Молодая девушка Таня, как говорится, дневала и ночевала в княжеском доме на половине княжны Натальи Платоновны.
Когда же князь Полянский и княжны уезжали в Петербург, Таня оставалась дома, потому что ее названая мать Пелагея Степановна все более и более старела и слабела, так что за ней требовался уход. Таня не хотела оставлять на «чужих» свою «добрую маму» и не разлучалась с ней. Еще удерживал молодую девушку дома лихой парень Мишуха Труба.
Таня и Мишуха давно друг друга крепко полюбили, с того самого дня, как Мишуха Труба в сопровождении офицера Серебрякова пришел в Казань к Егору Ястребу во время пугачевского бунта.
Немало тосковала и горевала красавица Таня, когда Мишуха Труба находился в отлучке и неизвестно где.
Но вот вернулся Мишуха на княжеский двор с известием к князю Платону Алексеевичу об офицере Серебрякове.
Приходу молодого удальца несказанно обрадовалась Таня.
Стали они часто встречаться.
Как-то старушка Пелагея Степановна позвала к себе Мишуху, с того раза и повадился Труба в гости ко вдове.
Разумеется, не старая вдова служила приманкой Мишухе. Красота Тани магнитом туда его тянула.
Не по нраву Мишухе были частые отлучки Тани в княжеский дом, потому что большую часть времени, как уже сказали, Таня проводила с княжной Наташей.
И рад был молодой парень, когда княжна с отцом уезжала в Питер; тогда уже Мишуха почти неразрывно находился с Таней и они объяснились в любви.
— Послушай, парень, что это ты все у нас торчишь и за хвостом моим ходишь? — так бесцеремонно проговорила Таня Мишухе Трубе, когда он пришел к ней.
— Что? Или надоел?
— Знамо, надоел… Ну, что торчишь,, зачем повадился ходить? Говори, что ль…
— Или не видишь, не разумеешь!
— И то не разумею, парень…
— Ради тебя хожу я, Таня…
— Ради меня! — притворяясь удивленной, проговорила молодая девушка.
— Да… для тебя…
— Вот как… для меня… этого, добрый молодец, я не знала, не видела…
— Иссушила ты меня…
— Поди жь ты, иссушила парня… А ведь сухоты твоей, Мишуха, что-то не видно, от жиру лопнуть хочешь…
— Тебе смешно, девонька… А мне-то каково?
— Кажись, и ты не плачешь, парень.
— Может, и плачу… Только слез моих никто не видит…
— Ну, уж это врешь, Мишуха, не такой ты парень, чтобы плакать…
— Вот и не вру…
— Полюбил меня, что ли!
— Сама, чай, видишь…
— Да говори, любишь?
— Известно…
— Ну, так знай, парень, и я тебя люблю…
— Танюша, голубка моя, — обрадовался Мишуха Труба и приготовился обнять свою возлюбленную.
— Постой, постой… прежде выслушай, — проговорила молодая девушка, отстраняя Мишуху.
— Да что слушать-то? Любишь ты меня, ведь так ты сказала!
— Любить люблю, а под венец с тобой только тогда пойду, когда наша княжна-голубушка Наталья Платоновна пойдет под венец со своим милым дружком, с молодым офицером Серебряковым. Их свадьба нонче, а наша завтра. Это мой последний тебе сказ… Понял?
— Ох, понял!.. Офицер Серебряков, сказывают, опять пропал куда-то, — упавшим голосом промолвил молодой парень.
Этот разговор или любовное объяснение произошло по приезде князя Полянского из Петербурга, когда стало известно дворовым, что офицер Серебряков неизвестно куда скрылся, исчез.
— А ты, Мишка, на розыски мастер, отыщи жениха княжне… отыщешь — и я твоя…
— Легко сказать, а где его отыщешь?
— Постарайся.
— И рад бы, да не знаю, как приняться.
— Любовь ко мне научит, покажет тебе.
— Ну и девка же ты. А если Сергея Дмитриевича нет в живых?
— Ну, тогда иное дело. Докажешь, что он умер, поплачем, погорюем, а там и за свадьбу примемся.
— А не лучше ли, Танюша, нам прежде свадьбу справить, — робко предложил влюбленный парень.
— И не говори, не бывать тому, — обрезала его бойкая Татьяна.
— Стало быть, надо на розыски пуститься вперед, а там и под венец?
— Уж я, кажись, о том тебе сказала. От своих слов я не отступлюсь.
— Нынче же у князя буду на розыски проситься. От тебя к князю пойду.
— Просись, парень, просись. Вернешься, в ту пору и я готова буду с тобой идти под честный венец.
На другой день после этого разговора Мишуха Труба выехал на подводе из княжеских ворот.
Красавица Таня провожала его, глаза у ней были заплаканы.
