Слуги уволокли тело умельца, стражники насадили голову Костореза на заострённый шест. Лучину оттёрли назад, за спины охранников, и на площадке для казни, среди беспорядочно торчащих шестов с черепами, началось очередное действо - расправа над семьёй Костореза. Не пощадили никого, даже младшую дочь. Девчонку положили на колоду, обагрённую кровью её родителей и полоумной сестры. Она верещала, кусалась, пинала своих мучителей слабыми детскими ножками. Стражники посмеивались, говорили друг другу: "Ишь ведьмачка кочевряжится. Желчь из неё выходит. Боится, стер-рва. Скулит...". Голову ей отсёк один из охранников Головни - сыновья Хвороста побрезговали марать руки малозимкой.
Тела убитых бросили на съедение псам, чтобы даже могил не осталось от проклятых изменников. Затем развели большой костёр, в который люди принялись швырять свои обереги. Головня сделал это первым: подошёл и кинул в пламя фигурки серебряного тюленя, медного соболя и железной гагары. Потом закричал как полоумный и пустился в пляс. Вслед за ним ударились в неистовый танец и остальные.
Часть третья
Глава первая
- Господин, собственными ушами я слышал, как Медяк-Остроглаз говорил однорукому Вару, что Сверкан-Камнемёт хранит у себя реликвию. А жена его - знахарка, заклинает на железо. Через неё идёт у коров опой и язва. Намедни глянула на дочку Топтыги-Валуна, та и свалилась в горячке. Глаз у неё недобрый, это всякий подтвердит.
Хворост неспешно отпил из белой фарфоровой чашки сливок с ягодой, разгрыз шаткими старческими зубами горьковатый орех (лакомство с юга), втянул ноздрями можжевеловый дым, поставил чашку на изящный кедровый столик с тремя ножками в виде безногих зубастых тварей и посмотрел на ябедника. Тот стоял перед ним на коленях, мял обтёрханые рукавицы. В спутанных чёрных волосах застряла зола, неровная пышная борода мерцала рыбьими чешуйками. Глаза опущены, спрятаны - знак сомнения. Не уверен в своей правоте доносчик, смущается.
- Молодец! - промолвил Хворост. - Ежли правду толкуешь, награжу. Кто-нибудь видал эту реликвию?
- Никто, господин. Но она есть! Всякий это знает!
- Никто не видал, а всякий знает. Откудова?
Доносчик затруднился. Хворост брезгливо созерцал пришедшего, борясь с искушением дать ему ногой по роже. Не иначе, позарился на соседское имущество, сволочь. Или мстил за что-то. Сколько уже их прошло перед его глазами - ябедников, сводивших счёты с соседями. Только отвлекают от насущных дел.
- Чего ещё поведаешь? - устало спросил Хворост.
Человек поёжился, озираясь, потом заговорщицки промолвил, потянув шею к сидящему на лавке старику:
- У Сверкана нелады с господином Чадником. Сверкан за какой-то подарок одолжил ему своего слугу, а тот возьми и покалечься - два пальца себе отхватил топором. Сверкан затребовал подарков за урон, а гость не хочет давать, говорит, не его вина. С тех пор у них вражда. Сверкан даже вождю нажаловаться грозил.
- Ну и чего, жалился?
- Не успел ещё.
Хворост нахмурился, вспоминая что-то.
- Погодь-ка. Этот Сверкан - не Лучины ли человек?
- Так и есть, господин. Два пятка воинов в подчинении имеет. Учит их швырять камни из скрученных ремней.
Хворост откинулся к бревенчатой стене, прикрытой тепла ради толстой серой тканью. Брови его разъехались в стороны.
- И, говоришь, у него жена ворожит?
- Над железом, господин.
Хворост ощутил слабое озарение. Что-то такое неощутимое коснулось сознания. Вот оно, вот! Если Сверкан и впрямь хранит запрещённую вещь, Лучину тоже не помилуют, отправят копаться в мёртвом месте или того хуже, снимут голову с плеч. А у Хвороста уже готов заместитель на его место - родной сынок.
- Ладно, я выслушал тебя. Можешь идти.
Человек поднялся на ноги, поклонился и, развернувшись, исчез за ярко расшитым зелёным пологом, перегораживавшим жилище от стены до стены. Хворост коротко подумал и кликнул слугу.
- Сейчас я пойду к вождю. А ты покуда сгоняй за дровами. Как будешь ехать мимо Осколышевского загона, передай его людям, что ежели ихние коровы снова будут моё сено жрать, переколю их ко Льду. Так и скажи.
Слуга кивнул.
- Слушаюсь, господин.
Господин! Чудное слово! Повтори бесчисленное количество раз - всё будет мало. Он - господин. Владыка! Хозяин. Ему кланяются, перед ним лебезят. Не то, что раньше, когда слушали самых горластых. Теперь ори - не ори, решать будут те, кто выше: господа. Счастлив тот, кто дожил до нынешних времён. Вдвойне счастлив тот, кто сумел ухватить за хвост птицу удачи.
Слуга помог Хворосту облачиться в песцовый меховик, завязал на нём ярко-красный тканый пояс, привезённый гостями из-за Сизых гор, надел на него кожаную перевязь с серебряными ножнами в самоцветах. Хворост глянул на себя в длинное слюдяное зеркало, висевшее на стене. Неплохо. Даже лицо помолодело от довольства - сияет что начищеное блюдо.
Слуга распахнул перед ним дверь. В лицо дыхнуло стужей, кожу защипало от мороза. Хворост накинул колпак и шагнул наружу. Во дворе уже ждали сани с высокой полукруглой спинкой. Возница, звеня сосульками в рыжей бороде, запрягал вороного. За высоким плетнём стелились дымки, торчали шесты с белыми черепами, увенчанными снежными копнами, на которых, поводя маленькими головками, сидели воробьи и снегири. Слышался шум голосов, лошадиное ржание, собачий лай. На дерябом сером небе молочными пятнами расплывались облака.
Хворост взгромоздился на сани, поглубже надвинул колпак: старческие уши знобило от ветра. Возница с заткнутой за кожаный пояс плетью (конец волочился по истоптанному грязному снегу) повернулся к нему, мотнул рыжей башкой.
- Куда нынче двигаем, господин помощник?
Он говорил без трепета, с чуть заметной развязностью. Скалил редкие зубы, морща виски в насмешке.
- Хайло-то прикрой, - буркнул Хворост. - Раззявил. К вождю давай.
Возница, ничуть не смутившись, брякнулся впереди хозяина, цокнул языком, тронув поводья.
- Но, родимый! Растряси жирок.
Два копейщика открыли плетёные створы ворот. Позванивая бубенчиками на шее, конь затрусил вдоль ивовых оград, на которых колпаками торчали перевёрнутые горшки, громоздились стога почернелого сена, сушились ходуны. На створах ворот висели черепа лосей, волков и медведей - для отпугивания злых духов и привлечения достатка в жилище. У подножия оград темнели головки занесённых снегом деревянных изваяний Науки.
Над стойбищем висел гомон, вдалеке звенели удары молотов по наковальням, невольники несли на спинах короба с хозяйским скарбом, правили бычьими упряжками, гружёными дровами и сеном. Людей было мало: в такой мороз все либо сидели по жилищам, либо околачивались возле шатров гостей, разбитых в низине. Там велись яростные споры, местные препирались с чужаками из-за мягкой рухляди и рыбьего зуба, считали на пальцах, сколько соли, тканей, стальных ножей и серы они получат за каждый тюк соболиных шкурок и за каждый пяток лошадей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
