— Ты всегда все портишь. А сама даже не знаешь, что такое юг.
— Уж побольше твоёва знаю. Мне два раза путевку в Сочи профсоюз давал.
— Зачем тебе юг, если ты ни загорать, ни купаться не любишь?
— «Загорать»! Что я, чумичка какая?! У меня кожа всю жисть шевро, очень нужно ее портить.
— Вот видишь. Зачем же ты ездила?
— Лечиться. По моим болестям не два, а сто два санатория нужно.
— Жила на юге и ни разу даже в море не окунулась?
— Я ванны принимала. Мне специально от нервов прописывали. А в море — бр-р, вода холодная. Чо там делать?
— Ну что ты! Вода там как в бане! А волны, знаешь, какие! С дом! Только войдешь — волна тебя подхватит и понесет, покачивая как в гамаке!
— Ага, а потом ногу сведет, и пойдешь ко дну.
— Не сведет. А природа там, знаешь, какая — пальмы, мандарины, лимоны! И везде розы!
— Природой сыт не будешь и на себя природу не наденешь. Вот помяни мое слово: обдерет он вас, как липку. И бросит.
Невозможно с бабушкой разговаривать: ты ей про одно, а она про другое.
Впрочем, в чем-то она оказалась права. Как только я вблизи увидела «ТУ -104», так сразу поняла, какая дорогая вещь ЮГ. Чем выше взлетал самолет, тем стремительнее росла стоимость юга. Кресла, в которых можно полулежать, клубы облаков, которые, как бог, можешь гладить, курица на двойном подносе — все взвинчивало цену. Хорошо еще, когда приземлились, ни в аэропорту, ни по дороге в Ялту не оказалось пальм и мандаринов. А то хоть назад пешком иди.
Ага, вот и санаторий. Я его так себе и представляла: белые колонны, лестница, чтоб на ней всем фотографироваться, парк с магнолиями. Очень хорошо для мамы.
Ну, а МОРЕ где? Далеко? Ничего. По жаре? Ничего. Это ж МОРЕ, ради него можно и пострадать.
Ой! Ой— ой-ой! Это не то море! Это же суп из вареных раков! Везде-везде красные тела: на камнях, в воде, на топчанах… Фу, как некрасиво лежат. Специально выворачивают места, которые принято прятать. Никогда не думала, что на пляже может быть не песок, а камни. Неужели таким большим волнам не стыдно: за столько тысяч лет не могли перетереть гальку в песок? Хотя бы в такой, как у нас на даче?
— Ты что, дочура, все стремилась — к морю, к морю. А пришла и даже не раздеваешься?
— Мам, а у тебя в санатории такой же пляж?
— Нет, конечно, это дикий пляж, поэтому столько народу. В санатории пляж примыкает к очень красивому парку. Там все по режиму и медсестра следит, чтобы отдыхающие не жарились, сколько им заблагорассудится, на солнце.
— А мне нельзя на твой пляж?
— Боюсь, что нет. Я уже выхлопотала одно разрешение для Анатолия Петровича.
Ну вот, Анютин художник будет с мамой и на пляже, и вечером по городу гулять. А я совсем в чужом месте останусь одна.
— Не огорчайся, ты уже большая девочка, познакомишься с соседками по комнате, подружишься, и тебе будет гораздо веселее с ними, чем со мной.
«Подружишься» — а вдруг они совсем-совсем старые? И толстые, как вон та туша? Или решат, что я для них — малявка, и будут стараться от меня избавиться?
— Ну, ты, зайка, совсем размагнитилась. От жары тебя разморило, что ли? Давай быстро окунайся в море и пойдем, посмотрим, куда тебя определили по курсовке.
Ага, Петушихин домик? Как раз для меня. Мне всегда хотелось пожить в таком. Ага, белые занавесочки на окнах, три кровати под пикейными покрывалами, три коврика на стене. Только бы соседки оказались молодыми.
— Пожалуйста, учти: несколько дней уйдет на акклиматизацию и в первые дни валяться, как головешке, на солнце нельзя. Три минуты на спине, три минуты на животе, а остальное время под тентом.
Шесть минут на солнце, а остальной весь юг — в тени. И одиночестве. Нет, нехорошо так думать. Пусть мама отдыхает среди пальм и магнолий, у нее был трудный год. А мне только и нужно было: взглянуть одним глазком, какой он из себя этот знаменитый ЮГ. Теперь, когда Ларка начнет хвастать, я буду думать про себя: я тоже знаю, что такое юг.
— Тю-ю, ты откуда такая беленькая? Из Ленинграда? Я сразу угадала. У вас, ленинградских, такая кожа нежная, прямо светится. И одеваетесь вы как-то по-особому. Ты, поди, тоже здорово в моде разбираешься? Поможешь мне выбрать лакированные босоножки?
— Зачем же лакированные, они уже вышли из моды?
— Тю-ю, это у вас вышли, а у нас в Сибири только-только вошли. Куплю на каблуке, вот здесь и здесь переплетенные — дома все девки от зависти сдохнут.
— Лучше лодочки с острым носом. Они простые и элегантные.
