Кардинал внимательно смотрел на Алину. Она вспомнила, как во время их прошлой встречи Гронский старательно избегал упоминания обо всем, что касалось алхимии, ассиратума и книги «Красные цепи».
— Не понимаю, чем могу вам помочь, — ответила она.
Кардинал чуть улыбнулся, и Алина почувствовала, как между лопатками пробежал неуютный холод.
— Видите ли, — сказал он голосом доброй змеи, — я совершенно уверен в том, что Родиону известно о сути этого дела гораздо больше, чем он счел нужным мне рассказать. Даже если не учитывать того обстоятельства, что он явно лгал в ответ на некоторые вопросы, мне слишком хорошо известны его аналитические способности и обстоятельный подход к любому делу, которым ему приходится заниматься. Так что я очень хотел бы знать то, что знает он.
— Так и спросите его самого, — ответила Алина, и слова ее прозвучали чуть более резко, чем она того хотела. — При чем тут я?
— Он не скажет, — быстро отозвался Кардинал. — Предполагаю, что это расследование имеет для него какое-то личное значение и он хочет добиться результатов явно отличных от тех, к которым стремлюсь я. К тому же Родион — одиночка, он упрям, иногда даже слишком, и не желает иметь со мной дел, разве только его вынудят к тому крайние обстоятельства. Такое отношение не может меня не огорчать, но я смирился с этим еще два года назад. А вот что действительно печально, так это то, что мне сейчас нужна его помощь, ну или хотя бы информация, которой, как я убежден, он располагает. К сожалению, мои собственные усилия в течение последней недели ни к чему не привели. В «Данко» пусто, охраны нет, девочки с ресепшена разбежались, врачи тоже; двоих из них мы не нашли, а те, с которыми удалось поговорить, не сообщили решительно ничего важного или нового. В итоге мы обнаружили только забитые никчемным оборудованием складские помещения, подвальную лабораторию с препаратами из человеческих органов, а в кабинете Кобота — большое количество записей с результатами химических и микробиологических исследований. Видимо, он пытался самостоятельно получить эликсир, но потерпел в этом полную неудачу. Сам Кобот тоже пропал; его ищут и, конечно, рано или поздно найдут, но не думаю, что от него будет какой-то прок. Изъятые истории наблюдений пациентов «Данко» тоже оказались бесполезны: одни только результаты диагностики и заключения о безупречном здоровье. Мои люди даже поговорили с каждым из тех, кто был клиентом медицинского центра. Разумеется, все эти люди сообщили только, что получали раз в месяц свою порцию напитка, которую привозил им курьер. В общем, мне не оставалось ничего другого, как законсервировать «Данко» до поры до времени и оставить там пару человек для охраны и наблюдения.
Кардинал чуть нагнулся вперед.
— Дорогая Алина, — голос его был негромким и проникновенным, — признаюсь, я в тупике. И буду очень признателен вам, если вы поможете мне из него выйти. Родион наверняка делился с вами своими идеями и умозаключениями, о которых вы оба умолчали прошлый раз, — я ведь видел, как он бросал тогда на вас эти свои взгляды. Мне пригодится сейчас что угодно, любая версия, гипотеза, даже самая странная и невероятная. В конце концов, разве вам самой не интересно будет узнать истинного виновника тех преступлений, расследование которых едва не закончилось для вас трагически? Окажите мне любезность, и поверьте, я умею быть благодарным.
Алина покачала головой.
— Я действительно ничего не могу вам сказать, — твердо произнесла она. — Гронский не посвящал меня в свои теории или что там еще. Он предложил мне сотрудничество, на которое я, сама не понимаю как, согласилась, порекомендовал устроиться на работу в «Данко», потом попросил организовать ему встречу с Галачьянцем и сделать анализ крови Маши, только и всего. Потом я решила действовать сама, пробралась ночью в пустой дом, а об остальном вы знаете.
Алина помолчала.
— Последний раз я видела его неделю назад, — добавила она, секунду поколебавшись. — Он сказал, что наше расследование закончено, и… в общем, я ушла. Вот и все.
Кардинал кивнул и задумчиво посмотрел перед собой.
— Что ж, — негромко сказал он. — Значит, некоторые вещи в этом мире не меняются. Как это похоже на Родиона: использовать людей, а потом избавляться от них, когда они перестают быть нужными.
Алина вздрогнула.
— Что значит «похоже»? — вырвалось у нее.
