Сила, которую я едва-едва утихомирила, снова вздымается во мне, и я вынуждена сесть.
Фелисити подходит к Пиппе, сложив руки на груди.
— А где вы все были совсем недавно?
Пиппа небрежно отвечает:
— Ягоды собирали.
— Мы искали вас в лесу, — не отступает Фелисити.
— Похоже, не слишком старательно.
Бесси подходит и встает рядом с Пиппой. Она выше Фелисити на целую голову.
— Что-то не так, мисс Пиппа?
Пиппа не спешит сказать что-нибудь вроде: «Нет-нет, Бесси, не глупи, все в порядке». Она позволяет угрозе на несколько мгновений повиснуть в воздухе и наслаждается моментом. Но наконец говорит:
— Нет, Бесси, спасибо.
Уперев руки в бока, она поворачивается к Фелисити:
— Я тоже могла бы спросить, где была ты, но, полагаю, ты была просто слишком занята своей жизнью. Не здесь.
— Пиппа…
Фелисити пытается сплести пальцы с пальцами Пиппы, как обычно, но Пиппа отдергивает руку.
— Я принесла тебе подарок, — с надеждой говорит Фелисити.
Она протягивает Пиппе тонкий сверток в коричневой бумаге.
Глаза Пиппы вспыхивают, когда она срывает обертку. Потому что в свертке — три страусиных пера.
— Чтобы тебе было чем себя приукрасить, — мягко говорит Фелисити.
— Ох! Ох, до чего же они хороши!
Пиппа бросается к Фелисити и обнимает ее, и Фелисити наконец улыбается.
Бесси шатается по комнате, держа корзину с ягодами, и едва не сбивает с ног бедняжку Мерси.
— Ой, помоги-ка мне их прикрепить, — просит Пиппа.
Фелисити привязывает перья на затылке Пиппы с помощью стебля какого-то сорняка, сорванного на алтаре.
— Как я выгляжу? — спрашивает Пиппа.
— Прекрасно! — охрипшим голосом отвечает Фелисити.
— Ох, как это прелестно! Знаешь, что нам нужно, чтобы поднять настроение? Веселый праздник! Чтобы каждая девушка как бы впервые вышла в свет. Это будет волшебный бал, и самый грандиозный! Мэй, Мерси! Кто со мной? Бесси, ты ведь тоже играешь?
Девушки подпрыгивают от возбуждения. Мэй срывает со стены цветок паслена и затыкает за ухо. На пол звучно шлепается червяк, и я не могу сказать, откуда он сорвался — с цветка или с уха девушки.
— Джемма? — Пиппа протягивает мне руку. — Будешь участвовать в бале дебютанток?
Смерть Креостуса бросает густую длинную тень на мою душу. И впервые за очень долгое время мне совсем не хочется веселиться. Я не желаю забывать свои тревоги или пытаться заполнить пустоту глубоко внутри мимолетной иллюзией.
— Боюсь, у меня сейчас не слишком праздничное настроение. Придется вам устраивать бал без меня.
Я ожидаю, что Пиппа заспорит. Что она надуется, начнет хныкать и просить меня превратить замок в Тадж-Махал, а юбки — в парижские туалеты. Но Пиппа сияет улыбкой.
— Ох, Джемма, милая, конечно же, отдохни. Я сама все сделаю.
Она закрывает глаза и энергично вскидывает руки к древним стропилам замка. На губах расцветает улыбка. Тело Пиппы вибрирует — и замок изменяется. Грязь на окнах тает, стекла начинают блестеть. Лианы отступают, освобождая достаточное для танцев пространство на полу. Плесень со стен и потолка исчезает, ее заменяет темный пурпурный ковер ягод и цветков белладонны.
Энн в благоговейном изумлении смотрит вокруг, оглядывая церковь.
— Как ты это сделала?
— Похоже, магия меняется, — отвечает Пиппа. — Теперь Джемма не единственная, кто обладает силой.
— Это просто невероятно, — говорит Фелисити, и в ее голосе слышится оттенок грусти. — А ты можешь дарить магию другим, как Джемма?
Пиппа протягивает руку к зарослям ягод, выбирает самую крупную, срывает ее и съедает.
— Нет. По крайней мере, пока не могу. Но когда я это освою, можешь не сомневаться — сразу же поделюсь с тобой. Ну, а теперь мы должны подготовиться к нашему дебюту!
— Пиппа, — говорю я куда резче, чем мне бы хотелось, — можно с тобой поговорить в сторонке?
Пиппа кокетливо смотрит на девушек, слегка надув губки, и те смеются надо мной.
— Я всего на минутку, — говорит им Пиппа. — А вы пока можете потренироваться делать реверанс.
Мы с Пиппой идем по винтовой лестнице. В огромную паутину попалась мышь. Она лежит в блестящем шелковом коконе, чуть живая, понимающая свою судьбу. Мы добираемся до конца лестницы, и я ощущаю в воздухе промозглый холод. Издали манят тени Зимних земель. Но сегодня я не так остро воспринимаю их песнь сирены. В памяти слишком ярок образ Креостуса, лежащего на земле.
