Костя своих сумасшедших любил, независимо от того, какие фортели они выбрасывали. Даже с ножами на него бросались, а он к ним — с пониманием и жалостью.
И то были чужие люди! Анна не преступница, а жертва. Если у нее все в порядке с головой, значит, можно ее уничтожать? Костиной жестокости нет оправдания. А объяснить ее можно только его собственными производственными проблемами. У него комплексы по отношению к начальству, и теперь он безобразно отыгрывается за свои слабости.
— Думаешь, спряталась? — безжалостно клеймил Костя свою начальницу. — Наворотила — и в кусты, в таблеточки? Неудачница! Глупая тупая баба! Не смей хлюпать! Утри нос! Хочешь знать, что будет? Я тебе скажу. Через месяц у тебя не будет ничего — ни работы, ни друзей, ни денег, и детей не будет! Потому что детский дом лучше такой матери! Кому ты, к дьяволу, нужна, если не нужна самой себе?
— Костя! Я прошу тебя! — подала голос Вера.
— Иди к детям, — приказал он ей.
— Нет, — ответила Вера. Она хотела еще что-то сказать, но Костя прервал ее.
Он поступил с ней так, как не поступал никогда в жизни: рывком вытащил из кресла, отволок к двери, выставил и захлопнул дверь.
— Не смей показывать носа! — крикнул вслед.
Вера растерялась: это Костя или сумасшедший дебошир? Как он кричит на Анну! Кто ему дал право? Она с ужасом услышала звук пощечины. Кто кого ударил? Костя ударил Анну! Анна закричала. Еще раз ударил! Вера бросилась на помощь подруге.
Анна испуганно забилась в угол кресла, а над ней стоял и тряс кулаками Костя. Боже! Какое зверское у него лицо! Он убьет ее! Вера громко закричала.
— Я просил тебя не заходить! — обернулся Костя.
На крик прибежали дети. Вера не видела лица мужа, обращенного к ним, она утешала Анну. Костя вмиг преобразился, весело улыбнулся и вывел детей из комнаты. Через несколько минут он снова появился в дверях и приказал:
— Вера, собирай Нату и Нику, мы уезжаем! Я сказал — уезжаем! Иди к детям.
Анна легонько подтолкнула подругу — иди, не спорь с ним.
— Сволочь! — прошептала Анна, когда они остались вдвоем. — Ты еще пожалеешь! Мерзавец! Скотина! Подонок! — Она хотела и не могла вспомнить какое-нибудь самое грубое ругательство, сыпала теми, что знала: — Ничтожество! Ублюдок! Я тебя уничтожу, гад проклятый. Ты у меня узнаешь, где раки зимуют, я тебя в порошок сотру! Я тебе покажу неудачницу!
Костя презрительно сплюнул — вот, дура, противно смотреть, и вышел из комнаты. Галина Ивановна, которая из-за шума вентилятора в кухне не слышала криков и суматохи, расстроилась, что Колесовы уезжают, не отведав пирога, который она только что вытащила из духовки. Галина Ивановна выделяла Костю из всех друзей Анны и к нему единственному обращалась на “вы” и по имени-отчеству.
— Константин Владимирович, что ж так скоро, я и на деток не насмотрелась. Какие славные, чтоб не сглазить. Погодите, я вам пирог с собой заверну. Куда у нас Саша запропастился? Уж давно нужно было из прачечной приехать.
— Да он давно приехал, — подсказала Даша, — внизу сидит.
Саша целыми днями дежурил у подъезда. Командовала им теперь Галина Ивановна. Она и распорядилась отвезти Колесовых домой. Костя не возражал.
Всю обратную дорогу молчали. На Веру накатывало давно забытое чувство — погружение в защитный туман молчания. Она никогда не думала, что будет убегать в молчание от Кости.
Он вел себя как ни в чем не бывало. Задав Вере несколько вопросов и не получив ответа, занялся Натой, которая не спала, возилась и кряхтела. Костя сюсюкал, гукал с дочерью и, казалось, был совершенно равнодушен к настроению жены.
Когда они подъехали к дому, Костя обратился к Саше:
— Поднимись, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.
Он отнес дочь в комнату, спросил Веру, справится ли она сама раздеть детей, снова не получил ответа и вернулся к Саше, который ждал на кухне.
— С завтрашнего дня, — сказал ему Костя, — ты будешь каждый день подниматься к Анне Сергеевне, стоять столбом и требовать, чтобы она ехала на работу, потому что ее там ждут.
— Поддает? — спросил Саша.
— Что? — переспросил Костя.
— Ну, пьет, похоже, с горя.
Костя замялся, но Саша и не ждал ответа.
— Понял, сделаю. До свидания, — попрощался он.
Надо пойти к жене, объясниться с ней. Нет, прежде еще одно дело. Костя позвонил Игорю Самойлову.
Игорь не видел трагедии в том, что Анна взяла отпуск по семейным обстоятельствам. Более того, он считал, что ей следует поехать отдохнуть на какой-нибудь зарубежный курорт.
— Пусть отдыхает сколько влезет, — сказал он Косте. — Не протухнет без нее этот центр. А протухнет — мы новый организуем.
— Ты ошибаешься, — ответил Костя. — Ей не отдых на пляже нужен, а интенсивная работа. Любой курорт только усилит ее депрессию. Попробуй себя поставить на ее место. Что бы ты стал делать? Вгрызся в работу.
— Верно, — согласился Игорь, — но так то я, а то она.
— А то она не человек, — передразнил его Костя. — Лекарства не делят по половым признакам. И сейчас ей нужно лекарство в виде активной деятельности. Но Анна этого не понимает. Старик, я прошу тебя устроить ей хорошенькую взбучку.
Игорь отметил, что Костя впервые разговаривает с ним по-свойски, как с близким человеком. Но это еще не основание, чтобы спускать на Анну всех собаке.
— Извини, — сказал Игорь. — Орать на женщину, которая только что потеряла мужа и вообще вляпалась в жуткую ситуацию, я не могу. Тем более что она жена моего друга, то есть вдова, и родственницей скоро станет.
— Игорь, я к тебе обращаюсь тоже как друг, но главным образом как врач. Ее нужно выдернуть из нынешнего состояния, как морковку из земли. Пока не поздно. А пропустим время, дернем, в руках — ботва, а корень — в земле. Поверь мне. Я прошу тебя подумать об Анне, а не о собственных переживаниях. Ты боишься показаться черствым человеком, а надо бояться, что она станет получеловеком.
— Да вовсе я не о себе пекусь!
— Вот и сделай, что я прошу.
Он убедил Игоря. Теперь Вера. По ее рассказам, в тяжелые моменты жизни с ней случались приступы мутизма — отказа от речевого общения. Похоже, теперь она тоже решила отгородиться стеной молчания. Сейчас мы эту стену взорвем. Целый день он занимается подрывными работами — экий сапер человеческих душ и настроений.
Вера сидела у детских кроваток и смотрела в одну точку. Костя обнял ее и прижал к себе. С таким же успехом можно было бы обниматься с куклой.
“Ты мне сегодня едва не испортила всю обедню, а теперь извиняйся перед тобой”, — хотел пошутить Костя. Но жена вряд ли настроена сейчас на шутливый лад.
