Вскоре после этого разговора Стефан с огромными силами двинулся к северу Шотландии. Это была первая настоящая армия в Англии за последние тридцать пять лет. Но к тому времени как Стефан достиг Дурхэма, король Давид уже понял, что не может противостоять превосходящей его по численности армии англичан, и стал просить о перемирии. Стефан, сопровождаемый графом Лестерским, встретился с шотландским королем в кафедральном соборе Дурхэма.
— Я не могу доверять вам, родственник, — сказал Стефан. — Разве вы забыли, что королева Англии — ваша родная племянница? Вы должны принести мне присягу и пообещать, что в будущем никогда не станете воевать против Англии.
Давид посмотрел на него простодушными голубыми глазами и мрачно улыбнулся.
— Э, настоящая королева — моя другая родная племянница. Клянусь святым Андреем, совесть не позволяет мне принести вам присягу, Стефан, потому что прежде я уже присягнул на верность Мод.
Стефан почувствовал, что лицо его вспыхнуло и он не может встретиться с немигающим взглядом Давида. В присутствии этого монарха, обладающего высокими принципами, чья честность была вне подозрений, его самоуверенность несколько поубавилась.
— Вы виновны, сир, в незаконном агрессивном нападении на Англию, — сказал Робин Лестерский. — Мы вынуждены пойти на принудительные меры и взять заложников, чтобы заручиться вашей будущей верностью.
— Вы собираетесь меня запугать? — резко ответил Давид. — Стефан из Блуа не имеет прав на трон, и он хорошо это знает. Я дорого ценю свою совесть.
— Не торопитесь, Лестер, — сказал Стефан, когда Робин схватился за рукоятку меча. — Нет причины говорить о заложниках или о чем-то подобном. Давайте придем к соглашению, родственник. Я понимаю ваше нежелание нарушать клятву и не собираюсь принуждать вас к этому. Чего вы хотите от меня, чтобы между нами сохранялся мир?
Робин возмущенно ахнул и перебил его:
— Я решительно протестую! Заложников надо взять. Нельзя позволить королю Давиду думать, что Англия прощает его действия.
Но Стефан проигнорировал предупреждения Робина, и Давид Шотландский неохотно согласился сохранять мир в обмен на определенные права в графстве Нортумбрия. Вдобавок Стефан пообещал отдать королю большую часть Кумберленда и Уэстморлэнда. Он не мог объяснить даже самому себе, почему благорасположение короля Шотландии так важно для него.
Когда он вернулся в Лондон, Анри уже ждал его в Вестминстере. Заметив недовольство брата, Стефан понял, что новости из Дурхэма обогнали его. Неужели у Анри шпионы везде, даже при дворе своего брата?
— Как ты мог так поступить? — все еще не веря слухам, спросил епископ, следуя за Стефаном в комнату Матильды. — Как ты мог выказать себя таким слабым королем?
— Слабым? Слабым? — повторил, защищаясь, Стефан. — Прекращение войны с Шотландией — по-твоему, слабость или благоразумие? Зачем проливать лишнюю кровь?
— Но ведь Давид был в твоей власти! Я не понимаю твоих соображений. Проявление силы — вот что прекращает войну, а не потворство совестливости старого дурака. Я никогда не слышал ничего подобного! Короля Шотландии нужно было силой заставить принести присягу на верность; заложников следовало взять, а также применить некоторые принудительные меры. А вместо этого ты ублажил его на свой собственный риск.
— На мой собственный риск? — Стефан рассмеялся. — Я дал ему то, что он хотел, так чего мне теперь бояться?
Анри в отчаянии поднял руки.
— Клянусь Богом, самый большой слепец тот, кто не хочет видеть! Ты ублажил Давида за счет Ренальфа, графа Честерского. Карлайсл — родовое имение Честеров, а ты отдал его Давиду, как часть, прилегающую к Уэстморлэнду по соглашению.
— Ну и в чем дело? Честер — один из моих сторонников, он все поймет.
— Он поймет? Ты нажил себе врага в лице могущественного графа и проявил себя как слабый монарх. Наш покойный дядюшка никогда бы не повел себя подобным образом. В будущем не принимай никаких решений, предварительно не посоветовавшись со мной. — Епископ Анри выскочил из комнаты, прежде чем брат смог ответить.
Стефана охватила дикая ярость. Как Анри посмел обращаться с ним, словно с идиотом? Правда, можно согласиться, что его поведение с королем Давидом было импульсивным, и он действительно забыл, что Карлайсл являлся частью владений Честера. И все же Анри непростительно так гнусно обращаться с братом. Стефан хотел броситься вслед за этим наглецом и дать ему пощечину, но увидел перепуганный взгляд Матильды и попытался успокоиться.
— Однажды Анри зайдет слишком далеко, — пробормотал он. — Мы все временами делаем ошибки… если это действительно была ошибка.
— Успокойся, — сказала Матильда, откладывая шитье. — Помни, что король — ты, а не Анри. Это твое право — решать, что верно или неверно. Епископ забыл свое место. Ты должен напомнить ему, кто правит страной.
Успокоенный словами жены, Стефан сел рядом с ней и принял от подоспевшего слуги кубок вина.
— Кажется, Анри считает, будто королевством управляет он, а не я, — размышлял вслух Стефан. Ему пришло в голову, что, став архиепископом Кентерберийским, его брат приобретет еще большую силу и влияние. Здесь решительно было о чем подумать.
Нормандия, 1136 год.
В городке Аржане на нормандской границе, в спальне, расположенной наверху продуваемой сквозняками квадратной крепости, Мод слушала стоны Жоффруа. Холодная комната, в которой стояли лишь узкая кровать, шаткий стол и трехногий стул, в тусклом свете осеннего утра выглядела уныло и мрачно. Влажные стены были ничем не завешаны, а сырые бревна в жаровне не столько согревали, сколько чадили. Взглянув через узкое окошко в потрескавшейся, осыпающейся стене, Мод мельком заметила дугу серебристого неба, а под ней — тростниковые крыши с ютящейся между ними церковью, окруженные грязными полями.
Муж опять застонал. Мод отвернулась от окна и подошла к кровати.
— У меня пересохло в горле, — прохрипел он.
Мод молча налила в деревянную чашку вина из глиняного кувшина. Жоффруа медленно протянул к ней руку, с жадностью осушил и скривился.
— Такую мочу я не дал бы и свинье.
— Это все, что есть, — бесстрастно ответила Мод.
— Я хочу вернуться в Анжу, — простонал Жоффруа. — Если я умру, это должно произойти в Анжу.
— Вы не умрете, — устало произнесла Мод. — У вас лишь небольшая рана на ноге.
— Она может нагноиться в любую минуту. — Жоффруа опять жалобно застонал и отвернулся к стене. — Люди часто умирают от таких ран.
