В Услоне найдена была в последнее время уцелевшая могильная плита, напоминающая эту когда-то почти всесильную женщину. На плите сохранилась часть надписи – это надгробная эпитафия: «здесь погребено тело рабы божией Д…» – и только; все остальное стерло время, дожди и солнце… Уцелела одна начальная буква имени – и больше ничего. Теперь, может быть, уж и буква Д стерлась.
Крапива и полынь проросли вокруг, на могиле, и покрывают самый камень, под которым лежат кости княгини Меншиковой. Вокруг разведен огород или садик, принадлежащий сельскому дьячку.
Когда везли Меншиковых, то по дороге везде народ сходился толпами глядеть на них – царскую невесту везли.
В Тобольске один из сосланных туда когда-то князем Меншиковым бросил ком грязи в княжон. Старик заплакал.
– Боже мой! в меня бросай, а не в этих несчастных детей, которые ни в чем перед тобой не виноваты, – говорил старик.
Долог был их путь до Березова. Наконец, доехали. Тогда это был еще более дикий, пустынный, более страшный город, чем теперь. Петербург оставался за четыре тысячи верст назади.
Сначала Меншиковых заключили там в острог, а после они перебрались в особый дом, построенный самим Меншиковым при помощи работников на берегу Сосвы. Домик этот заключал в себе часовню и четыре комнаты: в одной из них поместились княжны, в другой, князь с сыном, в третьей – прислуга; четвертая отведена была под кладовую. Бывшая царевна заведовала кухней, а младшая сестра ее, княжна Александра – бельем.
Однообразна, томительна была жизнь этих знаменитых арестантов; такая жизнь, которой нельзя вообразить – надо ее вынести, чтобы понять всю ее страшную убийственность.
В долгие зимние вечера дети читали Меншикову священные книги, а он им рассказывал свое прошлое, которое дети и записывали, на память и в поучение будущим поколениям. Но, к сожалению, рукопись, содержавшая этот рассказ, пропала.
Не долго ж, однако, пришлось ссыльным томиться в изгнании.
Старик Меншиков умер 12-го ноября 1729 года – только пятидесяти шести лет от роду.
За ним скоро последовала и старшая дочь, бывшая царская невеста: княжна Марья умерла 26-го декабря 1729 года, с небольшим через месяц после отца.
Умерла она ровно в день своего рождения – в этот день ей исполнилось только восемнадцать лет!
Так вообще мало живет второе поколение женщин XVIII века: великая княжна Анна Петровна, герцогиня голштинская, скончалась двадцати лет; княжна Меншикова – восемнадцати; другие женщины отходили все почти в таком же возрасте… кроме немногих: видно, что трудно было слабой, нежной и впечатлительной женской природе переживать то переходное, тяжелое время, когда старая Русь, так сказать, не на живот, а на смерть билась с Русью новой, не окрепшей, не подготовленной к борьбе.
За десять дней до смерти княжны Меншиковой, бывший ее жених, юный император Петр II, менее всех виновный в горькой участи Меншиковых, вспомнил о своей развенчанной невесте и отдал верховному тайному совету приказ – освободить из ссылки ее и остальных детей Меншикова, дозволив им жить в деревне, для чего и дать княжнам на прокормленье сто крестьянских дворов в нижегородской губернии, а брата их записать в полк.
Но милость императора уже не застала в живых его несчастной невесты.
Впоследствии уже сделались известными сдедующие обстоятельства жизни бывшей невесты Петра II.
Еще в 1728 году, вслед за Меншиковыми, приехал в Березов князь Федор Долгорукий, сын знаменитого Василия Лукича Долгорукого.
Молодой Долгорукий давно любил Марью Меншикову и, узнав о ее ссылке, взял заграничный паспорт и под чужим именем пробрался в Сибирь. Там они тайно повенчаны были старым березовским священником, которому за это подарен был барсовый плащ, долго хранившийся в потомстве священника.
Рассказывают, что летом березовские жители часто видели молодых, князя Федора Долгорукого и бывшую царскую невесту, гулявших вместе. Она ходила постоянно в черном платье с окладкой из серебра, или из серебряной блонды. Это, без сомнения, подарок богатого жениха.
Но через год молодая женщина скончалась от родов – двойней. С этими детьми ее и похоронили в одном гробу.
Обстоятельство это раскрыто было совершенно случайно, уже в нынешнем столетии, почти ровно через сто лет после смерти царской невесты.
В 1825 году, 30-го июля, в Березове искали могилу знаменитого временщика и любимца Петра Великого – и вот что нашли, по местным известиям.
