что хочешь, княже, но знай — ежели я на тебя наложу анафему, то и твои разлюбезные тмутараканцы не будут отлученного князя поддерживать. Так что не лезь в дела церковные, сын мой, и будем жить в мире и любви, — миролюбиво закончил епископ и ушел в свои покои.
В тереме князь Роман места себе не находил от ярости. Его, князя тьмутараканского, отчитали как нашкодившего мальчишку. И, главное, ничего он сделать не мог с зарвавшимся епископом. Или мог?
«Вот бы посадить этого жирного борова на осла задом наперед да прогнать из города на потеху толпе, — улыбался князь своим мечтаниям, — он от стыда красный был бы, как свекла. И народ будет за меня горой стоять. Да нельзя… Вряд ли в Константинополе патриарх одобрит мои действия, да и отец гневаться будет. Что же мне предпринять? Силой его не возьмешь — за ним власть духовная. А победить Лаврентия я должен, это уже дело чести. Иначе он может мой княжий авторитет подорвать. И все-таки, как мне быть?».
Князь думал так напряженно, что у него заболела голова. Кликнул он холопа и велел позвать лекаря. На княжий зов явился Сергей. Он сделал князю успокаивающий чай с мятой, мелиссой и листьями смородины, и Роману скоро стало легче. По секрету он поведал лекарю причину своего недуга. Матвеев внезапно вспомнил один из рассказов о Шерлоке Холмсе, что читал в прошлой жизни.
— Ничего не обещаю, княже, но есть у меня одна мысль. Только бы у Тихомира оказались в запасе нужные травы…
Знаток зелий явился по первому зову. Роман Святославич знал Сергея и Тихомира еще со времен битвы при Альте, и потому доверил свою тайну им обоим. По мере того, как князь говорил, рот Тихомира все шире расплывался в улыбке.
— Я знаю, чем тебе помочь, княже, — довольно сказал он. — Тем охотнее мы поможем тебе, потому что и сами давно зуб на владыку имеем. Для успеха дела мне нужно…
* * *
Ту ночь епископ Лаврентий спал плохо. После обильного ужина долго не мог заснуть. Все ворочался и думал, не пора ли обложить налогом приходы на недавно присоединенных к Тмутараканскому княжеству территориях. Пришел к выводу, что, наверное, стоит дать тамошним священникам пару лет на то, чтобы обратить в христианство туземных кочевников. А потом уж можно будет и спросить с них по полной. Тогда можно будет себе и палаты побогаче княжеских отстроить. А во дворе разбить сад, чтобы непременно бил фонтан и вокруг ходили павлины. Пусть все видят, что духовная власть выше и богаче светской. С этой приятной мыслью он и уснул, будучи уверен, что его сон никто не потревожит, ведь за дверью стоят два верных вооруженных охранника. Не знал владыка, что в этот самый момент они уже пили парное молоко с сонным порошком.
Проснулся владыка Лаврентий от нехватки свежего воздуха. Проснулся и обмер — вся его келья была заполнена едким дымом, а на лавке возле кровати сидел… чёрт. Натуральный чёрт с рогами, мерзкой мордой, когтистыми лапами и копытами. Епископ от страха потерял дар речи и затрясся мелкой дрожью. Его всегда красное лицо стало белее мела. Невероятным усилием воли Лаврентий собрал остаток сил и начал мелко креститься, хотя со стороны казалось, что он гонял комаров.
— Можешь не стараться — тебе это не поможет, — обратился к нему нечистый густым басом.
— Изыди, лукавый! Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй! — от страха владыка забыл все псалмы и молитвы и бормотал только то, на что был способен его парализованный ужасом разум.
— Господь не будет спасать таких ярых грешников, как ты! — ехидно сказал бес. — Нам все ведомо, сколько богатства ты неправедно нажил, сколько честных попов с пути истинного сбил и сколько сирот и вдовиц по миру своими поборами пустил. Ты должен был быть пастырем овцам Христовым, а на самом деле был волком в овечьей шкуре. Но моему хозяину это нравится. Он готов тебя наградить за верную службу, и потому послал меня к тебе.
Бедный епископ не спрашивал, КТО хозяин этого существа — все было и так понятно.
— Я вижу, тебе холодно — весь дрожишь. Пойдем, для тебя уже хороший котел заготовлен и дрова лежат при нем — согреешься, — мерзко захихикал нечистый дух и протянул к Лаврентию свою косматую лапу.
Владыка бухнулся с кровати на колени.
— Христом Богом прошу — не забирай меня. Аки благочестивый разбойник, я раскаиваюсь в своих грехах и жажду получить прощение у Господа, — на глаза Лаврентия навернулись слезы. — Дай мне еще хотя бы год жизни, и я все исправлю. Больше никогда в пост скоромного вкушать не буду.
— Чревоугодие не главный твой грех, — заметил черт. — Ты ведь сам знаешь, что тебя есть, за что наказать.
— Клянусь, я больше не обижу ни священника, ни сирого, ни убогого. Попрошу прощения у всех, кого обидел, и раздам свое состояние. Все, до последней монеты. Только дай мне еще пожить на белом свете, прошу.
— Ладно, живи пока, — прищурился чёрт. — Но тебе не место в Тмутаракани. Убирайся отсюда подобру-поздорову, и я пощажу тебя.
— Ноги моей в этом болоте больше не будет, — пообещал Лаврентий.
— Но не думай, что ты полностью избавился от меня. Я буду присматривать за тобой, где бы ты ни был, пускай и незримо. Так что придется держать свою клятву или пойдем сразу со мной.
Лаврентий отрицательно замотал головой. Чёрт мерзко улыбнулся, бросил себе под ноги какой-то пузырек и исчез в облаке дыма. Владыка шумно выдохнул, начал неистово креститься и благодарить Бога за спасение. Утром он написал прошение к патриарху константинопольскому о своей отставке, и как только получил разрешение, навсегда убрался из опостылевшей ему Тмутаракани.
Роман Святославич провожал епископа в дорогу с плохо скрываемой радостью. Всё-таки смог он победить того, с кем не мог справиться ни его мудрый брат Глеб, ни его предшественник князь Ростислав. Молодой князь щедро наградил и Матвеева, как автора этой идеи, и Тихомира, как ее непосредственного исполнителя. У Тихомира в запасах было много интересных снадобий, в том числе и сонное зелье, и порошок из галюциногенных грибов. Парень и сам был рад поучаствовать в подобном спектакле. Реквизит в виде маски, перчаток и накладных копыт только пришлось уничтожить, но он свою роль неплохо сыграл.
С засильем владыки Лаврентия было покончено. Новый присланный из Константинополя епископ Петр смог найти общий язык и с подвластным ему духовенством, и лично с князем.
* * *