— Тю-ю, «лодочки», никакого фасону в них. У нас в Сибири знаешь, как любят? Чтоб все до точки было. Видала, какой у меня загар?
— Че-ерный. Спина даже шелушится…
— Во, что значит дубленая кожа — три раза слазила! Знаешь, как я загораю? В воде. Меня парни пригласят на «спасалке» покататься, а я с лодки нырк, нырк — и гребу-у. Знаешь, как у нас гребут!
— Это очень вредно для здоровья. На юге нужно сначала три минуты на солнце, потом пять, потом десять…
— У вас вредно, а у нас — в самый раз.
— А кто вот на этой кровати живет?
— Офицерша. По первости, как приехала, все, губы поджав, ходила. А потом смотрю — туда, сюда, на танцы, в ресторан… ё-моё, думаю, это при живом-то мужике? Да у нас за такое вожжами баб охаживают, а не на курорты посылают.
— Может, это она просто так…
— Ка-ак же. Жди, «просто так». Сюда замужние просто так не ездят. Сюда ездят те, кому хочется чужих мужиков попробовать.
Вот он, оказывается, какой юг. Я и раньше замечала, что у тех, кто о нем говорит, в уголках губ проскальзывает намек на его развратность, но не придавала этому значения. А теперь сама вижу. Неужели это солнце, море, цветы виноваты? Нет, конечно. Люди нарочно распускают про юг слухи, точно паутину. И те, кто хочет ухватить хоть кусочек красивой богатой жизни, запутываются в этой паутине. Их влечет сюда. Примчавшись, они хапают неуёмно солнце, море, любовь, а потом расплачиваются. Чем? Ожогами и вожжами на спине?
— Ты что, мартышка, сидишь одна?
— Читаю.
— А где твоя подружка?
— На танцы ушла.
— Ты уже обедала?
— Да. Мы в первой смене.
— У меня к тебе, доча, вот какая просьба. Скоро у Анатолия Петровича день рождения, мне бы хотелось, чтоб ты мне помогла выбрать ему подарок. У молодежи все-таки и вкус современнее и мозг не так загружен. Хотелось бы придумать что-нибудь не банальное.
— Придумать-то можно, а вот что тут есть в магазинах?
— Нужно походить, посмотреть.
— Жарко слишком. Испечемся, пока ходим.
— Не так уж часто бывает день рождения, один раз можно и пожертвовать своим отдыхом. Что ты думаешь насчет красивой рубашки и галстука?
— Одежда… Как-то очень уж по-родственному. Лучше посмотреть что-нибудь в народных промыслах, а если здесь таких нет, то цветы. Представляешь, большущий букет роз… Темно-красные, такие тугие нераспустившиеся головки, и все в капельках влаги…
— Мужчине — цветы?
— Ну и что? Артистам же дарят. А он — художник. Для него самое главное — красота.
— На базар придется идти… С утра. По холодку. Может быть, одни цветы — слишком голо? Что-нибудь еще к ним прибавить?
— К розам ни «прибавить» ни «убавить» ничего нельзя. Можно только испортить!
— Ну ладно, я тогда раненько за тобой зайду, и мы вместе прогуляемся до рынка.
Вот ведь как получается: где-то рядом бродят дни рождения, усыпанные розами, где-то под магнолиями играет музыка, влюбленные танцуют, шепчутся, смеются. А я сижу прямо посередке юга, и никто не видит, не слышит меня. Весь праздник проходит мимо, мимо, будто я заколдованная. Даже загорела и то не по-южному: белее всех на пляже. В Ленинграде увидят такой загар, скажут: «Э-э, врешь ты все про море, поди, у бабки в деревне картошку полола».
— Что, дочура, скучаешь? А где твои соседки?
— У одной — отпуск кончился, она уехала в Сибирь, а другая перебралась к какому-то своему знакомому.
— Знаешь, что я придумала? Анатолий Петрович уезжает в Ленинград. Ему нужно готовить выставку. А мы с тобой давай проедемся на катере по Черноморскому побережью? Покажу тебе Алупку, Алушту, Никитский ботанический сад, Ласточкино гнездо, Воронцовский дворец.
— Ура-а! Вот и я дождалась ЮГА!!! А на катере это не очень дорого?
— Дорого, конечно, но всякое эстетическое воспитание требует денег. Это только твой отец думает, что прислал алименты и выполнил свой отцовский долг. Впрочем, он ни о чем не думает, его всегда волновали только собственные интересы.
— Мам, нехорошо так о деньгах говорить в семье.
— А не говорить о деньгах — это ханжество. Деньги очень дорого достаются, но без них мы бы никогда не увидели мест, которые являются раем на земле.
Интересно, я когда-нибудь буду зарабатывать столько денег, чтоб увидеть другие моря, горы, страны? Нет, наверно. Грустно.
— Мам, хочешь, расскажу смешную историю? Мы, когда были с сибирячкой на женском пляже, Хрущев плыл на катере на свою дачу. Когда женщины увидели его на палубе, они голые повскакивали со своих топчанов и, размахивая лифчиками, бросились к морю его приветствовать.
