- Сам ты меня продал, шкура! - визжал Валька, отчаянно колотя Женю кулаками.
- А Димка тоже немцам продался! - услышал я за спиной голос Вани, и в тот же миг сильный удар по голове свалил меня с ног. Я попытался подняться, но на меня набросилось сразу несколько пацанов. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы вдруг над нами не раздался голос Таболина:
- Нечего сказать, молодцы! А ну-ка, всем встать! Смирно!
Я еле держался на ногах, все плыло у меня перед глазами.
У Вальки из носу шла кровь, и он, откидывая голову назад, хватал ртом воздух. Женя Хатистов прикрывал ладонью разбитую губу.
- Эх вы, герои! Из-за чего подрались-то?
Мы молчали.
- Тоже мне, друзья-товарищи. В следующий раз подумайте как следует: может, в вашем споре замешан еще кто-то. Увижу еще раз такое безобразие - в карцер посажу.
Таболин ушел по тропинке в сторону особняка, а Ваня воскликнул:
- Женька, Димка, Валька! Ну-ка, признавайтесь, кто что сболтнул унтеру.
- Я ничего не болтал! - ответил я.
- И я не болтал! - сказал Валька.
- И я не болтал! - сказал Женя. Тогда я перешел в наступление:
- Это Женька нашептал унтеру, будто я на голодуху жаловался. Мне унтер говорил.
- Я ему нашептал?! - вытаращил глаза Женя. - Да чтоб мне домой не вернуться, если я ему хоть слово про тебя сказал! Это вон Валька на меня шептал. - Женя сжал кулаки и угрожающе придвинулся к Вальке: - Может, ты и про автомат не рассказывал, который я весной у солдата спер?
- Да чтоб мне!… - забожился Валька. - Я и не знаю ни про какой автомат.
- Я же рассказывал.
- Рассказывал, - подтвердил Ваня. - Вчера, когда мы с занятий вернулись.
- Так я вчера Герману на кухне помогал! - запротестовал Валька. - Я и на занятия не ходил.
Мы переглянулись: вот те раз! Если никто ничего не говорил унтеру, откуда же ему известно про автомат и про мои слова насчет голодухи?
- А может, нас подслушивают? - шепотом высказал предположение Ваня.
- А зачем унтер наговаривает нам друг на друга? - спросил я, чувствуя, как от Ваниной догадки у меня по спине побежали мурашки.
- Не понимаешь?
- Нет.
- Так вот слушай. Они хотят, чтоб мы горло друг другу перегрызли.
- Для чего? - снова спросил я.
- Вот, бестолковый. Чтоб мы остерегались друг друга. А нам надо держаться вместе. Понял теперь?
- Понял.
Ваня был самым старшим среди нас, и его мнение чаще всего принималось всеми безоговорочно. А теперь авторитет Вани еще больше возрос в наших глазах.
- Кто первый начнет драться, тот, значит, с унтером заодно…
Ваня что-то зашептал сидевшему рядом Вальке. Тот кивнул и так же шепотом передал мне:
- Если что - говори: мол, в сад за яблоками сговаривались слазить…
Идея слазить ночью за яблоками вынашивалась нами давно. Помещичий сад находился километрах в двух от «охотничьего» домика и часто по дороге на топографические занятия мы поглядывали на зреющие плоды. Пунцовыми яблоками усыпаны были и деревья, растущие вдоль шоссе. Эти деревья казались нам ничьими, захотел яблоко - сорви! Но, когда однажды Витя Корольков поднял с земли червивую падалицу, Федотов схватил его за шиворот, с силой тряхнул и с расстановкой негромко стал внушать:
- Это тебе, братец мой, не Россия! Положи-ка на место, поближе к дереву, - и, наградив Витю затрещиной, Федотов толкнул его в строй.
Глава восьмая
Серый туман плотной стеной окутал и лес, и дорогу, и озеро. Небо, казалось, слилось с землей. Цепочкой мы шли по обрывистому склону холма. «Значит так, - мысленно повторял я. - Главное при движении - правильно измерить азимуты на карте и определить расстояния по ней, а затем на местности уточнить направления и правильно вести счет шагов…»
Под ногами угрожающе шуршала каменистая осыпь. Все чаще и чаще скатывались вниз увесистые булыжники. Ребята сталкивали их ради забавы и смотрели, как, подпрыгивая и увлекая за собой попадающиеся на пути более мелкие камни, булыжники летели на дно оврага.
Таболин остановил строй:
- Здесь идти опасно, поэтому - никакого баловства!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Кто хочет жить - не сорвется, - возразил Федотов.