Кардинал снова улыбнулся.
— Моя дорогая Алина, а что вы вообще знаете про человека по имени Родион Гронский? Он вам рассказывал про себя хоть что-то?
Алина сглотнула вдруг невесть откуда взявшийся комок в горле и кивнула.
— Рассказывал… про работу наемником… агентом… про Восток…
— И вы, наверное, представили себе нечто благородное и романтическое, да? Или полагали, что он трудился послом доброй воли по всему миру?
Алина молчала. Противное ощущение комка в горле нарастало.
— Если бы Родион действительно рассказал вам правду о том, кем был и чем занимался, то вас не удивили бы слова о том, что он привык манипулировать людьми и использовать их в своих собственных целях. Собственно, это была и есть самая сильная его черта как профессионала. И кому как не мне это знать: ведь он был моим воспитанником с тех самых пор, как его отец и мать погибли в шторме на Северном море; он был моим учеником, одним из лучших, заметьте, а потом — одним из лучших агентов. Полагаю, он не захотел распространяться о некоторых подробностях своей бурной биографии, а вы, будучи очарованы его несомненным обаянием — очарованы, не спорьте! — и не спрашивали ни о чем, дорисовав образ при помощи собственной фантазии. В этом нет ничего странного или стыдного: поверьте, не вы одна слушали его, затаив дыхание и веря каждому слову. Оказывать на людей подобное влияние есть часть его профессиональных компетенций, таких же, как стрелять без промаха или за пару секунд убить человека голыми руками, — а в его высоком профессионализме вы имели случай убедиться.
Знаете, существуют определенные психологические принципы подбора кадров для различных видов специальных подразделений и служб. Например, для диверсионных групп или коммандос лучше всего подходят юноши из социально неблагополучных семей, прошедшие уличную школу выживания, склонные к жестокости, с развитым стайным инстинктом и интеллектом, достаточным для выполнения поставленных оперативных задач, но не слишком высоким, чтобы не задумываться о сути и смысле полученных приказов. Для тайного агента, действующего в одиночку и выполняющего задания подобные тем, которыми занимался Гронский, действуют совсем другие критерии отбора. И он им как нельзя лучше соответствовал. Интеллигентный мальчик из хорошей семьи, но не слишком избалованный родительским вниманием, с показателем умственного развития намного выше средних значений для своего возраста; гордый, высокомерный, склонный к мизантропии, с данными неформального лидера и стремлением быть не таким, как все, отличаться и превосходить других, но не по общепринятым в социуме критериям, а вести другую жизнь, вне общественной системы ценностей — все это идеальные данные для профессионала такого рода.
Кардинал покачал головой и печально улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям.
— Я гордился им, Алина. Да что там, я до сих пор им горжусь. Это умный, тонкий, расчетливый и безжалостный городской охотник, избегающий лишнего шума и насилия, но в то же время ни на секунду не задумывающийся, если это насилие становится необходимым. Некоторые агенты работают в группах: небольшие такие хорошо сработанные мобильные отряды с распределенными ролями. Но Гронский всегда работал только один. Во время каждой своей миссии он находил себе помощников, какие только могли понадобиться для дела: от финансовых менеджеров высшего уровня до горничных в отелях, от ученых и компьютерных специалистов до бандитов и проституток. Он заводил друзей, подружек, манипулировал человеческими слабостями, желаниями, потребностями, пороками, амбициями и искренностью. Каждая его операция была маленьким шедевром, когда искомую цель ему едва ли не вкладывали в руки, так что оставалось только взять ее или нажать на курок. Люди даже не подозревали о том, что работают на него, причем, как правило, совершенно бесплатно и по доброй воле, пока он не исчезал, нимало не беспокоясь о дальнейшей судьбе своих случайных соучастников. За много лет у него не было ни одного промаха, и это именно потому, что он использовал людей без всякой лишней сентиментальности и легко расставался с ними, оставляя на недолгую, как правило, память одну из своих многочисленных масок.
— Меня он на произвол судьбы не бросил, — глухо сказала Алина. Говорить было трудно и больно.
Кардинал невесело рассмеялся.
— Вы о том, что он примчался к вам на помощь и спас от громил Абдуллы? Не обольщайтесь, дорогая Алина. Он не вас спасал — он ликвидировал тех, кто мог получить от вас опасную для него информацию. И защищал вас, только как до поры и до времени необходимый ему ресурс.
