– Что было потом? А?
– Ты… – в глазах Юки – понимание. Ступор. Осознание.
– Я. Я, мать вашу! Я, млять, человек‑аптечка. Не знаю, что там за болячка, и у моего лечения есть … хм… побочные эффекты, но это лучше, чем помирать‑то!
– Но мой долг перед тобой…
– Да не будет никакого долга, Юки! – закатил я глаза вверх, в тщетной попытке объяснить. Боже как с вами трудно: – Посмотри на мои губы, я тебе японским языком, по слогам говорю – не будет никакого долга. Я это сделаю, потому что могу и потому что ты моя одноклассница и я тешу себя надеждой, что мой друг. Все. Не надо сочетаться со мной браком, не надо перешагивать через гордость. Ничего не надо. – я выдохнул и пригладил волосы.
Развели тут… бардак. Юки страдает, потому что ее замуж выдают не по любви и вообще в рабство по сути продали, Сакура страдает, потому что Юки страдает, А потом еще немного сверху Юки страдает, что Сакура из‑за нее страдает. Страдатели, мать их. Еще и меня надо сюда воткнуть, чтобы я страдал из‑за того, что Юки страдает из‑за свадьбы, Сакура страдает из‑за Юки, а я, млять, буду страдать, потому что они страдают. Не, так дело не пойдет. Вы у меня будете счастливы и радостны, даже если сами этого не хотите. Как там – причиним добро и нанесем справедливость. Кому не хватит – два раза подряд.
– Ладно – сказал я вставая: – кого лечить надо?
– Не надо никого лечить. – опустила глаза Юки: – про долг ты … правильно угадал.
– Кто? Отец? Неважно. Сколько? – Юки называет сумму. Да, великовата для моего бюджета и даже бюджета всей нашей команды. Да как он вообще в такие долги попал? Ах, да, занял. А ребята оказались ростовщиками, дали деньги ему в долг под невероятные проценты. Проценты тикают – тик‑так, сумма увеличивается, с каждым днем. И тут добренькая семья Мацумото как раз рядом проходила, ага. Видит – плачет девочка, дай думает помогу чем. И выкупила долг. Да только теперь должна Юки семье Мацумото как земля колхозу.
– Так это же хорошо. – говорю я, повергая Юки в очередной ступор.
– Как хорошо?
– Ну смотри – проценты у тебя остановились. Остановились же? Сумма долга зафиксирована, можно отдавать по частям. Опять‑таки ты их сыночка спасла, тебе ж за это какая‑то награда положена нет? Если они сделают вид, что ничего и не было – так и ты можешь сделать вид что ничего и не было. Я б вообще на твоем месте забил на этих всех … Мацумотов…
– Как?! Но… мое слово?
– Съела корова. Смотри, Юки, поэтому договора надо прописывать с условиями, а все, чего на бумаге нет – пожелания. Я б посчитал что долги взаимно уплачены – вернула же ты им сына, нет? Сколько же это стоит? Хорошо, пусть озвучат что стоит это чудесное спасение одну десятую от твоей прежнего обязательства, так мы его им каждую неделю воровать будем. А ты – спасать. Как раз к началу нового учебного года и справимся. – мысленно представил как мы с командой Мацуду воровать будем. С Майко на нашей стороне – без проблем совершенно. Изи‑пизи, лаймон сквизи. А потом Юки с помпой отбивает его у нас и возвращает в родные пенаты. Держа на руках как принцессу, да. Я фыркнул. Юки тоже улыбнулась – в первый раз я видел, что она улыбнулась не уголками губ, а как все нормальные люди.
– И вообще, если им сынок не нужен, раз они его спасение ни в хрен не ставят – так он в следующий раз … и пропасть может. Нет тела – нет свадьбы, так? – улыбнулся я, давая понять, что это только шутка. В которой есть доля шутки, конечно…
– Короче! – ударил я ладонью по столу. Зазвенели блюдца, ойкнула Сакура, успевшая натаскать себе полный рот каких‑то конфеток из вазы.
– Совсем коротко. Не забивай себе голову надуманными проблемами. Пошли их всех нахрен и живи своей жизнью. Ну… а сунется такой, что нарушит твой покой… мне тебя учить не надо – Сакура вон, под рукой. – Сакура кивает и улыбается. Она снова лапочка, снова довольна, снова счастлива.
– Вот как. Это интересно, Синдзи, но …
– А еще – помнишь мы разговаривали на поляне? – перебил ее я. Она нахмурилась, вспоминая.