Мишуха Труба так же, как и помещик Егор Пустошкин, дал себе слово разыскать Серебрякова живым или мертвым.
XII
Князь Платон Алексеевич, отправляя своего дворового Мишуху Трубу на поиски Серебрякова, приказал ему прежде всего заехать в усадьбу Егора Захаровича Пустошкина.
— Помещик Пустошкин тоже будет разыскивать Серебрякова, вот ты, Михайло, вместе с ним и принимайся за хорошее дело… Пустошкин человек хоть и странного нрава, но все же добрый, хороший, и если он за что возьмется, то уж сделает во что бы то ни стадо… Во всем его слушайся, Михайло, и выполняй все по его приказу… Письмо это ему передашь…
Князь Полянский написал очень любезное письмо Пустошкину, в котором, между прочим, благодарил его за гостеприимство, просил заняться розыском исчезнувшего Серебрякова; также в письме князь отдавал Мишуху Трубу в полное распоряжение Пустошкина. «Сей мой дворовый очень расторопный, верный и честный парень и притом сердечно предан Серебрякову. Такой человек может быть в задуманном вами, государь мой, честном и похвальном деле хорошим вам помощником». Также князь приглашал Егора Захаровича к себе в гости вежливо и радушно.
С таким письмом Мишуха Труба, разыскав усадьбу Пустошкина, явился к нему, изменив несколько свое намерение ехать на розыски прямо в Питер.
Помещик Пустошкин ласково принял княжеского посланного и, прочитав письмо князя Платона Алексеевича, обратился к Мишухе Трубе с таким вопросом:
— Ты тоже хочешь пуститься на розыски? Скажи, делаешь ты это по своей доброй воле?
— Так точно, господин, — ответил дворовый.
— Князь к этому тебя не неволит?
— Нет, я сам выпросился у его сиятельства на розыски.
— Ты к тому пропавшему офицеру имеешь некую привязанность, любовь…
— За господина Серебрякова я готов на все. Свою жизнь для него не пожалею, — с чувством промолвил Мишуха Труба.
— Хорошо, похвально… Князь Платон Алексеевич прав: в своем письме он назвал тебя моим помощником. Ты мне будешь не только помощник, но и советчик. Завтра я собираюсь выехать в Питер, и ты, Михайло, разумеется, поедешь со мною. В Питере мы станем наводить справки о Серебрякове, расспрашивать о нем, может, нам и-удастся напасть на его след. У меня чутье есть, да и у тебя, чай, оно тоже имеется. Я питаю надежду, что вдвоем с тобою мы дело сыскное оборудуем и господина офицера, женишка княжны Натальи Платоновны, разыщем, — почти уверенно произнес Егор Пустошкин.
Михайло Труба тоже верил в успех розысков.
Егор Захарович поторопился выездом в Питер. Его сопровождали, кроме Мишухи, еще трое верных и преданных дворовых.
Эти дворовые были из числа охотников Пустошкина и все трое обладали непомерною силою и ловкостью и притом были преданы своему господину. Пустошкин рассчитывал и на их помощь в своем предприятии.
Приехав в Петербург, Егор Захарович принялся энергично за розыски; он также прибег к помощи известных в то время сыщиков.
Пустошкину указали на Мишку Жгута, как на самого опытного и искусного сыщика. Немало удивился сыщик Жгут, когда узнал, кого ему хотят препоручить разыскивать.
— Ведь таковой офицер давно похоронен, — проговорил с лукавой улыбкой Жгут Егору Захаровичу. — Офицер Серебряков утонул в реке Неве, тело его вытащили из воды и похоронили с воинскими почестями, — добавил он.
— Утоп и похоронен не офицер Серебряков.
— А кто же? — притворно удивляясь, воскликнул ловкий сыщик.
— Старик Захарыч, отставной солдат, из моих крепостных.
— Быть не может… О том напечатан в ведомостях рапорт военной коллегии…
— О чем это?
— О потоплении офицера гвардии Серебрякова и о предании тела его земле.
— Предали вы земле тело не офицера Серебрякова, а, говорю, отставного солдата Захарыча…
— Не может быть! Не может быть! — возражал Мишка Жгут и как ни старался скрыть свое смущение, но оно было очевидно по его побледневшему лицу.
— А я говорю, может быть! И в сотый раз повторяю, что схоронен не Серебряков, а старый солдат… — промолвил Егор Захарович, рассерженный упорством сыщика.
— Странно… очень странно!..
— Странного на свете много бывает… Но не в том дело. Желаешь ты, господин сыщик, принять участие в розысках или нет?
— Нет… мертвого между живыми не ищут…
Как ни заманчива была денежная награда, обещанная Пустошкиным Мишке Жгуту, но все же он принужден был отказаться от розысков, чтобы не навлечь на себя гнева своего начальника, бригадира Рылеева.
