— До завтра.
Пиппа нежно целует ее в щеку и направляется обратно к замку, а фабричные девушки тянутся за ней, как процессия фрейлин. И никто не предлагает помощь Вэнди.
Вэнди сама нащупывает дорогу и наконец находит мой рукав.
— Мисс? А вы можете взять меня с собой?
— Мне очень жаль, Вэнди. Я не могу привести тебя назад в мой мир, — говорю я, поворачивая ее лицом к замку.
— Мне страшно, мисс. Мне здесь не нравится. В замке так тихо по ночам, и мистера Дарси теперь нет… А когда я зову, никто не откликается…
— Вэнди!
Это Бесси вернулась за ней. Она стоит, выпрямившись, как солдат, и держит дубину в свой рост.
— Идем уже! Мисс Пиппа ждет.
Вэнди неуверенно направляется к ней, но Бесси отпрыгивает в сторону, когда девушка приближается.
— Найди меня!
Бесси грубо хохочет, а потом бесцеремонно тащит слепую девочку к замку.
— Где ты пропадала, Джемма? — настойчиво спрашивает Фелисити.
Она ведет пальцами по стене коридора, идущего к тайной двери.
— Опять к Цирцее ходила?
— Да, — отвечаю я, потому что устала лгать.
— Но ты хороша, а? Не доверяешь Пиппе, но доверяешь этой… этому существу, убившему твою мать!
— Тебе не понять, — говорю я, проталкиваясь сквозь мерцающий свет тайной двери в восточное крыло.
Фелисити дергает меня, поворачивая к себе лицом.
— Конечно, мне не понять. Потому что я всего лишь твоя подруга, которая заботится о тебе!
— А стала бы ты обо мне заботиться, если бы я не владела магией? — спрашиваю я.
— Это то же самое, что спросить: «Стала бы я тебе нравиться, если бы не была собой?» Магия — часть тебя, а ты моя подруга, — говорит Фелисити.
От ее слов у меня на глазах выступают слезы, я ужасно себя чувствую из-за того, как обращалась с Фелисити, не доверяла ей, и из-за того, что должна рассказать о Пиппе.
— Ох, нет! — восклицает вдруг Энн и обхватывает себя за плечи. — Моя шаль! Она, должно быть, упала!
И, не задумываясь, она протягивает руку — и все вокруг заполняется светом, и дверь открывается перед ней.
— Энн, как ты это сделала? — спрашивает Фелисити, вытаращив глаза.
— Я не знаю, — отвечает Энн. — Я просто захотела войти туда, и… вот и все.
— Отойди-ка в сторонку, — приказывает Фелисити.
Она протягивает руку к двери, на лице отражается отчаянное сосредоточение. И снова портал распахивается во всю ширь. Фелисити усмехается так, словно наступило рождественское утро.
— Вы понимаете, что это значит? Джемма — не единственный способ попасть в сферы! Кто угодно может открыть дверь! Мы можем входить и выходить, когда нам вздумается!
Они обе начинают прыгать от восторга.
— Я сейчас верну твою шаль, хорошо? — говорю я Энн.
Она смеется.
— Я теперь сама могу ее достать!
Она открывает дверь — и через секунду возвращается со своей шалью, счастливая донельзя.
— Разве это не чудесно?
Ну же, Джемма! Скажи: «Да, это чудесно, что я теперь не так уж и нужна вам».
— Поздно уже, — говорю я. — Нам пора быть в школе.
Я слышу, как они восторженно хихикают за моей спиной. Но продолжаю шагать к школе, надеясь, что они пойдут следом, но понимая: могут и не пойти.
Глава 48
Весь день я чувствую себя не в своей тарелке. Креостуса убили. Лесной народ больше не доверяет мне, и я не могу поставить им в вину, что они меня подозревают, потому что разве я сделала хоть что-то, чтобы завоевать их доверие? Я вижу призраки и тени там, где их нет. Вильгельмина исчезла, как в магическом фокусе. А сама магия и сферы меняются: дверь теперь открывается без моей помощи, а Пиппа…
Пиппа. Магия укоренилась в ней. Она растет. И каждый раз, когда я пытаюсь уговорить себя, что не следует бояться, я вспоминаю мистера Дарси.
«Правда в ключе». Хотелось бы мне заполучить этот ключ, потому что в голове у меня все перемешалось, и я отчаянно нуждаюсь в правде.
Но одну ошибку я могу исправить. Когда дневные дела завершены, я отправляюсь на поиски Сесили. Я нахожу ее в библиотеке. Бригид устроила ее на кушетке, нога Сесили покоится на подушке. Она пребывает в ужасном настроении, потому что не сможет присутствовать на костюмированном балу — и не мне ее винить. И она совсем не рада видеть меня. Когда я приближаюсь, Сесили поднимает повыше журнал «La Mode Illustree», так что я вижу лишь картинку с изображением элегантной дамы, одетой в наимоднейшее платье.
