26
Кто-то бил Джинна по щекам. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Конроя. С лысины того капала кровь.
Выходит, все случилось на самом доле. Безжалостная правда о том, что он когда-то сделал, обрушилась на него как удар. Джинн повернулся на бок и от боли сжался в комок, как и тысячу лет назад на запятнанном кровью полу своего дворца.
Где-то поблизости раздавался женский визг, кричал «Полиция!» и шумели пожарные помпы.
— Ахмад! — торопливо бормотал Конрой. — Приходи в себя, парень. Вставай.
Рядом с ними еще кто-то застонал. Колдун.
Джинн поднялся на ноги, пошатнулся и оперся на Конроя. С его одежды, тихо звеня, посыпались осколки стекла и присоединились к тем, что уже покрывали весь пол лавки. Рядом с витриной без движения лежал старик, засыпанный осколками и табаком. За шиворот Джинн рывком поднял его с пола.
— Освободи меня! — рявкнул он.
Голова старика бессильно мотнулась на тощей шее. Убить его сейчас было легче легкого: одно короткое движение, одна рука на морщинистом горле — достойная расплата за то, что он сделал с Фадвой!
Но неразрывно связывающая их нить никуда не денется, и завтра же в какой-нибудь далекой стране родится мальчик…
С криком отчаяния и досады Джинн разжал руку, и старик снова повалился на пол; голова его, мотнувшись, ударила о край витрины.
Конрой положил руку ему на плечо.
— Сейчас здесь будет полиция, — негромко сказал он. Если обращение Джинна с пожилым человеком и показалось ему странным, он этого никак не выдал.
Только теперь Джинн заметил выбитые окна и собирающуюся под ними толпу. Все проститутки с верхнего этажа в панике выскочили на улицу, в разной степени раздетости. Парни Конроя, выстроившись в ряд, защищали дверь от любопытных, желающих заглянуть внутрь.
— Полиция, — повторил Джинн. — Твоя лавка…
Он не сразу вспомнил, что этой ночью собирался ограбить Конроя.
— Обо мне не волнуйся, — торопливо сказал тот. — У меня с полицией давнее знакомство. А что этот твой приятель? Что с ним будем делать?
Джинн взглянул на распластавшегося на полу старика. «Огонь с огнем, душа с душой… до тех пор, покуда ты жив».
Теперь он знал, что ему делать.
— Этот человек — опасный убийца, — сказал он Конрою. — Он убил девушку, которую я когда-то знал. Ей было всего пятнадцать. — Он пошатнулся и схватился за край витрины. — Не хотелось бы, чтобы полиция обнаружила меня здесь. Я еще должен кое-что сделать. Чтобы все исправить.
Конрой задумчиво посмотрел на него, потом наклонился и ударил еще не пришедшего в себя старика по лицу:
— Ладно, полиция с ним разберется. А лично я тебя здесь не видел. Уходи. Через заднюю дверь.
До того момента, как раздался взрыв, Салех просто бродил по Бауэри и размышлял, сколько еще будет внушать себе, будто на самом деле просто гуляет, а не разыскивает Джинна. Он заглядывал в тысячу лиц, радостно улыбался всем и нисколько не огорчался, когда в ответ на него смотрели с недобрым подозрением; и все-таки ни разу он не заметил знакомого лица, светящегося, как будто на зажженную лампу надели абажур. Да и сможет ли он узнать это свечение теперь, когда его зрение вновь стало нормальным?
Он уже начинал волноваться, когда до него донесся звук взрыва, а мгновеньем позже он ощутил, будто что-то мягко толкнуло его в спину. Все вокруг ахнули и повернули голову, а потом закричали, когда на тротуар обрушилась волна битого стекла.
Вместе со встревоженной толпой Салех побежал вперед, стало ясно, что все произошло в маленькой табачной лавке. Он не мог разглядеть никого внутри, но догадаться было нетрудно. После всех событий этой ночи и дня вряд ли это было просто совпадением. Салех поднялся на цыпочки и поверх голов различил цепочку крепких парней, охраняющих вход в лавку. Из толпы раздавались крики: звали властей, полицию, то и дело слышались слова «бомба» и «анархисты». Споткнувшись, на него чуть не упала полуобнаженная женщина; он протянул руку, чтобы поддержать ее, и заработал чувствительный шлепок.
А вот и он! У задней двери, выходящей в переулок.
К своему удивлению, Салех обнаружил, что Джинн по-прежнему светится, хотя и не так сильно, как прежде. Значит, какая-то часть болезни еще не прошла, а может, и навсегда останется с ним, как отметина после оспы.
Джинн был осыпан битым стеклом, что придавало его наружности еще больше блеска. Рассекая толпу, он на глазах Салеха быстро зашагал на юг, подальше от шума. Его обычно высокомерная осанка вдруг показалась неуверенной, даже угрюмой.