Пиппа встает у окна. Окутанная подвижным сумрачным светом Зимних земель, с загадочной улыбкой на губах, она выглядит даже более прекрасной, чем обычно.
— Должна заметить, Джемма, ты не слишком рада за меня.
— Я всего лишь смущена. Как к тебе пришла эта сила? Ведь прошло несколько дней с тех пор, как я…
— К тебе это не имеет никакого отношения, — перебивает она, и я слышу в ее голосе ненависть. — Магия укоренилась во мне. Я не могу объяснить, почему это случилось. Но ты могла бы и порадоваться. Тебе бы следовало порадоваться за меня. Ты уже не так одинока.
Следовало бы. Эти слова, так похожие на корсет, предназначены для того, чтобы придавать нам нужную форму. Пиппа высовывается из окна и широко раскидывает руки, ветер с гор Зимних земель обнимает ее.
— Ох, как это радует!
Она хихикает.
— Пиппа, не высовывайся так! — тревожусь я.
Ее глаза превращаются в молочно-белые шарики.
— А почему? Со мной ничего не может случиться. Я бессмертна.
Она отходит от окна. Ее локоны превратились в спутанный ком.
— Джемма, я хочу, чтобы ты знала: хотя я и не одобряю твои переговоры с Цирцеей, я готова простить тебя.
— Ты… простить меня? — медленно произношу я.
— Да. Потому что я переродилась и вижу все совершенно отчетливо. Здесь произойдут перемены.
Она улыбается и целует меня в щеку, и от этого покалывает кожу.
— Пиппа, о чем ты говоришь?
Ее глаза меняются, как мираж: фиолетовые — голубовато-белые, фиолетовые — голубовато-белые… пока я наконец не перестаю понимать, какие из них настоящие, а какие — всего лишь ложная надежда в пустыне.
— У меня тоже было видение. Настанет новое время, возникнет новая империя в сферах. И те, кто не с нами, — те против нас. И еще есть вопрос тех, кто, по правде говоря, просто не годится для нового времени: это больные и нищие. Те, кто никогда не сможет по-настоящему что-то значить.
Ее лицо становится жестким.
— Выродки.
Пиппа берет меня под руку, и мне очень хочется оттолкнуть ее и убежать.
— Признаюсь, я не знаю, что делать с бедняжкой Вэнди, — со вздохом говорит Пиппа. — Она становится настоящей обузой.
Мой голос звучит не громче шепота:
— Что ты имеешь в виду?
Пиппа надувает губы, перепачканные ягодным соком.
— Она слышит крики, когда совершенно никто не кричит. Никто из нас ничего такого не слышит! Я уже ей говорила, чтобы она прекратила свои выходки. Я ей даже пощечину дала за это!
— Ты ударила Вэнди?!
В голосе Пиппы звучит жестокая решимость.
— Она пугает других девушек, и из-за этого им не хочется играть. Нет никаких криков! Ей просто нравится идти наперекор!
— Даже если ты ничего не слышишь, это не значит, что ничего такого нет.
На лице Пиппы возникает одна из ее самых детских улыбок.
— Ох, Джемма… Когда мы с тобой снова отправимся в Зимние земли? Разве это не интересно? Проплыть на лодке через то ущелье. Промчаться через вересковую пустошь и позволить Дереву Всех Душ нашептать нам, кто мы есть на самом деле, чем мы можем на самом деле стать…
— Ты так говоришь, словно уже ходила туда без нас.
Пиппа снова смотрит на меня с той странной улыбкой.
— Конечно же, нет. Я бы не пошла туда без тебя.
Леденящий порыв ветра врывается в окна башни. В мой ум вползает чудовищная мысль.
— Что случилось с мистером Дарси? — шепотом спрашиваю я и сама удивляюсь, как вдруг начинает колотиться сердце — быстро, неровно…
Пиппа долгое мгновение смотрит мне прямо в глаза.
— Это ведь всего лишь кролик. Кому он нужен?
Радостный смех плывет по лестничной шахте с нижнего этажа. Кто-то кричит:
— Пиппа, идем к нам!
Пиппа усмехается.
— Мои подданные ждут.
Она начинает спускаться по лестнице, и оборачивается, не слыша за спиной моих шагов.
— Ты идешь?
— Нет, — отвечаю я. — Я не в том настроении, чтобы танцевать.
Глаза Пиппы обретают цвет Зимних земель.
— Жаль.
Когда я наконец спускаюсь из башни, все девушки собрались в церкви. Фелисити и Пиппа сидят рядышком на троне, как особы королевской крови. Пиппа в одной руке держит какую-то палку, словно это скипетр, и на ней тот плащ, который Фелисити подарила несколько недель назад. Кажется, с того счастливого времени прошли многие годы. Энн прикрепляет шлейф к платью Мерси. Мэй натягивает на руки длинные перчатки; Бесси щелкает веером, то открывая его, то снова сворачивая. И только Вэнди сидит в одиночестве, держа в руках опустевшую клетку мистера Дарси.
