class="p1">— Где пропадаешь? Пошли во Дворец на танцы.
Костя действительно оделся для танцев: в новом костюме, при галстуке, в начищенных до блеска сапогах. Полевода недоуменно посмотрел на него: какие еще танцы? Но Кубарь, ухватив за руку, уже тащил его в сторону Дворца. Там проходила репетиция самодеятельности, Костя танцевал первым. Плясал он лихо, словно на невидимых крыльях летал по гулким подмосткам, выбивая частую дробь. Потом закружились парами девушки, легкие и тонкие, словно березки. Но Полеводе было не до танцев. Он постоял несколько минут и стал пробираться к выходу. По дороге ему встретился Звонцов. Он шел со стороны чайной, слегка покачиваясь. Полевода увидел его в свете фонаря и хотел было свернуть в сторону, но Пышка окликнул его:
— Шуряк, погоди-ка!
Дмитрий нехотя придержал шаг. Пышка был одет, как всегда, в коротенькое, выше колен, пальто, узенькие брючки и остроносые туфли без галош. «Форсит, а ноги, небось, мокрые», — с усмешкой подумал Полевода. Пышка уже успел выпить, но держался на ногах уверенно. Он вытащил из кармана папиросы и предложил:
— Выпить не хочешь, шуряк? А то могу угостить.
— Неохота да и времени нет, — стараясь не глядеть на него, проговорил Полевода.
— Зря, — искренне пожалел Пышка и, ухмыляясь, добавил: — Высокая идейность мешает, ясно…
Дмитрий ничего ему не сказал и медленно зашагал своей дорогой. Звонцов не отставал от него. Ему, видно, не хотелось так скоро отпускать Дмитрия.
— А почему про Ирину не спрашиваешь? — снова заговорил Пышка.
Дмитрий посмотрел на него через плечо, остановился.
— А что с ней?
Пышка втянул голову в плечи.
— А что может случиться с красивой девицей в чужом городе? Наверно, замуж вышла…
— Что ж, это ее дело. Пусть выходит… — сказал Дмитрий.
— Вот это по-нашему, по-современному! — обрадовался Пышка. — Привязать себя к одному подолу? Да кому это нужно…
— Как ты можешь так говорить! — возмутился Дмитрий. — Ведь она твоя сестра.
Пышка громко рассмеялся.
— Сестра… А сестра — не баба, по-твоему? Такая же, как и все…
— Ты пьян! — сквозь зубы процедил Полевода. — Иди-ка домой, — и слегка оттолкнул Пышку от себя, Звонцов придержал его за локоть.
— Ты не толкайся, я еще не все тебе сказал, — предупредил он и умолк.
— Ну говори, что еще, — потребовал Полевода.
Они стояли в стороне от фонаря, в плавно покачивающемся полуосвещенном пятне. Пышка шагнул к низкому деревянному забору, которым был огорожен сквер, оперся о него спиной, как будто не собирался скоро уходить, переспросил:
— Что, спрашиваешь?.. — глаза его блестели. — А то, что ты простофиля. Она тебя просто за нос водит, хочет побольше деньжат выкачать. Честно! — И клятвенно приложил руку к сердцу.
Полевода не верил своим ушам: откуда у Пышки такая ненависть к Ирине? И как он мог узнать о деньгах, которые Дмитрий выслал ей? Неужели она написала брату?
— Поступи ты в консерваторию, — продолжал Пышка, — дело другое. Ирка так мне по секрету и сказала: Митька-шахтер мне до лампочки… Честно говорю, — и опять приложил руку к сердцу: — Тут я с ней согласен: талант-то какой был! А теперь? Всякий вкус к музыке потерял. Я это заметил. — Он закурил, выпустил колечко дыма и, прищурив один глаз, продолжал: — Помнишь, как тогда в клубе ты с этим Прудником выпроводил меня из-за пластинок?.. Помнишь? А ведь песенки были первоклассные. Всей Европе нравятся, только у вас, дикарей, не в моде…
— Ну, ты потише насчет дикарей! — сдержанно предупредил его Полевода. — Это на тебя да на твою компанию, как на дикарей, все смотрят. Дикари и есть! — с вызовом заключил Дмитрий. В нем закипала лютая ненависть к этому парню, к его нелепой одежонке, к тому, что он говорил об Ирине, о музыке.
— Да что с тобой спорить, как есть Митька-шахтер.
— А ты зачем в шахту пошел? — спросил Дмитрий.
— На честность?
— Ясное дело.
Звонцов оторвался от заборчика, шагнул к Полеводе.
— Чтоб стаж заработать и в институт махнуть, вот зачем.
— Я тоже решил в институт.
— Так ты в заочный, а я на стационар.
— В какой институт? — поинтересовался Дмитрий.
Пышка, не задумываясь, ответил:
— А не все равно в какой? Хоть в косметический. Есть такой, не знаешь? Не в шахте же пропадать…
Полевода не дал ему договорить. Оттолкнул с дороги и зашагал к дому. Ему очень хотелось, чтобы Пышка бросился вслед за ним. Тогда бы он показал ему «косметический»… Но, не услышав за спиной шагов, нехотя побрел домой.
Тяжелое набухшее небо нависло над самыми фонарями. Тухли огни в домах. Во Дворце сразу погасло много окон. Видимо, начался киносеанс. Пустой, молчаливый, будто вымерший поселок лежал перед Полеводой. На мгновение ему почудилось, что он остался один, один во всем мире…
Дмитрию не хотелось верить тому, что рассказал Пышка об Ирине, но он перестал писать ей. Несколько раз брался за перо, но больше двух-трех избитых фраз написать не мог.
И вот однажды, войдя к себе в комнату, Дмитрий увидел на столе письмо. Сразу же бросилось в глаза слово, взятое в скобки, «лично». Что-то томительно радостное шевельнулось в душе. Он схватил конверт, осторожно, чтоб не смять, сунул в карман и выбежал из дому в сад. Спрятавшись в беседке за пожухлой прошлогодней лозой, быстро разорвал конверт. Письмо было короткое, но теплое. Ирина писала, что соскучилась, что скоро приедет на каникулы домой и тогда все расскажет о себе. У Дмитрия сердце колотилось от волнения. Он долго ходил по двору, делая вид, что рассматривает набухшие почки на вишнях. Мысли же его были заняты Ириной.
Ирина действительно вскоре приехала. Об этом он узнал от Пышки. Они встретились перед спуском в шахту, у клети. Пышка отозвал его в сторону и так, чтоб никто не услышал, сказал:
— Что ж к возлюбленной не заглядываешь?
«Снова пьян или просто шутит», — подумал Дмитрий. Но выражение лица у Пышки было серьезное. Он порылся в кармане, вынул в несколько раз свернутый листок и небрежным движением руки протянул его Полеводе:
— За услуги придется платить, дорогой, — сказал он. — Не нанимался я к вам в почтальоны. — И отошел в сторону.
Полевода нетерпеливо развернул письмо. В нем было несколько слов: «Приходи завтра в семь вечера к нам домой. Ира». Сердце его дрогнуло от радости.
По дороге к лаве Полевода подбадривал членов бригады:
— Дать бы сегодня не по одной, а по две тонны на брата лишку — и всем рекордам крышка.
— Смотри, наш бригадир стихами заговорил, — весело отозвался Кубарь. — Подозрительно что-то…
— Записочку от возлюбленной получил, вот и воспрянул духом, — вставил кто-то.
«Подглядели все же, черти», — подумал
