из карманов. Вроде свой, но действие называется – кража. Через мою организацию столько денег прошло, сколько весь город не стоит, а на камеру надо всего ничего.
– Мама, а нельзя в документах циферки и подписи подтереть? – спросил Горилов-младший, привыкший подделывать подписи в дневнике.
– Такие фокусы только мы, твои родители, пропускаем, – грозно сказала Горилова. – А комиссии только того и надо, чтобы еще подделку документов пришить.
– Нужные документы надо украсть, а остальное – поджечь. Огонь все вычистит, а что не вычистит, пожарные смоют, – сказал Горилов-старший.
– Это и без тебя ясно, – сказала Горилова. – Но как?
Горилов-старший работал электриком в одной из организаций маленького нефтяного города и в особенностях случайных пожаров разбирался.
– Ты и сама знаешь, – ответил Горилов-старший. – Что, в твоем ведомстве не горели деревянные здания? Вспомни причины.
– Ну пьянство, не затушенные окурки, – нетерпеливо отмахнулась Горилова. – Замыкание электропроводки…
– Электричество и станет нашим спасителем, – сказал Горилов-старший.
– Если пожар произойдет из-за неисправной проводки, то меня же и накажут, – напомнила Горилова.
– Сынок, выйди из кухни в свою комнату и послушай музыку, – сказал Горилов-старший и Горилов-младший нехотя удалился.
Как только из комнаты Горилова младшего понеслись современные музыкальные ритмы, Горилов-старший сказал:
– Дорогая, ты и сама знаешь, сколько пожаров возникает из-за оставленных включенными чайников и лампочек.
– Мне надо, чтобы выгорел архивный кабинет. Если там оставить чайник, это вызовет подозрение, – напомнила Горилова.
– Лампочка-то там есть? – спросил Горилов-старший.
– Конечно, – удивилась глупости вопроса Горилова.
– Тогда слушай, у тебя два варианта, – сказал Горилов- старший. – Оставить на ночь включенной лампу освещения помещения, либо, что еще лучше, внести в архив настольную лампу с абажуром и пластиковым цоколем, и также оставить ее включенной.
– И что это даст? – удивилась Горилова. – У нас бывает, что свет забывают выключать, и ничего не происходит. Мне нужен обязательный пожар, а не возможный.
– Не торопись, – остановил супругу Горилов-старший. – Слушай дальше. Наша задача: сделать для нашей самовозгорающейся лампы еще один абажур – бумажный. Он должен быть достаточно широк, и быть полностью непроницаем для воздуха. Поближе к нашему абажуру располагаешь бумагу отдельными листами, как тонкие прутики для розжига костра, а далее уже свои пачки, рядом оставляешь кружку со спиртом – он сгорает полностью.
– А как же все вспыхнет? – спросила Горилова.
– Очень просто, – сказал Горилов-старший с напыщенностью профессионала разъясняющего прописные истины малышу. – Ты включаешь лампу, закрываешь архив и уходишь, как обычно, сдавая помещения под охрану. Через некоторое время: час, два, три, это всегда по-разному, воздух, разогреваемый лампой, устремляясь вверх, но, не имея выхода, раскалится под бумажным абажуром так, что начнет плавиться цоколь и тут либо пластмасса загорится, либо бумага, либо спирт, а дальше все твои бумаги, а у тебя алиби – ты ушла.
– Идеальное преступление! – выдохнула Горилова. – И никакого риска. И никакой прямой связи с нами.
– Пожарные оповестят тебя…, – продолжил Горилов-старший.
– А дальше можешь не говорить, – сказала Горилова. – Я организую паническую эвакуацию документов, тут всю неразбериху можно будет списать на желание спасти…
В течение недели Горилова унесла из архива все компрометирующие документы, вырывая их целыми листами из подшитых пачек, а когда архив был вычищен, сделала все, как говорил муж, и, оставив включенной лампу, покинула деревянное Управление коммунального заказа.
