Но, глядя на холодный камень виллы, Хадасса знала, что Бог прислал ее сюда. И отвернуться сейчас от Юлии Валериан означало отвернуться от Господа, а без Него жизнь для нее не имела никакого смысла.
Да, она помнила темницу, холодную, сырую, зловонную. Но разве не в этой темнице она по-настоящему увидела Свет и была им согрета? Разве не там она обрела тот покой, который Бог обещал ей? Разве не там Бог сделал ее по-настоящему свободной?
— Рафа? — окликнул ее слуга. — Может быть, ты хочешь вернуться?
— Нет. Это здесь, — сказала она и открыла дверь. Опершись на свою палку, она стала подниматься по лестнице. Ее раненая нога ужасно болела, когда она дошла до следующей двери. Переведя дух, она постучалась. Никто не ответил.
— Никого нет дома, Рафа, — облегченно произнес слуга.
Хадасса постучала громче и стала прислушиваться, нет ли за дверью какого-либо движения.
Тишина.
— Я пойду за паланкином, — слуга повернулся и стал спускаться. Рукой он продолжал поддерживать ее, собираясь помочь ей спуститься.
— Нет. Я должна остаться здесь. — Полная тишина в доме встревожила Хадассу. Где же рабы Юлии? Она снова подняла рукоятку замка и постучала. Но тут дверь подалась, поскольку оказалась открытой.
— Рафа, не делай этого, — сказал перепуганный слуга.
Не обращая на него внимания, Хадасса вошла в переднюю и огляделась вокруг.
— Оставь вещи у двери.
— Но я не могу оставить тебя здесь…
— Оставь вещи и иди. Со мной все будет в порядке.
Он в нерешительности постоял на месте, оглядываясь вокруг. В доме царило запустение. Нехотя подчинившись, он вышел, закрыл дверь и оставил Хадассу в безмолвном доме.
В перистиле эхом отдавался стук ее палки о мраморные плиты. Фонтан не работал, вода в нем застоялась. Хадасса заглянула в триклиний и увидела полинялые подушки и пыльный стол. Мраморных статуй не было, хотя восточная стена по-прежнему была украшена мозаикой с изображением Вакха, веселящегося с лесными нимфами.
Отвернувшись, Хадасса направилась к лестнице, ведущей в верхние покои. Дойдя до верхней ступени, она остановилась, чтобы передохнуть. Боль в ноге была такой сильной, что Хадасса дрожала. Она снова прислушалась, но в доме по-прежнему стояла полная тишина. Спустя какое-то мгновение боль утихла, и Хадасса двинулась дальше, по коридору, в покои Юлии.
Дверь была открыта.
Сердце Хадассы колотилось, будто маленькая птичка, пытавшаяся вырваться. Ступив на порог, Хадасса заглянула в покои.
Юлии в постели не было.
Войдя в комнату, Хадасса увидела, что тут царит полный беспорядок. Сильно пахло остатками пищи. Пройдя на балкон, Хадасса увидела, что Юлия там. Она была совершенно одна, одетая в потрепанную длинную тунику. От легкого ветра туника облегала ее истощенное тело. Юлия опиралась о стену, как бы ища в ней опору, и смотрела на восток, на горы. Она выглядела крайне несчастной, и Хадасса невольно подумала, что не иначе, как она думает сейчас об Атрете. Когда-то он построил в тех горах прекрасную виллу, намереваясь увезти туда Юлию.
Хадасса неподвижно стояла и смотрела на Юлию, думая, осталась ли она такой же, какой была, или же жизненные обстоятельства изменили ее. Юлия опустила голову, и легкий ветер зашевелил тусклые локоны ее темных волос, падающих на плечи и на лицо. Вздрогнув, Юлия обхватила себя руками. И тут, повернувшись к балконной двери, она увидела Хадассу, лицо которой было закрыто покрывалом. В первое мгновение она испугалась и смотрела на Хадассу, не шевелясь.
— Рафа, — прошептала она.
Хадасса никогда не слышала, чтобы голос ее хозяйки был таким жалким.
Тот страх, который поначалу владел Хадассой, исчез. Она вспомнила немногие приятные моменты из жизни Юлии. Когда-то та была веселой и жизнерадостной девочкой. И теперь Хадасса с грустью смотрела на нее — тощую, бледную, изможденную болезнью.
Она подошла к Юлии ближе, и ее палка громко стучала по черепичному полу. Юлия продолжала смотреть на нее широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.
— Пожалуйста, прости меня за то, что я вошла без доклада, моя госпожа. Но я стучалась, и никто не ответил.
— Добро пожаловать, — сказала Юлия, скорее чисто машинально, бессильно опускаясь на диван, стоявший у стены, и заворачиваясь в давно не стираное одеяло. Я здесь одна. Дидима и Троп бежали, как крысы с тонущего корабля. — Ее губы скривились в горькой усмешке. — Хотя они и так у меня практически ничего не делали. — Отвернувшись, она тихо добавила: — Мне даже лучше, что они ушли. Не надо голову ломать о том, как их продать.
— Прометей тоже ушел, моя госпожа?
— Нет. Я послала его в город, чтобы он нашел себе работу. — Она равнодушно пожала плечами. — Может быть, вернется, а может быть, и нет. Он ведь принадлежал Приму, а не мне. Прим был моим мужем… Если так его можно было назвать. — Юлия посмотрела на покрывало Хадассы и слегка нахмурилась. Она нервно подергалась, закутанная в свое одеяло. — Зачем ты пришла, госпожа Рафа? Ты ведь прикоснулась ко мне, и ничего не произошло. А врач сказал, что никакой надежды нет. — Юлия вздернула подбородок. — Может, ты пришла, чтобы посмотреть, подействует ли твое волшебство на этот раз? — За своей показной надменностью Юлия не смогла скрыть страха и безнадежности, отражавшихся теперь на ее лице постоянно.
— Нет, — тихо ответила Хадасса.
Юлии стало неловко, но ей нужно было как-то оправдывать свои поступки и свою надменность по отношению к другим.
— Наверное, ты никакая не целительница, как тебя называют.
— Вовсе нет.
На лице Юлии отразилось страдание, и она снова обхватила себя руками. Она отвернулась.
— Тогда зачем ты пришла?
Хадасса подошла ближе.
— Я пришла, чтобы спросить, не могу ли я остаться у тебя и заботиться о тебе, госпожа Юлия.
Юлия удивленно взглянула на нее.
— Остаться у меня? — С минуту она удивленно смотрела на женщину с закрытым лицом, и в это мгновение ее беззащитность и одиночество проявились с особой остротой. — Но у меня нет денег, чтобы платить тебе.
— Мне не нужны деньги.
— У меня нет денег даже на то, чтобы купить для тебя хлеба.
— У меня достаточно средств, чтобы позаботиться о нас обеих.
Юлия смотрела на нее не отрываясь, с неослабевающим удивлением.
— Ты… хочешь заботиться обо мне? — произнесла она дрожащим голосом. — Но зачем?
— Потому что это мой долг.
Юлия нахмурилась, ничего не понимая.
— Ты хочешь сказать, что врач передумал и послал тебя ко мне, чтобы позаботиться обо мне?
— Нет. Меня сюда прислал Господь.
Юлия слегка фыркнула.