и ты тоже как есть дура! Зачем ты заявилась домой обсуждать свои дела?
М а р и я П е к. Чего болтаешь! Кому же ей еще пожаловаться?
Г и з и к е. Да кому угодно, только не вам! Перемоют все косточки и со зла еще надают самых вредных советов!
М а р и я П е к (грозит сухоньким кулачком). Замолчи или убирайся отсюда!
Г и з и к е. Сроду я не была права в этом доме. (Рыдает.) Гоните, ну и уйду. Уйду и никогда больше ноги моей здесь не будет.
М а р и я П е к (загораживает ей дорогу). Уйдешь ты, как же, черта с два!
З е н т а и - с т а р ш и й (старается разрядить обстановку, наливает вино). За здоровье вашей матери! Пусть будет счастлива вместе со всеми нами, и долгих ей лет. Я никогда не смогу отблагодарить за то, что она сделала для меня во время моей ссылки.
Э с т е р. Теперь бы только Яни женить.
Я н и. Тогда мы все за одним столом не поместимся. Да и что нам, ссор не хватает?
М а р и я П е к. Ссоры у нас не по злобе, а для жены твоей всегда место найдется. Мне бы хотелось дожить до твоей свадьбы.
Х а б е т л е р. Я, правда, не люблю вина, можно сказать, за всю жизнь не выпил столько, сколько ваша мать за неделю, но сейчас я пью за здоровье моей дорогой, доброй женушки, за милых деток, ненаглядных внучат, за всю мою горячо любимую, дорогую семью!
М а р и я П е к. Ну, а прекрасная вдова? Что ж ты ее пропустил?
Х а б е т л е р (целует Марию Пек). Оставь ты ее в покое! (Пьет.) Ну, единственный сын мой, когда же мы выпьем на твоей свадьбе?
Яни поднимает оплетенную бутыль, большими глотками пьет из нее, сцена погружается в темноту.
Картина двенадцатая
Улица. Ю л и Ч е л е стоит на том самом месте, где когда-то Яни прощался с Като Рейх.
Ю л и Ч е л е. Что с тобой?
Я н и. Подвыпил. (Смеется, опирается о стену.)
Ю л и Ч е л е. Может, горе у тебя какое?
Я н и. Нет у меня никакого горя. (Хмурит брови.) Ты веришь в сны? Я видел во сне полую воду. Не к добру это, кажется, к смерти. Или крупной ссоре. Мать считает, что сны всегда сбываются, я ей даже и не рассказал о своем.
Ю л и Ч е л е (пожимает плечами). Я в них не верю. Помнишь, и дядюшка Рейх так же считал.
Я н и (без зла). Ничтожество ты. Воровка. Вся душа твоя в мерзости погрязла.
Ю л и Ч е л е. А твоя душа? (Закуривает.)
Я н и (молчит, затем снова). Спишь с кем попало. Врешь, воруешь, обманываешь.
Ю л и Ч е л е (кивает). И с тобой пересплю. Если хочешь, даже заплатить могу. Денег у меня сейчас хватает. Ненавижу по ночам оставаться одна. (Пожимает плечами.) Пошли. Я надену халат из китайского шелка — закачаешься. Весь черный, а по нему этакие желтые и зеленые драконы дерутся. Мерзкие твари, но я давно уж свыклась с ними…
Я н и (ровным голосом). Ты — животное.
Ю л и Ч е л е (улыбается). Ну, кто спорит! Дрянная баба! А ведь у меня происхождение — что надо! На вес золота! И нечего ухмыляться! Хочешь верь, хочешь не верь, а я могла бы стать врачом или судьей! А почему бы и нет? Этот болван Шереш клянется, что могла бы… Представляешь, как бы все в доме удивились?.. Я бы ходила в Оперу… мать честная… Муж у меня был бы вежливый, умный, если чего не пойму, сразу бы растолковал… Яни, сколько же всего человек не понимает… Верно я говорю или нет? (Ждет, что Яни что-нибудь скажет, но тот молчит, лицо его сохраняет строгое выражение.) Ну, дунь и забудь! (Смеется.) Что мне с того происхождения? Нет у меня аттестата зрелости, и не видать мне Оперы! Обожаю палинку, денежки и мужчин! Тоже неплохая житуха! Хочешь верь, хочешь нет, а один тип — вот дурак! — клялся, что у меня глаза невинные. Я прямо готова была его слопать. Уставилась на него и реву как дура! И тут же сказала, что люблю его. А на самом деле — какого там хрена… Нельзя же всех любить… Но это вранье нужно им, Яника… необходимо, я сама убедилась, тогда они дольше не отвязываются… Правда, все они шваль порядочная, с ними держи ухо востро!
Яни, опьянев от вина и воспоминаний о Като, ищет руку женщины, поворачивает ее к себе и с горечью узнает Юли Челе; сцена темнеет.
П и с а т е л ь. На Новый год выпустили Иштвана Хиреша. Он сразу же направился к Хабетлерам.
Картина тринадцатая
Квартира Хабетлеров.
И ш т в а н Х и р е ш поправляет черную повязку на руке и уходит без единого слова.
Х а й н а л к а. Что случилось?
Г и з и к е. Я сказала, что, пока он был в беде, я не бросала его. Теперь он на свободе, может работать, а мне лично — больше не нужен.
Х а й н а л к а. Нельзя было так, Гизике. Ведь он только что вышел. Куда, к кому он пойдет? Ох, родная, ты как следует все обдумала?
Г и з и к е. Я все обдумала и знаю что делаю. Когда я прознала про его гадости, вы хотели, чтобы я вернулась домой. Я же сказала, что чаша еще не переполнилась. И ждала, все терпела. Одной мне бы никогда не получить квартиру. А теперь уж я не нужна ему, да и он нам больше не нужен.
Сцена погружается в темноту.
П и с а т е л ь. Дождливым весенним днем Хайналка неожиданно встретила саксофониста Эрвина. На радости они расцеловались и зашли поговорить в кафе «Юность».
Картина четырнадцатая
Кафе «Юность».
Э р в и н. У меня небольшой ансамбль. Только что вернулись из Болгарии, гастролировали на взморье. Прилично подзаработали…
Х а й н а л к а. А у меня прелестный сын. Я работаю в магазине трикотажа, кассиршей.
Э р в и н. А муж?
Х а й н а л к а. Он техник в Геодезическом управлении, часто выезжает на периферию. Без ума от математики! (Смеется.) А ты еще играешь иногда «Короткую остановку»?
Э р в и н. Приходи ко мне, я сыграю только для тебя. (Целует ей руку.)
Сцена темнеет.
П и с а т е л ь. В середине лета Яноша Хабетлера-старшего хватил удар. Он начал вдруг задыхаться, лицо его исказилось, он потерял сознание. Дочери неделями кормили отца с ложечки.
Картина пятнадцатая
Квартира Хабетлеров. Я н о ш Х а б е т л е р - с т а р ш и й лежит в постели.
Э с т е р. Папе уже гораздо лучше. Теперь надо следить только, чтобы он поменьше двигался, а то ему хоть кол на голове теши, не слушается.
Х а й н а л к а (наблюдает за выражением лица Миклоша Сухи, потом громко, нервно смеется, встает, разводя руками, шутливо кланяется). Ну вот, семейный совет в сборе, можно начинать. И давайте поскорей разделаемся с этим. Думаю, все знают, что я ушла от Миклоша, потому что не хочу больше жить с ним. Мне от него ничего не надо, я забираю только ребенка.
З е н т а и.
