— Да, я помню, — ответила Мод. Лицо Генриха приобрело тревожный багровый оттенок, вызвавший у Мод неприятные воспоминания об отце во время приступов гнева.
— Дай ему еще одну, — вздохнув, сказала она няньке.
Изабелла неодобрительно нахмурилась.
— Это неправильно, мадам. Нельзя позволять молодому господину думать, что он может раздражительностью и упрямством добиться своего.
— Ты полагаешь? — с сомнением спросила Мод. Она не могла отказать сыну ни в чем.
Как по волшебству, вопли прекратились, Генрих сел и вытер нос и щеки рукавом зеленой туники. Все еще шмыгая носом, он кинулся на шею Мод, тут же получил тарелку медовых лепешек, и, победно взглянув на Изабеллу, немедленно засунул в рот сразу две штуки.
— Взгляните, мадам. — Кормилица протянула Мод младенца. — Господин Жоффруа хорошо прибавил в весе. Сейчас он достаточно полненький.
— Великолепно, — сказала Мод, пытаясь проявить интерес, которого не чувствовала, рассеянно погладив младенца по головке.
Алебастровая кожа, голубые глаза и золотисто-рыжие завитки волос делали маленького Жоффруа миниатюрной копией его отца. Жоффруа продолжал сосать грудь, а Мод нежно глядела на Генриха, вытирая капельки меда с его подбородка, и сердце ее таяло от любви и гордости.
Он уже сейчас ведет себя как маленький тиран, — нянькино несчастье! — полностью подчиняя себе замок своими капризами и приступами гнева, драчливостью и упрямством. К тому же ее сын обладал даром завладевать сердцами — его обаяние было неотразимо. Юный Генрих был не по возрасту развит, смышлен, физически силен, как шестилетний ребенок, и имел ненасытное желание учиться. Он задавал так много вопросов, что месяц назад у него появился первый наставник.
— Для своих лет он необыкновенно умен и развит, я согласен с тобой, но откуда эти дикие приступы ярости? — неоднократно замечал Жоффруа, недоуменно хмурясь. — Неужели Генрих пошел в своих свирепых предков, диких нормандцев, разоривших побережье Европы?
Мод испытывала искушение ответить, что анжуйцев считают дьявольским порождением, что их история испещрена насилием, не говоря уже об убийствах и предательствах. Но она сдерживалась в интересах сохранения хрупкого перемирия между ней и мужем.
— Ну, такого наследника вряд ли можно стыдиться. — Она довольствовалась этим высказыванием. — В конце концов, Генрих — правнук Завоевателя, достаточно прославленного предка.
— А как же знаменитый анжуйский предок, нынешний король Иерусалима, Фальк? — мгновенно откликался Жоффруа, как бывало всегда, когда Мод упоминала Завоевателя.
Она содрогалась при мысли о том, что у Жоффруа когда-нибудь возникнет подозрение, что Завоеватель — прадедушка Генриха с обеих сторон. «Как жаль, что это надо держать в секрете, — с грустью думала Мод. — Ведь ни один наследник в Европе не может похвастаться такой могущественной родословной!» Она никогда не сомневалась, что ее сын — ее и Стефана, — дитя их огромной любви, предназначен для великих дел.
Во дворе послышался стук копыт и возбужденные голоса. Мод выглянула в открытое окно и увидела внизу своего единокровного брата Роберта Глостерского и Брайана Фитцкаунта, разговаривающих с Жоффруа и дворецким. Грумы уводили их взмыленных лошадей. Жоффруа что-то сказал дворецкому, тот кивнул и исчез из виду.
«Должно быть, новости об отце, — Мод охватило предчувствие беды. — Он при смерти? А может, уже умер? Дева Мария, не позволь ему умереть, — молилась она, — пока мы не помирились. Я не перенесу этого!»
Трое мужчин исчезли в главной башне. Распрямив плечи, Мод покинула детскую и спустилась по лестнице. В большом зале мужчины и присоединившийся к ним епископ Анжерский столпились у открытого камина, греясь у огня. С забившимся сердцем Мод подставила щеку Роберту и подала руку Брайану.
— С чем вы приехали? — спросила она.
— Плохие новости, жена, — ответил Жоффруа с помертвевшим лицом и заблестевшими глазами. — Ты не поверишь…
— Мой отец умер, — с внезапной уверенностью произнесла Мод.
— Более двух недель назад, объевшись вареными миногами, — подтвердил Роберт. Лицо его, искаженное и осунувшееся, постарело лет на десять с тех пор, как Мод видела его в последний раз. — Его тело лежит в Кане, ожидая погребения в Лондоне.
Мод перекрестилась, сморгнув слезы. Невозможно поверить, что она больше никогда не увидит темноволосую могучую фигуру отца, невероятно представить, что эта железная воля угасла. Конфликт между ними исчез в небытии; Мод помнила только то время, когда отец помог ей вернуться в Анжу, и, что еще важнее, тот прецедент, который он устроил, когда бросил вызов общественному мнению, объявив ее наследницей.
— Если бы Господь призвал его на месяц позже, я была бы рядом с ним, — сказала Мод. — Я никогда не прощу себе, что не вернулась в Нормандию раньше… Что он умер, когда мы отстранились друг от друга… — Мод с трудом подавляла слезы, вспоминая, как прошлым маем приняла роковое решение вернуться к Жоффруа и оставить отца.
Расхаживая взад-вперед по залу, она вдруг внезапно осознала, что стала королевой Англии и герцогиней Нормандии. Со временем можно будет позволить себе роскошь радостного волнения и начать утверждаться в своем новом положении, но в данный момент горе завладело всем ее существом.
Кажется, Роберт что-то сказал… Мод подошла к брату.
— Две недели? Ты говоришь, что он умер более двух недель назад? Почему же никто не сообщил мне? Если бы я узнала об этом сразу, то уже сейчас могла быть в Нормандии! — Умолкнув, Мод погладила Роберта по руке. — Прости, брат. Я знаю, что на твои плечи легло много забот. — Она повернулась к Жоффруа. — Нам надо выехать сейчас же, чтобы я могла сопровождать тело отца в Англию. Он всегда хотел быть похороненным в аббатстве Рединг. После похорон меня, надеюсь, коронуют… — Она остановилась, внезапно почувствовав какое-то напряжение, исходящее от четверых мужчин.
Что-то, помимо смерти короля, отягощало их сердца.
— Отец что-нибудь говорил обо мне перед смертью? — несколько встревоженно спросила Мод. Почему они так смотрят на нее? О чем боятся рассказать?
— Все произошло так внезапно, что он не успел ни о чем распорядиться, — быстро ответил Роберт. Слишком быстро…
— Понимаю. — Мод заглянула в его измученное лицо. — Скажи мне, что тебя беспокоит, — мягко сказала она. — Что бы это ни было, у меня достаточно сил вынести все.
Роберт и Брайан беспомощно переглянулись.
— Ради Бога, расскажите ей, что сделал этот бессовестный вор! — взорвался Жоффруа. Глаза его сверкали, рот дергался от волнения.
