Не попавшая в расположение боя банда, видя разгром своих товарищей, повернула обратно в Тихорецкую, где их встретили матросы и отобрали все (в первую очередь – вино) и тут же устроили попойку и решили сами «попытать счастья» – пойти на хутора.
Дня через два эти матросы, усиленные всевозможным сбродом, начали свой поход. Обо всех их движениях и намерениях штаб полковника Лесевицкого знал все в точности через своих «дипломатов».
После разгрома красных банд наш отряд оказался усиленным в боевом отношении 12 отобранными в бою пулеметами. Сняли с телефонной линии и «дипломатов», у которых в последний момент оказались (Бог весть откуда) два пулемета и масса патронов; старший из них уже хорошо владел оружием. «Дипломаты» выставили пулеметы вперед, и их огнем, почти в упор, встретили матросов; вся остальная команда – огнем из винтовок. Эти доблестные дети рвались чуть ли не врукопашную драться с матросами, и этим детям в значительной степени наш отряд обязан полным разгромом свирепых красных матросов, происшедшим через день после их выступления из Тихорецкой, при встрече с отрядом полковника Лесевицкого в полном его составе. Несмотря на их стойкость и упорство, почти все матросы были уничтожены, а помогавшие им банды разбежались при первом же выстреле.
25 февраля (примерно) полковник Лесевицкий заболел и был эвакуирован в Екатеринодар. Вместо него назначили Генерального штаба полковника Кузнецова, при котором начался медленный отход нашего отряда к станице Пашковской.
В ночь на 1 марта часть отряда полковника Лесевицкого (Кузнецова) перешла Кубань, а другая отступила от Екатеринодара по направлению аула Шенджий. В этом ауле отряду был дан однодневный отдых от его непрестанных боев, и штаб свел все отдельные мелкие отряды в один Партизанский полк под командой полковника Тунеберга, а возглавителем всей Кубанской армии был назначен произведенный за успешные бои в полковники Покровский.
В эту армию вошли, конечно, и все «дипломаты». Эти мальчики и девочки-герои так и прошли весь страдный путь Добровольческой армии; так и выросли и возмужали в ее борьбе; наравне со взрослыми разделили все ее успехи и… крушение. Почти все они пали смертью храбрых. Тем же, которые остались в живых, теперь минуло уже далеко за 50 лет. Мало их осталось. Они рассеяны по всей земле. О них мы знаем очень мало. Но память об их геройском самопожертвовании во имя горячо и беззаветно любимой ими Родины пусть никогда не умрет в наших сердцах! Наш долг – рассказать о них нашему потомству: пусть знают и следуют их примеру!
П. Казамаров
Россию защищают дети[155]
Командовал я 4-м взводом инженерной роты отряда полковника Лесевицкого. 26 февраля мы отступили к станице Васютинской, которая находилась в 22 верстах от Екатеринодара. Вечером я поехал в Екатеринодар в штаб, взять новые телефоны, а старые были возвращены. В штабе я был 28-го и там сделал все, что было нужно. После этого я спокойно прошел в баню. Было около 5 часов вечера. Я выкупался и пошел домой прилечь поспать, так как уже темнело. Я решил ехать обратно в свой отряд утром 1 марта и прихватить трех кадет, которые приехали со мной в Екатеринодар, чтобы побывать у своих родителей, в своей семье. Но вместо того чтобы идти прямо домой, я направился к дому одной знакомой мне гимназистки, Лидии Аксеновой, которая мне тогда нравилась и за которой я немного ухаживал. Она вышла ко мне на крыльцо, закутавшись в шаль, так как на дворе было довольно прохладно. На этом крыльце мы с Лидией довольно долго болтали, и я почувствовал, что начинаю замерзать после бани. Я заметил, что и моей гимназистке становилось постепенно холодно. Я подумал, что мне уже надо уходить, и начал прощаться, но вдруг увидел, что по улице, идущей от вокзала, происходит большое движение. Присмотревшись, я заметил, что идет обоз моей роты.
Должен сказать, что я был поражен. Ведь еще вчера моя часть находилась в 22 верстах от Екатеринодара, и тогда еще ничто не предвещало отступление, а сейчас я вижу уже отходящий обоз. Я остановил несколько подвод и узнал от них, что некоторые взводы уже перешли Бобровский мост и находятся в данное время за Кубанью. Эта весть меня очень поразила. Хорош бы я был, подумал я, если бы пошел прямо спать домой: наутро я оказался бы в руках большевиков. Я быстро попрощался с Лидой и сказал ей, что мы покидаем город. Ее это тоже очень удивило. Она в свои свободные часы работала и в отряде и в лазарете, как и многие другие гимназистки. Я пошел на вокзал и убедился, что это правда, что наш отряд действительно отошел за Бобровский мост, за Кубань.
Тут я вспомнил о своих кадетах, которые приехали со мной из взвода и которые тоже ничего не знали об отходе наших частей. Когда я встретился с первым из них, я ему сказал, чтобы он оставался дома, и обратился к его отцу, объяснив ему, что войска уходят из Екатеринодара и что его сыну лучше оставаться дома.
– Нет, он не останется, – ответил отец. – Он ведь кадет. Пусть лучше умрет на поле боя, чем на моих глазах.
Я обнял есаула и сказал ему, что постараюсь поберечь его сына. Другого кадета я застал дома и сказал ему, чтобы он оставался дома, если не пожелает идти вместе с нами.
– Я кадет, и мое место в отряде, – твердо на это ответил кадет.
Третий кадет был самым младшим из них, ему было всего около 15 лет. Я объяснил его родителям, что мальчику надо оставаться дома, но чтобы он на первое время скрылся из дома. Но маленький кадетик не хотел слушать уговоров родителей и все твердо уверял:
– Ни за что не останусь!
В это время подошла сестра кадета Игоря Люся, гимназистка 8-го класса, и к ужасу матери вдруг заявила:
– Я тоже пойду в отряд, и Игорю тоже нужно идти!
Игорь запальчиво заметил:
– Я сам знаю, что мне делать, и в советах девчонки не нуждаюсь!
Я прервал эту перебранку брата и сестры и сказал, что наше командование не разрешает брать в поход детей.
Оттуда я пошел к брату Николаю – штабс-капитану. Тут на меня накинулась его жена, моя невестка, и сказала, что Николай от жены и ребенка не уйдет.
– А ты иди куда хочешь, – проговорила она. – Матери девиц будут довольны, что ты перестанешь морочить голову их дочкам. До сих пор бобылем
