выражение ее лица, мягко говоря, близко знакомо всем читателям «Стайла».
Некоторые темы и споры внутреннего обмена и-мейлами продолжались на нескольких разных обеденных летучках и сессиях мозгового штурма, включая текущую в корпоративном фитнес-зале Мирового торгового центра, развивавшуюся более-менее естественно, потому что аксиома кардио на эллипсе – целевое сердцебиение и дыхание должны оставаться на верхнем пределе того состояния, когда допустим нормальный разговор.
– Но считается ли критерием общего качества произведения искусства физический – так сказать, рукотворный – характер этого произведения?
Если точнее, во время упражнения на эллипсе желательно глубокое и ускоренное дыхание, но не затрудненное – риторический вопрос Эллен Бактриан занял ненамного больше времени, чем нормальный риторический вопрос в состоянии покоя.
Стажерка из администрации ответила:
– А мы все еще ценим картину больше фотографии?
– Скажем, да.
Стажерка рассмеялась.
– Это почти хрестоматийный petitio principii[77], – она даже правильно произнесла «principii», чего не может почти никто.
– Но великая картина точно стоит дороже, чем великая фотография, нет?
Несколько размашистых четырехглавых движений на эллипсе стажерка молчала. Затем ответила:
– Почему просто не сказать, что читателям «Стайла» ближе мысль, что хорошая картина или скульптура умудреннее, лучше, человечнее и значительней, чем хорошая фотография.
Часто редакторские мозговые штурмы похожи на споры, но это не так – просто два человека или больше рассуждают вслух в определенном направлении. Сама миссис Энгер иногда называла процесс мозгового штурма «расширением», но это рудимент ее бэкграунда на Флит-стрит и никто из штата не повторял термин за ней.
Женщина возраста их матерей в зеркале демонстрировала почти идеальную технику на гребном тренажере, одними губами произнося слова, в которых, как показалось Эллен Бактриан, она узнала венецианскую баркаролу. Соседний гребной тренажер пустовал. Эллен Бактриан заметила:
– Но теперь если мы согласились, что человеческий фактор важен, то имеет ли отношение к качеству произведения физический процесс или процессы, с помощью которых создается картина – или любая другая работа?
– Под качеством ты все еще имеешь в виду, насколько оно хорошее.
На эллиптическом тренажере трудно пожимать плечами.
– Хорошее, в кавычках.
– Тогда ответ опять – нам интересен человеческий интерес, а не какая-то абстрактная эстетическая ценность.
– И все же разве суть не в том, что они не взаимоисключающие? Как насчет романов Пикассо или уха ван Гога?
– Да, но ван Гог писал не ухом.
По привычке Эллен Бактриан старалась не смотреть на их отражения в зеркальной стене напротив. Стажерка из администрации была выше ее по меньшей мере на семь сантиметров. Топот молодых мужчин на «Стейрмастерах» в некоторые моменты синкопировался, потом нет, потом постепенно снова синкопировался. С другой стороны, движения двух стажерок из редодтела на эллипсах казались синкопированными вплоть до малейших деталей. У обеих на специальной полке эллиптического тренажера стояли бутылки воды с колпачком, хотя сама бутилированная вода была разных брендов. Звуковая среда фитнес-центра, по сути, была одним огромным, сложным и ритмичным пневматическим лязгом.
Со вдохом в голос Эллен Бактриан вкралась практически незаметная капризная или нетерпеливая интонация.
– Тогда, скажем, парень из «Моей левой ноги», который писал левой ногой.
– Или дурачок-савант, который может воспроизвести Шопена после первого прослушивания, – сказала стажерка. С ее стороны это был опосредованный комплимент, потому что прошлым летом в ЧП публиковали профиль как раз такого дурачка-саванта – ПР статьи был в том, что мать умственно отсталого мужчины героически отбивает его у психлечебницы.
Под рассеянным высоколюменным светом кардиозоны четырехглавые и дельтовидные мышцы стажерки из администрации казались сошедшими с рекламы. Эллен Бактриан была спортивной и привлекательной, со вполне респектабельным процентом жира в теле, но рядом со стажеркой из администрации она часто чувствовала себя коренастой и невзрачной. Одна ее нездоровая частичка иногда подозревала, что стажерка из администрации любит с ней заниматься потому, что так она, стажерка из администрации, чувствует себя еще более гибкой, блестящей и мускулистой в сравнении.
Чего не знала ни Эллен Бактриан, ни кто-либо другой в «Стайле» – у стажерки из администрации в подготовительной школе был мрачный период, когда она оставляла на нежной коже внутренних сторон предплечий десятки тонких порезов и выжимала на порезы восстановленный лимонный сок в наказание за длинный список личных проступков – список, который она ежедневно вела в дневнике особым цифровым шифром, совершенно не поддающимся взлому, если не знать, к какой конкретно странице «Под стеклянным колпаком» привязаны цифры. Теперь эти дни остались позади, но они все равно были частью личности стажерки из администрации.
– Да, – сказала Эллен Бактриан, – хотя, хотя я не арт-критик, произведения парня Скипа и сами по себе скульптуры исключительного качества и ценности.
– Хотя, конечно, читатели увидят только фотографии…
– Если увидят, – обе стажерки кратко рассмеялись. Этим утром вопрос публикации фотографий решили отложить в долгий ящик – все-таки, как любил иногда шутить младший редактор из ЧП, пока у них на передней конфорке есть рыбка побольше.
Эллен Бактриан сказала:
– Хотя не забывай, что даже фото, если верить Амине, если с правильным освещением и подробностями, чтобы…
– Только подожди, сперва ответь: должен ли этот человек вообще быть знаком с тем, что он создаст так, как создаст?
Обе женщины были на пике компьютеризированной тренировки и теперь дышали почти тяжело. Амине Тадич была младшим редактором фотоотдела журнала «Стайл»; на утренних и-мейл-переговорах ее представителем выступила ее старшая стажерка.
– В смысле? – спросила Эллен Бактриан.
– Как говорит Лорел, это человек максимум с одним-двумя курсами общественного колледжа. Откуда ему знать, как выглядят «Уникальные формы непрерывности в пространстве» Боччони или голова Анубиса?
– Или, если на то пошло, на какой стороне у Колокола Свободы трещина.
– Даже я не знаю.
Эллен Бактриан рассмеялась.
– Лорел знает. Или говорит, что знает – очевидно, она могла специально посмотреть, – в свободное время Эллен Бактриан тоже училась печатать совершенно разные вещи каждой рукой а ля младший редактор рубрики «ЧТО ПРОИСХОДИТ?», к которому она испытывала некоторые чувства – совершенно стандартные, как она отлично знала, для интеллигентной амбициозной женщины ее возраста, раз уж младший редактор был и соблазнительной, и классической авторитетной фигурой. Вообще-то Эллен Бактриан очень нравилась жена младшего редактора, и потому она изо всех сил пыталась смотреть на бимануальный навык незамутненным взглядом.
Стажерка из администрации смогла взять бутылку и освежиться, не сбиваясь с ритма, что на эллиптическом тренажере требует немало практики.
– Я говорю вот что: надо ли этому мужчине видеть или знать что-то, чтобы это воссоздать? Произвести на свет? Скажем, если да и если это получается совершенно сознательно и намеренно, то он настоящий художник.
– А если нет…
– Вот почему так актуальна маловероятность того, что работник «Рото