Он первым, прыгая с камня на камень, продвигался вперед, а Таболин замыкал группу.
Все произошло мгновенно. Позади меня раздался крик. Я оглянулся, но в тумане ничего не мог разобрать,
И тут по цепочке передали:
- Таболин разбился!
Когда я подбежал к месту происшествия, то увидел растерянных ребят. На корточках, в обнимку с березкой, сидел Толя Парфенов. Это он закричал, когда, оступившись, потерял равновесие. Таболин успел подхватить Толю и отбросить к березке, а сам оступился и кувырком покатился вниз по крутому склону.
Мальчишки поодиночке выползали из тумана и, сгрудившись, настороженно смотрели вниз. Широко расставляя ноги, к нам подошел Федотов, распорядился:
- Парфенов, Репухов, Селиверстов, Хатистов - со мной спуститесь на дно оврага. Остальным следовать в безопасное место, к северному склону холма!
Таболин лежал, раскинув руки. Лицо его было в крови.
Мы уложили Ивана Семеновича на березовую волокушу. Его полузакрытые глаза неподвижно смотрели в мутное небо. Казалось, будто он спит. Федотов достал из кармана бинт и наложил на кровоточащую рану у виска Таболина тугую повязку.
К вечеру небо нахмурилось. Пошел дождь. Федотов во время вечерней проверки объявил:
- Завтра продолжим игру в «разведчика-невидимку».
- В слякоть-то? - вздохнул Валя.
- Не сахарный, не растаешь, - произнес Ваня, когда воспитатель ушел из нашей комнаты. - Чтоб обмануть фрицев, играть надо в любую погоду. Главное, до конца продержаться, а там каждый знает, что делать.
- Надоела мне вся эта жизнь. Понимаешь, надоела! Пусть к стенке ставят, никуда я не пойду.
- Ты соображаешь, чем все это может кончиться? - повышая голос, сказал Ваня. - Завтра же на твое место пришлют другого. И тогда весь наш план провалится.
Тут с шумом распахнулась дверь.
- Встать! Селиверстов - три шага вперед! Смирно! За мной, ша-а-гом ма-а-рш!
Я впервые видел у Краузе такие глаза - не глаза, а студеные камни.
Петя Фролов кинулся к окну, зашептал:
- Краузе что-то разнюхал.
И тогда я вспомнил, как вчера каптенармус во время вечерней проверки дольше обычного задержался у стены без окон и с каким-то особым вниманием посмотрел на медвежью морду.
Я забрался на скамейку, заглянул в полураскрытую медвежью пасть и, увидав едва заметную светящуюся щель, отпрянул в сторону.
Женя тоже забрался на скамейку:
- Что, не спишь, косолапый? Покажи-ка свою зубастую морду.
У Жени на лбу выступили капельки пота:
- За нами следят.
Мог ли кто из нас подумать, что зубастая медвежья морда прикрывала щель в стене, через которую фрицы вели за нами слежку?
После отбоя, когда мы все готовились ко сну, вдруг явился Федотов и увел с собой Валю. У порога Валька обернулся и помахал нам рукой.
Когда он скрылся за дверью, Володя Пучков процедил сквозь зубы:
- Доболтались!… Ежели крутанут на всю катушку, тогда держись.
- Без тебя тошно, - сказал Петя.
Через час Валя вернулся. Он был бледен, а глаза, мокрые от слез, по-прежнему улыбались.
- Ну, что там? - спросил у него Женя.
- Нормально.
- А это что у тебя? - я заметил на Валиной шее красную полоску.
- Герман хлыстом стеганул.
Валька задрал рубаху и показал нам спину: красный след проходил наискось от шеи до ягодицы. Мы пересели в дальний от двери угол.
- Допрос вел унтер, - полушепотом начал Валя. - Он поставил меня на колени. Молись, говорит, проси прощения. Ну, думаю, все. И захныкал понарошке, чтобы пыль им пустить в глаза. Не тут-то было. Герман как рванет меня, а потом уцепился за горло. У меня потемнело в глазах. Когда я пришел в себя, Шварц спрашивает: «Скажи, о чем с тобой беседовал Селиверстов?» Я говорю: «В сад за яблоками договаривались идти». Шварц тогда постучал по столу: «Ну зачем ты врешь? Мы знаем все, но мы хотим, чтобы ты сам во всем признался, начистоту». А Федотов, как змей, шипит: «Даю слово благородного человека: мы тебя в обиду не дадим». Ухватил меня за грудь и потянул к себе: «Ну!» - «Я уже сказал, в сад мы собирались». Тут Шварц подал мне листок бумаги: «Читай!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