— Я тебе принесла книгу, «Гордость и предубеждение». Подумала, может, я могла бы тебе почитать вслух, — предлагаю я.
Сесили перелистывает страницы с изображениями прекрасных туалетов.
— Я уже много лет как сама умею читать.
— Как твоя лодыжка? — спрашиваю я, ставя стул рядом с кушеткой.
— Болит, — фыркнув, отвечает Сесили. — Я не смогу выступить со своим танцем. Я вообще не смогу танцевать. И вечер для меня пропал.
— Я подумала, а что, если ты вместо меня прочитаешь стихи мистера Йейтса?
Сесили прищуривается.
— С чего вдруг?
— Ну, ты ведь отлично декламируешь, куда лучше, чем я, и…
— Нет, почему ты это предлагаешь? Тебя что, мучает совесть, мисс Дойл?
Сесили слишком пристально смотрит на меня.
— Это было бы лишь справедливо, — говорю я.
— Дай посмотреть стихи, — говорит она после недолгой паузы, и я протягиваю ей книгу.
Сесили сразу же начинает декламировать, и когда я ухожу, она репетирует с такой бешеной энергией, что сразу становится понятно: Сесили будет звездой представления на маскараде.
Да помогут нам небеса…
В коридоре меня останавливает Энн. В ее руках — журнал «Эра», в котором печатают объявления для разного рода исполнителей и списки театральных агентств и театров.
— Джемма, взгляни!
Она показывает мне объявление театра Гайети.
ДЛЯ ЖИЗНЕРАДОСТНЫХ ДЕВУШЕК!
В июле начнется новое, оригинальное музыкальное представление.
Композитор — Чарли Смоллз.
Молодые леди со здоровой фигурой и хорошим голосом могут встретиться с мистером Смоллзом в среду, двадцать девятого апреля, от полудня до трех часов дня.
Необходимо также умение немного танцевать.
— Ты ведь помнишь Чарли Смоллза, аккомпаниатора? Ему понравился мой голос, — говорит Энн и прикусывает губу. — Если бы я смогла встретиться с ним…
— Двадцать девятое? Но это же завтра! — говорю я.
— Я понимаю, что мне не следовало бы просить, — продолжает Энн. — Но обещаю, на этот раз я не отступлю.
Я киваю.
— Хорошо. Мы это устроим. Не знаю, как, но устроим.
Сразу после ужина в гости к мадемуазель Лефарж является инспектор Кент. До их свадьбы осталась всего неделя. В большой гостиной инспектор потчует нас разными историями о безрассудной храбрости служащих Скотленд-Ярда. Нам хочется разузнать побольше о Джеке-Потрошителе, но инспектор вежливо уходит от этой темы. И все это время мадемуазель Лефарж сидит рядом с ним, гордясь, что этот мужчина принадлежит ей.
— Расскажите еще что-нибудь! — просим мы.
— Ну, я боюсь, что вы будете плохо спать, если я расскажу вам одну историю, — заявляет инспектор, коварно улыбаясь.
Услыхав такое, мы хором умоляем его немедленно рассказать все как можно подробнее и клянемся, что не станем вскакивать среди ночи и звать на помощь.
Инспектор Кент аккуратно отпивает глоток чая.
— Эта история касается труппы бродячих актеров, которые, похоже, исчезли неподалеку от этих мест.
— Надо же, — говорит мадемуазель Лефарж. — А к нам как раз недавно заглядывали бродячие актеры.
— Вопреки всем моим возражениям, — ворчит миссис Найтуинг.
— Это довольно странная история, надо заметить, — продолжает инспектор Кент. — Судя по всему, эта труппа должна была встретиться с собратьями по ремеслу в Дорсете, но так туда и не явилась. А мы тем временем получаем донесения, что именно эту компанию видели в разных деревнях, они возникали то тут, то там, как призраки. И на всем их пути поговаривают об исчезнувших людях.
Девушки наслаждаются историей, особенно волнуясь, когда инспектор Кент многозначительно поводит бровями.
Но я насторожилась и полна внимания.
— Так это были привидения?
Инспектор громко хохочет. Девушки хихикают, сочтя мой вопрос глупым.
— Видите ли, за двадцать лет службы в Скотленд-Ярде я повидал самых разнообразных мошенников, но ни разу не видел призрака. Я скажу вам, что я думаю об этом случае. Я уверен, что эти бродячие актеры, будучи людьми весьма сомнительного образа жизни, завладели денежками тех коллег, с которыми должны были встретиться в Дорсете. А потому и не пришли туда. Что же касается сообщений о пропаже людей, ну… в каждой деревне найдется такой, кому необходимо сбежать по той или иной причине.
