это заставило его задуматься о своем будущем, которое теперь представлялось очень даже светлым. Быть может, однажды за этим огромным столом красного дерева будет сидеть он сам. С такой приличной и перспективной работой (не то что его нынешние барахтанья в грязном болоте «КОКК») он со спокойным сердцем может создать собственную семью.
Вооружившись двумя письмами, Хареш отправился на встречу с Мукерджи.
– Господин Мукерджи, – сказал он, когда оба сели, – я счел своим долгом сообщить вам о своих дальнейших планах. Я обратился по вопросу трудоустройства на фабрику «Джеймс Хоули», и меня приняли. После событий минувшей недели мне, как вы понимаете, нелегко здесь работать. Возможно, вы посоветуете мне, как быть?
– Господин Кханна, – удрученно проговорил Мукерджи, – мне очень жаль это слышать. Полагаю, вы подали заявление уже давно?
– В пятницу. Работу мне предложили в течение часа.
Господин Мукерджи не поверил своим ушам, но раз Хареш так сказал, значит это правда.
– Вот письмо о том, что они берут меня на работу.
Директор фабрики изучил бумагу и сказал:
– Что ж, я все понял. Вы просите моего совета… Я могу сказать лишь одно: мне очень жаль, что у вас отняли заказ, над которым вы столько работали. Но у меня нет полномочий подписать ваше заявление прямо сейчас, сперва я должен обо всем сообщить в Бомбей.
– Уверен, что господин Гош не станет возражать.
– Конечно, – кивнул господин Мукерджи, приходившийся Гошу зятем. – И все же такие решения принимает он, мне надо получить от него добро на ваше увольнение.
– Как бы то ни было, заявление я вручаю вам сейчас.
Когда господин Мукерджи позвонил Гошу с вестью об уходе Хареша, тот пришел в бешенство. Хареш был ценным сотрудником, от которого напрямую зависел успех канпурской фабрики, и он не мог его отпустить. В ближайшие дни Гошу предстояло ехать в Дели, заключать правительственный контракт на производство обуви для армии, и он велел Мукерджи придержать Хареша Кханну до тех пор, пока он, Гош, не сможет лично явиться в Канпур.
Приехав, он тотчас вызвал к себе Хареша и в присутствии Мукерджи устроил ему выволочку. Глаза его лезли из орбит, он рвал и метал, но изъяснялся более чем внятно:
– Я предоставил вам первую работу, мистер Кханна, когда вы только вернулись в Индию. Если помните, вы заверили меня, что проработаете на фабрике как минимум два года – при условии, что будете нам нужны. Так вот, вы нам нужны. Вы нанялись на другую фабрику за моей спиной. Я неприятно удивлен такой подлостью с вашей стороны и отказываюсь вас отпускать.
Хареш побагровел от слов и поведения Гоша. Слово «подлость» подействовало на него, как красная тряпка на быка. Но Гош был старше его, и Хареш всегда восхищался его деловым чутьем. Кроме того, он действительно принял его на работу.
– Я помню наш разговор, господин, – проговорил он. – Но вы, верно, забыли, что тоже согласились на ряд условий. Во-первых, оклад в размере трехсот пятидесяти рупий устроил меня только потому, что вы обещали его поднять, если я оправдаю ваши ожидания. Полагаю, ожидания я оправдал, но никакой прибавки не получил.
– Если дело только в деньгах, это не проблема, – резко ответил Гош. – Мы согласны на ваши условия и можем предложить столько же, сколько они.
Это стало новостью для Хареша – как и для Мукерджи, на лице которого застыло изумление, – но слово «подлость» так задело его, что он не мог успокоиться:
– Боюсь, дело не только в деньгах, господин, а в общем положении дел и отношении. – Он помедлил. – На фабрике «Джеймс Хоули» все устроено четко и профессионально. Я смогу добиться там карьерного роста, который в семейной компании мне не светит. Я хочу жениться и должен думать о будущем. Уверен, вы способны это понять.
– Вы от нас не уйдете, и точка, – сказал Гош.
– Посмотрим, – ответил Хареш, взбешенный самодурством Гоша. – У меня есть письменное предложение от фабрики «Джеймс Хоули», а у вас – мое письменное заявление об увольнении. Не представляю, как вы можете мне помешать. – Он встал, молча кивнул обоим начальникам и вышел вон.
Как только Хареш покинул кабинет, Гош позвонил Джону Клейтону, которого не раз встречал в министерских коридорах Дели; оба коммерсанта старались выбить правительственные заказы для своих фабрик.
Гош недвусмысленно дал понять Клейтону, что «уводить» сотрудников у конкурентов неэтично. Он никогда этого не одобрит и ни при каких обстоятельствах не отпустит Хареша. При необходимости он готов довести дело до суда. Это бесчестная и позорная практика; негоже уважаемой британской компании вести себя подобным образом.
Господин Гош состоял в родстве со множеством важных чиновников и парочкой политиков – отчасти благодаря этому ему удалось получить правительственные контракты на обувь производства «КОКК», которая никогда не отличалась высоким качеством. Ясно было, что человек он влиятельный, а сейчас к тому же еще и очень злой. Безусловно, он мог создать массу проблем не только фабрике «Джеймс Хоули», но и «Кромарти-групп» в целом как в Канпуре, так и по всей стране.
Через два дня Хареш получил второе письмо. Ключевая фраза была сформулирована следующим образом: «Мы сможем трудоустроить вас только при условии, что вы получите официальное разрешение от своего нынешнего работодателя». В предыдущем письме ни о каком разрешении они не просили; очевидно, на руководство фабрики «Джеймс Хоули» кто-то надавил. Теперь Гош думает, что Хареш приползет к нему, поджав хвост, и будет на коленях умолять взять его на прежнюю работу. Но он твердо решил, что ноги его больше не будет в «КОКК». Лучше помереть с голоду, чем пресмыкаться.
На следующий день он отправился на фабрику, чтобы забрать вещи и скрутить медную табличку со своим именем с двери кабинета. Пока он это делал, мимо как раз проходил Мукерджи. Он сказал, что ему очень жаль, что все так сложилось, и предложил свою помощь в будущем. Хареш помотал головой. Затем он побеседовал с Ли и выразил сожаление, что не успел толком с ним поработать. Поговорил он и с рабочими своего цеха. Они были подавлены и очень злы на Гоша, так дурно поступившего с человеком, в котором они видели, как ни странно, защитника своих интересов. С тех пор как он пришел на фабрику, они стали получать значительно больше, пусть и работали не покладая рук, как и он сам. Они даже предложили – к его огромному удивлению – устроить по этому поводу забастовку. Хареш не поверил своим ушам. Их предложение тронуло его почти до слез, но он