– Я говорил, что ты умрешь. – Сакура поднимает голову от вазы с конфетами и вопросительно смотрит на меня. Юки кивает – она помнит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я говорил, что все мы умрем. Это неизбежно. Процесс будет продолжаться до самой смерти. Вот и подумай, хочешь ли ты прожить жизнь, прогибаясь под обстоятельства и терпя последствия. Разве это то, что бы ты хотела вспомнить перед смертью, лежа на смертном одре в окружении внуков? Дети, мои, я всегда делала что нужно другим, терпите и вы? Я никогда не шла за своей мечтой и всю жизнь отказывала себе во всем? Ради чего?
Я встаю. Поправляю одежду. Смотрю на Юки. Она смотрит на меня и в ее глазах, будто что‑то оживает. Надежда?
– В общем так. Вариантов решения твоей проблемы – тысячи. И среди них есть и такие, которые как говорится – и волки сыты и овцы целы, да и пастуху вечная память. Вин‑вин. Договориться можно почти с каждым. Ну, а не удастся договорится, ты ж у нас просто стихийное бедствие в гневе, да и союзники у тебя серьезные. Захотят решать силой – пусть попробуют. Мы их тут в Сейтеки в узел завяжем. Так что – думай. Если помощь нужна будет – обращайся. И ты. – повернулся я к Сакуре, которая застыла, пойманная на месте преступления – с рукой, протянутой в вазу с конфетами.
– Тоже страдалица. Смотри. – я взял ее за руку, подсознательно ожидая взблеска лезвия и новых ручек в холодильнике у Майко, но нет, обошлось.
– Вот, подходишь сюда и говоришь – ртом – Юки‑тян, ты мне нравишься, давай дружить.
– Э… ну конечно, Сакура‑тян. – немного заторможенно сказала Юки.
– Вот и все. Тоже, кстати, заходи, если что. – я вышел в коридор, одел туфли и покинул этот гостеприимный дом. Настроение у меня было удивительно хорошее. В жопу эти экивоки, думал я, достало уже. Я такой какой есть и время, когда я тут пытался быть как все – вышло. Буду кроить и изменять этот мир под себя. Развели тут… За спиной раздался тихий хлопок и я замер. Очень медленно и очень осторожно я развернулся. Цветущая Сакура в своем неизменном куро‑сендзоку. Протягивает мне небольшую карточку, типа визитной, двумя руками. Я осторожно взял карточку. Сакура поклонилась и исчезла с легким хлопком. Я взглянул на карточку. Членский билет Литературного клуба.
Глава 3
POV Мара, наемник, незарегистрированный маг, гайдзин.
Он приехал в Сейтеки поздно вечером, на обычном автобусе, междугородним рейсом. Четыре часа езды, остановка в придорожном кафе, туалет, сон. Какая‑то симпатичная девушка, что сидела по соседству с ним сперва пыталась разговорить его, но нарвавшись на односложные ответы «да» и «нет» – отвернулась к окну и вставила в уши наушники. На конечной остановке она вышла из автобуса вслед за ним и, мелькнув в свете вечерних фонарей стройными икрами, из‑под развевающейся юбки – удалилась вниз по улице.
Он посмотрел ей вслед. Работа прежде всего. Нет, он не чурался женской компании и девушка была ему приятна, но он профессионал, а значит не будет привлекать внимания, не будет знакомится с первой же попавшейся девушкой в этом городе. Хотя … с его способностями дело было не в привлечении внимания. Скорее, вопрос внутренней этики. Ограничений, которые он наложил на себя сам. Добровольно.
От остановки на автомобильном вокзале до отеля было рукой подать и он не стал вызывать такси, решил пройтись пешком. Впитать атмосферу этого города. Вдохнуть воздух нового места. Понять, что думают, как живут и о чем мечтают жители этого места. Чего они боятся.
Клиент был новый, рекомендация пришла от Гонзо, старый армянин явно что‑то накручивал, но и выбора у него особенного не было. Куски нужной ему информации о возможном местонахождении Юли и Мариссы – были в руках у этого жирного куска дерьма. И не то, чтобы он не мог сделать так, чтобы этот Гонзо выблевал свои же глазные яблоки – мог и с одним из посредников так и случилось, но Организация попросту прислало нового. И свою награду он получит только после того, как выполнит заказ, не раньше, не позже. А поскольку, господин Мара вверг Организацию в ненужные … расходы, то прикладываем счет – оплатите пожалуйста. Он помнил, как сжал кадык новому посреднику и спросил, глядя прямо в маленькие, бесцветные глазки – а если я убью тебя – сколько это будет стоить? Сколько стоит твоя жизнь, крысеныш? Дорого?
