повторяли молитву за матушкой Ганой. Потом настоятельница, как обычно, напоследок окинула сестер колючим недобрым взглядом, и все отправились в трапезную.