Что оставалось делать Салеху? Он поспешил следом.
Дома на Кристи-стрит, мимо которых быстро шел Джинн, по большей части еще спали, их серые фасады были хмурыми и непроницаемыми. Вновь обретенные воспоминания метались у него в голове и грозили вот-вот разорвать ее на куски. В них трудно было поверить: если бы еще час назад какой-нибудь прохожий на Бауэри прошептал ему в ухо имя «Фадва аль-Хадид», он бы понятия не имел, кто за ним скрывается.
Времени у него оставалось совсем мало. Джинн понимал, что ни полиция, ни Конрой не смогут надолго задержать Шальмана. И то небольшое дело, что он собирался сейчас совершить, было, скорее всего, роскошью, которую он не мог себе позволить. Но однажды в ярко освещенном газовыми рожками танцевальном зале он дал обещание и теперь намеревался выполнить его.
Он отыскал дом, миновал грязный вестибюль, нашел дверь в душную комнатенку без окон и негромко постучал.
— Анну, пожалуйста, — попросил он у сонной девушки, открывшей ему.
Минутой позже на площадку выскользнула Анна, недовольная, испуганно обнимающая руками свой живот. Однако стоило ей увидеть его лицо, как страх сменился острым любопытством.
— Что? Что случилось?
— Прости, что разбудил тебя, но надо, чтобы ты срочно кое-что передала.
Из дома Анны он опять вышел на улицу. Снаружи медленно светало. Над головой скрежетали первые поезда надземки, осыпая редких прохожих облаками вчерашней сажи. Джинн охотно пошел бы пешком, но понимал, что поездом доберется гораздо быстрее.
Он уже дошел до платформы на Гранд-стрит, когда вдруг осознал, что довольно давно у него за спиной раздаются одни и те же шаги. Джинн остановился и резко обернулся. Идущий за ним человек едва успел уткнуться носом в витрину магазина модной одежды. Усмехнувшись, Джинн молча ждал, рассматривая знакомую фигуру. Наконец его преследователю надоело притворяться любителем дамских мод.
— Я куда удачнее следил за тобой, когда плохо видел, — пожаловался он, — а сейчас меня все отвлекает.
Джинн с интересом оглядел его. Одежда мороженщика, как всегда, была в ужасном состоянии, но сам он казался куда энергичнее, чем прежде, и уже не рассматривал мир искоса.
— А что с тобой случилось?
Салех пожал плечами:
— Возможно, я просто выздоровел.
— Я уже говорил тебе — это была не болезнь.
— Назовем это травмой.
— Салех, зачем ты следишь за мной?
— Тебя ищет один человек. И по-моему, он желает тебе далеко не добра.
— Знаю. Он меня нашел.
— В табачной лавке?
— И ты там был?
— Да, мне хотелось прогуляться.
Джинн только фыркнул:
— А теперь, раз уже сообщил мне свою запоздавшую новость, ты вернешься домой или будешь дальше таскаться за мной по всему городу?
— Смотря куда ты идешь. Там будет что-нибудь интересное?
Конечно же, Джинн собирался идти один, но сейчас он вдруг подумал, что такая компания не будет слишком тягостной.
— Помнишь, как мы ездили надземкой? — спросил он.
— Довольно смутно. Я был тогда в не лучшей форме.
— Тогда давай прокатимся снова.
Скрипучий состав, качнувшись, остановился, и Салех зашел в почти пустой вагон, взволнованно озираясь. Джинн наблюдал за ним с улыбкой. Несомненно, старый колдун как-то связан с этим внезапным выздоровлением, — скорее всего, он просто извлек из головы мороженщика искру, но расспрашивать о подробностях Джинн не стал. Да они и не имели особого значения, раз мороженщик, похоже, не враг ему.
Они опустились на сиденья в конце вагона. Поезд резко тронулся, и Салех испуганно подпрыгнул. Джинн в окно разглядывал знакомые картины просыпающегося города: дети, перебегающие с крыши на крышу, пары, пьющие у окна утренний чай. Однажды его лицо вдруг стало печальным; он закрыл глаза и откинул голову.
— Могу я поинтересоваться, куда мы едем? — нарушил молчание Салех.
— В Центральный парк. У меня там встреча с одной женщиной.
* * *
В четыре утра пекарня Радзинов выглядела мрачно. У Голема был свой ключ, выделенный ей миссис Радзин на всякий случай; она отперла дверь и закрыла ее за собой на задвижку. Она наизусть знала каждый сантиметр пола и могла бы испечь утренний хлеб с закрытыми глазами, но в темноте пекарня казалась ей зловещей. Знакомые столы напоминали могилы. Через пустую витрину в комнату проникал слабый, призрачный свет уличных фонарей.
