с ней в путешествие через весь субконтинент. Вернувшись обратно, в район Ледибурга, в Зулу-ленд, он сразу начнет подготовку к получению титула вождя. Это не посвящение, которое вынуждены проходить молодые люди из племени коса и других. Джозеф не будет страдать от жестокого ритуального обрезания. Король Чака отказался от этого обычая. Он не мог тратить время своих молодых воинов на то, чтобы выздоравливать после обрезания, его, это время, лучше было использовать в военных набегах.
Джозеф стоял рядом с Вики, легко балансируя на качающихся досках палубы, и держал руку у нее на плече, чтобы успокоить.
– Уже скоро, – сказал он. – Скоро будем на месте.
Вики сердито покачала головой и крепче прижала сына к груди. На лбу у нее выступил холодный пот, ее одолевали приступы тошноты, но она прогоняла их. «Я дочь вождя, – говорила она себе. – И жена короля. Я не поддамся женской слабости».
Паром ушел от ветра, оказался на спокойной воде под защитой острова, и Вики глубоко и прерывисто вдохнула и встала. Ноги у нее подгибались, и Джозеф помог ей добраться до поручня.
Они стояли бок о бок и смотрели на мрачный силуэт острова Роббен. Это название происходит от голландского слова, означающего «тюлень», потому что первые исследователи обнаружили на голых камнях этого острова огромные колонии тюленей.
Когда рыбная ловля и добыча тюленей на этом острове перестали окупаться, его превратили в лепрозорий и тюрьму для политических заключенных, преимущественно черных. Даже Макана, пророк и воин, который вел первые нападения коса на поселения белых за Грейт-Фиш-ривер, после захвата был сослан сюда и в 1820 году погиб, утонул в ревущем море, пытаясь бежать с острова. Более полувека его народ отказывался верить в смерть вождя, и сегодня его имя – боевой клич племени.
Сто сорок три года спустя на этом острове отбывал заключение другой пророк и воин, и Вики через сужающуюся полоску воды смотрела на уродливое низкое квадратное здание – новую строго охраняемую тюрьму для опасных политических заключенных, где содержался Мозес Гама. После отсрочки казни Мозес еще два года провел в камере смертника в Центральной тюрьме Претории, пока президент республики официально не заменил смертный приговор на пожизненную каторгу; тогда его перевели на остров. Мозесу разрешалось одно свидание в полгода, и Вики везла показать ему сына.
Путешествие проходило трудно, потому что сама Вики подвергалась высылке. Появившись на суде над Мозесом в одежде цветов Африканского национального конгресса, она показала себя врагом государства, а международная пресса широко распространила ее подстрекательские заявления.
Даже для того чтобы покинуть «Ферму Дрейка», куда ее поместили по запретительному ордеру, ей пришлось получать разрешение в местной администрации. Документ точно определял условия ее перемещения, точное время выезда из дома, маршрут и средства транспорта, которыми она должна пользоваться, продолжительность ее свидания с мужем и маршрут обратного путешествия.
Паром подошел к причалу. Стражники в мундирах схватили причальные тросы, брошенные им с палубы. Джозеф взял мальчика за руку и свободной рукой помог Вики перебраться через узкую пропасть. Они остановились на деревянных досках причала и неуверенно огляделись. Стражники занялись разгрузкой парома и не обращали на них внимания.
Прошло минут десять, прежде чем один из них сказал:
– Ладно, пошли.
И они по мощеной дороге пошли за ним к тюрьме.
Первый за полгода взгляд на мужа привел Вики в ужас.
– Ты такой худой! – воскликнула она.
– Я не очень хорошо питаюсь.
Он сел на стул напротив нее за проволочной решеткой. За четыре свидания в тюрьме Претории они разработали свой код. «Не очень хорошо питаюсь» означало, что он проводит новую голодовку протеста.
Он улыбнулся, и лицо его стало похоже на череп, губы растянулись, зубы казались слишком крупными для лица. Когда он положил перед собой руки, запястья выступили из-под обшлагов тюремной робы цвета хаки, и стали видны кости, обтянутые тонкой кожей.
– Покажи мне сына, – сказал он, и Вики привлекла к себе Мэттью.
– Поздоровайся с отцом, – сказала она мальчику. Тот серьезно посмотрел на Мозеса через решетку. Худой незнакомец по ту сторону решетки никогда не брал его на руки, никогда не целовал и не играл с ним, никогда даже не притрагивался к нему. Между ними всегда оставалась решетка.
Рядом с Мозесом сидел надзиратель, который следил, чтобы правила посещения строго соблюдались. Время свидания – один час, ровно шестьдесят минут, и говорить можно только о делах семьи – никаких новостей, никакого обсуждения условий содержания в тюрьме и в особенности никакой политики.
Один час семейных дел – но они пользовались кодом. «Я уверен, что аппетит ко мне вернется, когда я увижу новости о своей семье в газетах», – сказал Мозес. И она поняла, что муж голодает, добиваясь разрешения читать газеты. Значит, он не знает новости о Нельсоне Манделе.
– Старейшины пригласили Гандвейна навестить их, – сказала ему Вики. Гандвейн– их условное обозначение Манделы. Оно означает «тростниковая крыса», а старейшины – это власти. Он кивнул, давая знать, что понял: Мандела наконец арестован, – и напряженно улыбнулся. Манфред Деларей искусно воспользовался полученной информацией.
– Как семья на ферме? – спросил он.
– Все здоровы и сажают растения, – ответила Вики, и он понял, что отряды «Umkhonto we Sizwe» с «Холма Пака» начали террористические акты. – Возможно, ты вернешься раньше, чем мы предполагали, – заметила она.
– Будем надеяться, – согласился Мозес. Возвращение означает, что отряд с «Холма Пака» присоединится к нему здесь, на острове, или пойдет прямым ходом на виселицу.
Час прошел быстро, и надзиратель встал.
– Пора. Прощайтесь.
– Мое сердце остается с тобой, муж мой, – сказала Вики и смотрела, как надзиратель уводит Мозеса. Он не оглядывался и шел походкой усталого старика.
– Это только голодание, – сказала она Джозефу, когда они шли назад к парому. – Он по-прежнему храбр, как лев, но ослаб от голода.
– С ним покончено, – негромко возразил Джозеф. – Буры добили