***
Конечно, обо всех этих событиях Алик не ведал. Он с нетерпением ждал съемочную группу, чтобы узнать подробности пожара, и как только начинающая корреспондентка Набобова вернулась, Алик тут же вызвал ее к себе.
– Ну, рассказывай, – попросил он.
– Да нечего рассказывать, – сказала Набобова, сильно гордившаяся собой после того, как один заезжий заместитель губернатора, ответив на ее вопросы в коротком интервью, пригласил ее в гостиничный номер, намекая на большие сердечные порывы, вплоть до женитьбы.
– Как, нечего? – удивился Алик.
– Внутрь нас не пустили, – объяснила Набобова. – Там все залито водой.
– Что пожарные говорят? – вытягивал слова Алик.
– Сгорело два кабинета.
– Архив? – нетерпеливо спросил Алик.
– Не сказали, – ответила Набобова. – Сказали, что подробности будут после расследования.
– Документы сгорели?
– Нет, все эвакуировано, но, видимо, впопыхах. Телеоператор снял официальные документы, валявшиеся на снегу. Потеряли.
И только на последнем слове лицо Набобовой приобрело задумчивое выражение.
– Немедленно найдите Горилову, – сказал Алик. – И в сюжете должен быть ответ: все ли документы целы…
Журналистского расследования не получилось. По словам Гориловой, ее сотрудники успели эвакуировать все документы, на видеокадры лежащих на снегу документов не отреагировали ни милиция, ни прокуратура, а результаты официального расследования замяли и схоронили.
Весь маленький нефтяной город приписывал поджог Гориловой, поскольку жители не видели иных заинтересованных лиц, но следствие ничего не доказало. Алик думал, что в поджоге поработали и Горилова, и Хамовский, но за другими делами вскоре забыл об Управлении коммунального заказа.
Практические выводы из дела Гориловой сделал только Хамовский, который решил более не затягивать переход от слов к делу и, если травить кого-либо из подчиненных комиссионно, то делать это внезапно, чтобы подобных пожаров более не происходило.
НАЧИНАЮЩИЙ ЧИНОВНИК
«Куда податься человеку, если работать не хочет, а мечтает о больших деньгах? Тут уж – либо в бандиты, либо в начальники».
Хитроватые глаза на одутловатом лице мастера Хайзуллина, были до того раскосы, что возникающие при раскрытии век щелки походили на узкое пространство, возникающее над кипящей кастрюлей при осторожном поднятии края крышки. И именно сквозь эти щелки, как из засады выглядывали глаза, экономно испаряя в мир внутреннее содержание мастера Хайзуллина.
Завоевывая расположение земляков, он назывался то башкиром, то татарином, потому что мать у него была башкирка, а отец – татарин.
Стремясь получать полную зарплату, он всегда уходил на больничный, если чувствовал, что не выполнит план по зубопротезированию, потому что зарплата на больничном рассчитывалась не по итогам данного месяца, а по среднему за несколько предыдущих.
Но самым удивительным было то, что несмотря на множественные разводы, в каждом из которых он оставлял по одному-два ребенка, он не платил алименты, а наоборот получал от всех покинутых им жен добровольную материальную помощь!
Его талант состоял не в профессиональной подготовке, а в умении запудрить собеседнику мозги так, что тот независимо от образования, возраста и привычек, начинал думать о мастере Хайзуллине в превосходных тонах.
Даже Хамовский, будучи в стоматологическом кресле, попал в сети обаяния мастера Хайзуллина после того, как тот сходу назвал температуру плавления материала зубных протезов и рассказал еще массу интересного, причем сделал все в приятном Хамовскому коленопреклонном стиле.
Да, что Хамовский! Коллеги мастера Хайзуллина поначалу дивились его образованности. Он находил на рентгеновских снимках то, чего они не замечали, произносил
