кило. Единственное, что для меня пока не ясно, почему вы живете затворницей… Нет, нет, не перебивайте! Клуб, поездки — это работа и не более того. А вот жизнь…
— А что вам моя жизнь? Вы, например, живете с бабушкой. И мне тоже непонятно: то ли потому, что вам так удобно — ну, постирать, поесть приготовить, убраться, — то ли из-за собственной безответственности.
— Ромала, не думаю, что безответственный человек смог бы добиться того, чего достиг я. Это не хвастовство, а голый факт. А по поводу того, почему живу с бабулей… Она мой ангел хранитель! Мировая женщина! Я порой так жалею, что не повстречал ее раньше. Но вы знаете, говорят, что мы встречаем нужных людей не рано и не поздно, а тогда, когда нужно. Когда без них — катастрофа! Смерть моральная, если хотите…
Ромала смотрела на него во все глаза… И была сражена! То, что он говорил, было не просто словами. Там, в глубине души, тлел еще недогоревший огонь какой-то боли. Потери. Утраты. В груди заныло жалобно и тревожно. Дима повернулся к ней — она глядела на него и, лишь встретившись глазами, отвела взгляд.
— Молчите? — зачем-то спросил он и подумал о той фотографии с парнем.
— А что тут скажешь? — проговорила девушка.
— А вы знаете, я ведь собирался к вам со дня на день, — вдруг признался Дима.
— Зачем?
— Как зачем?! Я же говорил вам, вы мне очень понравились. Давайте заедем куда-нибудь, попьем кофе, съедим пиццу, о жизни поговорим…
— Дима, какой кофе? Вы на часы-то посмотрите: два часа ночи! И так поздно я не ем. Во всяком случае, точно не пиццу.
Он и правда потерял счет времени. С Ромалой было интересно. А еще в ней было что-то такое, что Дмитрий никак не мог охарактеризовать. Иной раз ее глаза заволакивала грусть, граничащая с отчаяньем. Тоска захлестывала в душу, как прибой, и тогда Дмитрий терялся. Он привык иметь дело с девицами, которые хотели от него денег, иногда внимания, бывало, что и того, и другого. Они строили глазки, и он с ними просто спал.
Маришка в их число не входила. Она была для него соратником, что ли… В ней сочеталось всё, что он ждал от отношений: без взаимных претензий, без обид и упреков. При необходимости она всегда вставала на его сторону и готова была биться под его знаменами. Но в то же время могла без обиняков прямо в лоб сказать всё, что думает по тому или иному поводу. Отругать его, но никогда — оскорбить. К тому же, с ней было хорошо спать. Не женщина, а сто в одном флаконе! Но, как говорится, одна ложка дегтя портит бочку меда, так и тут. Были вместе, но без любви. Уважение — да! Но без внутреннего трепета. Забота — да! Но без вдохновения. Как-то наполовину. Не до конца. Будто оставляя часть души про запас. Она смогла это признать. Сделала то, на что он вряд ли бы решился. С тех пор как они расстались, Маришка не пустила больше его в свою постель. Одно время у нее был парень, и Дима удивлялся своему безразличию. Ни капли ревности. Даже намека на нее. А ведь он едва не женился на этой девушке.
Девицы были. Но… не всерьез. Жил у бабули. И жизнь казалась сложившейся и устроенной. Пока не увидел Ромалу. Она была ему близкой по духу, по какой-то внутренней боли, которая терзала девушку. Что-то похожее испытывал и он, и близость чувствовал явно.
— Коль вы вызвались быть моим водителем на сегодня, везите меня домой. Ужасно хочется спать, — проговорила Ромала.
— Так мы уже подъезжаем, — усмехнулся парень. — Дайте мне ваш номер телефона.
— Зачем?
— О, да вы уже носом клюете, барышня! Затем, что, коль вы забыли, напомню. Ваша драгоценная колымага стоит в автомастерской. Помните?
— У-у, жуть какая! Ну, вот как я завтра без машины?! Придется опять пересаживаться на маршрутку. А завтра еще у крестника день рождения.
— У моего племянника тоже завтра справлять будут.
— Так суббота! Самое время для праздника.
— Может, сходим завтра куда-нибудь? — вдруг спросил Дима.
— Обещать не могу. Он же мне крестник. Я принимаю участие в его воспитании, поэтому вряд ли смогу освободиться рано, если вообще поеду домой ночевать.
— Ну, тогда созвонимся завтра вечерком?
— Хорошо, — согласилась Ромала.
Дима проводил ее до квартиры. Помялся в дверях. И не поцеловал, и даже не взял за руку. В другой бы раз Ромала обратила на это внимание, но сегодня ноги заплетались одна за другую, глаза слипались сами собой, и совершенно не думалось!
Глава 22.
Гости были в сборе. Лешка носился по квартире то с воздушным змеем, который никак не хотел летать, то с машиной, то с вертолетом. Маленькая Ромала не поспевала за братом. Лишь взвизгивала, когда он проносился мимо. Родители смотрели за тем, чтоб эти двое не сшиблись где-нибудь в коридоре. Кто-то из Люсиных родственников подарил мальчонке щенка, и тот успел написать на диван. Милославская согнала нерадивого питомца с дивана, наподдав полотенцем.
— Я вас спрашиваю, кто принес это безобразие? — кричала она.
В момент дарения она была на кухне, и тут на тебе! Сюрприз! Но гости отмалчивались, и было неясно, кто же даритель.
Лешка к щенку отнесся весьма равнодушно, а вот к гигантскому «Лего» проявил заинтересованность. Дети быстро растащили конструктор по квартире, и взрослые, не глядя под ноги, наступали то тут, то там на раскиданные детали.
— Люсь! Люся!!! Посади их уже за стол! — взмолился Павел.
— Рано! — рявкнула жена, и муж обиженно отошел от нее.
— А кого ждем? — спросила Ромала.
— Брата моего. Кстати, не женат! Мы с детства не общались, а тут недавно Паша ремонтировал машину, так и нашлись.
— А чего не общались-то?
— Да как тебе сказать! Родителей, наверное, нужно за это благодарить! Мой и его отец — родные братья. Но тот рано ушел из семьи, связь потеряли. Мой отец вообще как-то странно относится к родственникам, так что, если бы не фамилия, я бы тоже не узнала его.
— А какая фамилия?
— Ты чего, Ромал? Отцы — родные братья, значит, моя девичья! Милославская!