Сначала докопались до двух младенческих гробиков, обитых алым сукном. Раскрыв гробочки, увидели кости младенцев, покрытые зеленым атласом и два шелковые головные венчика. Гробочки эти стояли на большом гробу, сделанном в виде колоды, из кедра, длиной около трех аршин, и обитом тем же алым сукном, как и гробики младенцев, с крестом, из серебряного позумента на крышке. Когда сняли крышку, то увидели, что в гробу, с обоих концов, не было выдолблено дерева вершка на три. Покойник, женщина, лежал покрытым зеленым атласным покрывалом. Так как покрывало со всех сторон было подложено под мертвеца, то, не тревожа его; разрезали атлас по середине ножницами. Покойник открылся почти свежий; лицо белое, с синеватостью; зубы все сохранившееся; на голове шапочка из шелковой алой материи, под подбородком подвязанная широкой лентой и фустом; на лбу шелковый венчик; шлафрок из шелковой материи красноватого цвета; на ногах башмаки, без клюш, с высокими каблуками, книзу суживающимися; переда остроконечные из шелковой махровой материи. Могила оставалась целый день открытой, и лицо покойника совершенно почернело.
Это была княжна Марья Александровна Меншикова, впоследствии княгиня Долгорукая.
До сих пор в Березове, в бывшей спасской церкви, ныне воскресенский собор, находятся две парчовые священнические ризы со звездами св. Андрее Первозванного на наплечьях, шитые дочерьми князя Меншикова, и золотой медальон изящной работы, внутри которого находится свитая в кольцо прядь светло-русых волос: медальон поступил в церковь по смерти князя Федора Долгорукого.
Светло-русые волосы, находящееся в медальоне, принадлежать княжне Марье Александровне Меншиковой, первой невесте императора Петра II.
III. Графиня Екатерина Алексеевна Брюс, урожденная княжна Долгорукая
(Вторая невеста Петра II-го)
Вторая невеста императора Петра II-го была так же несчастлива, как и первая, княжна Марья Александровна Меншикова, с судьбой которой мы познакомились в предыдущем очерке.
Да Долгоруким и вообще не посчастливилось родство с государями земли русской.
Так, из истории женщин древней Руси нам уже известно, что одна из Долгоруких была пятой – если историки не ошибаются – очень несчастной супругой царя Ивана Васильевича Грозного.
Грозный женился на Марье Долгорукой 11-го ноября 1573 года, а на второй день после брака, как нам известно, жизнь молодой царицы покончилась: царь, узнав, что его невеста до супружества не сохранила девства, приказал «затиснуть» ее в колымагу, повезти на бешеных конях и опрокинуть в воду.
Не менее злополучная доля, хотя и не кончившаяся так трагически, постигла и вторую невесту молодого императора Петра II-го, княжну Екатерину Алексеевну Долгорукую, сестру друга и любимца императора, юного вельможи Ивана Алексеевича Долгорукого.
В высшей степени любопытно следить за самым ходом драмы, в которой одним из первых, хотя против воли действовавших, лиц была княжна Долгорукая, погибшая потому, именно, что и она, подобно своей прабабушке Марье Долгорукой, была как бы насильно введена в ансамбль лиц, на действии которых построилась вся страшная историческая драма.
Мы можем следить за невольной игрой в этой драме княжны Долгорукой по рассказам особы, у которой на глазах и начался первый акт и кончился последний, когда княжна Долгорукая надолго скрылась от глаз зрителей.
Рассказы эти – это известные уже нам письма леди Рондо, жены английского резидента при русском дворе в царствование императрицы Анны Ивановны.
Письма эти пишутся в Англию, к другу той, которая пишет, и, таким образом, откровенно передают все ходячие новости дня, – этим-то они драгоценны для нас.
Так, в третьем письме своем, от 4-го ноября 1730 года, из Москвы, куда незадолго перед тем переехал двор, а за ним все посланники, министры и резиденты иностранных дворов, леди Рондо, между прочим, пишет, с кем она знакома, у кого бывает, что видит, и присовокупляет, что бывает и у супруги польского министра Лефорта, где каждый вечер собираются люди высшего общества, и, к крайнему ее огорчению, сходятся большей частью для игры в карты, и что в этой игре принимают участие и дамы.
«Несколько дней тому назад, – продолжает леди Рондо, – я встретила молодую даму, которая не играет; но происходит ли это от той же непонятливости, как и моя, или оттого, что ее сердце наполнено нежной страстью, – я не умею определить. Это – хорошенькая особа восемнадцати лет, обладающая кротостью, сердечной добротой, благоразумием и приветливостью. Она сестра фаворита князя Долгорукого. Брат немецкого посланника – предмет ее любви. Все уже улажено, и они ожидают только исполнения некоторых формальностей, необходимых в здешней стране, для того, чтобы, как я надеюсь, быть счастливыми. Она, кажется, очень рада быть в замужестве вне своего отечества, оказывает иностранцам много любезности, сильно любит своего жениха и взаимно им любима».
