Наши измерения широты и долготы не оставляют возможности желать большего. Ход нашего хронометра № 19 после отплытия из Манилы был весьма точен. Таким образом, географы могут быть уверены в положении мыса Ното на побережье Японии. Вместе с мысом Набо на ее восточном берегу, положение которого определил капитан Кинг, он задает ширину этой империи в ее северной части. Наши исследования сослужат еще более важную службу географии, ибо они позволят судить о размерах Татарского моря, куда я решил направить наши корабли.
Японское побережье простиралось в восточном направлении в шестидесяти лье по ту сторону мыса Ното, и потребовались бы, вероятно, все остающиеся месяцы благоприятного времени года, чтобы при постоянных туманах, окутывающих эти моря, пройти вдоль острова Ниппон до мыса Сангар и проследить очертания берега. Перед нами лежало более обширное поле открытий возле побережья Татарии и в проливе Тессой[159]. Посему я посчитал, что мы должны отправляться туда незамедлительно. Кроме того, в моих изысканиях у берегов Японии я не ставил себе иных целей, кроме установления истинного протяжения Татарского моря с севера на юг.
Наши наблюдения поместили мыс Ното на 37° 36′ северной широты и 135° 34′ восточной долготы.
Остров Йоцисима — на 37° 51′ северной широты и 135° 20′ восточной долготы.
Островок или скалу к весту от мыса Ното — на 37° 36′ северной широты и 135° 14′ восточной долготы.
И наиболее южную оконечность острова Ниппон, видимую нами, — на 37° 18′ северной широты и 135° 5′ восточной долготы.
Эти краткие заметки, которые покажутся большинству наших читателей малосодержательными, стоили нам десяти дней сложнейшей навигации среди туманов. Мы надеемся, что географы найдут подобную трату времени плодотворной и пожалеют лишь о том, что обширный план нашей экспедиции не позволил нам исследовать это побережье, и в особенности его юго-западную часть, проследив которую со стороны моря, можно узнать истинные очертания пролива, отделяющего эту империю от Кореи.
Мы произвели снятие корейского побережья с величайшей точностью вплоть до того мыса, где берег перестает идти к норд-осту и принимает западное направление, что вынудило нас подойти к 37-й параллели.
Непрекращающиеся и настойчивые ветра от зюйда противостояли моему изначальному намерению осмотреть и определить положение самой южной и самой западной оконечностей острова Ниппон. Эти же ветра сопровождали нас, пока мы не увидели побережье Татарии 11 июня.
Погода накануне была ясная. Барометр опустился до 27 дюймов и 7 линий, где столбик ртути застыл неподвижно. И пока барометр оставался на этом делении, у нас было два самых ясных дня за все время экспедиции. После отплытия из Манилы эти приборы столь часто давали нам верные предупреждения, что мы должны быть снисходительны к их ошибкам. Однако состояние атмосферы, не приводящее ни к дождю, ни к ветреной погоде, может привести к значительным отклонениям в их показаниях. Барометр «Астролябии» находился на той же отметке, что и наш, и я полагаю, что необходимо провести еще множество наблюдений, прежде чем станет вполне понятен язык этого прибора, который может быть весьма полезен для безопасности мореплавания. Барометры Нэрна, с их искусной подвеской и благодаря своим преимуществам, превосходят все другие.
Мы подошли именно к тому месту побережья, которое отделяет Корею от Маньчжурской Татарии. Суша здесь очень гориста. Мы увидели ее 11 июня с расстояния двадцати лье в море. Она простиралась от норд-норд-веста до норд-ост-тень-норда и, как нам показалось, разделялась на несколько уровней. Горы здесь, хотя и не такие высокие, как на побережье Америки, достигают высоты шестисот-семисот туазов.
Дно начало обнаруживаться лишь в четырех лье от берега, где было сто восемьдесят саженей и грунт из песка и ила. В одном лье от суши все еще было восемьдесят четыре сажени. Именно на такое расстояние я подошел к берегу. Он поднимался очень круто, но был покрыт деревьями и травами. На вершинах самых высоких гор был виден снег, хотя и в очень малом количестве. Мы не заметили ни поселений, ни следов земледелия. Мы полагаем, что маньчжуры Татарии — кочевники и скотоводы — этим лесам и горам предпочитают долины и равнины, где легче найти пропитание для их стад.
На протяжении более сорока лье побережья мы не встретили ни одного речного устья. Я хотел сделать остановку, чтобы наши ботаники и минерологи могли изучить эту страну и ее произведения. Однако берега были отвесны, и поскольку в одном лье от них было восемьдесят четыре сажени, пришлось бы, вероятно, приблизиться до двух-трех кабельтовах, чтобы найти дно на двадцати саженях. И тогда мы не смогли бы отойти от берега с морским бризом. Все же я надеялся, что мы найдем более удобное место, и продолжал идти вдоль побережья тем же курсом. Лучшей погоды и более чистого неба мы еще не видели после отплытия из Европы.
12, 13 и 14 июня мы с прежним успехом производили снятие побережья, вдоль которого шли на расстоянии около двух с половиной лье. В шесть часов вечера в последний из этих дней нас окутал туман, и наступил штиль. Слабый бриз от зюйд-оста едва позволял нам управлять рулем.
До сих пор направление побережья было к норд-ост-тень-норду. Мы достигли уже 44° широты, на которой географы помещают предполагаемый пролив Тессой. Однако мы находились на 5° западнее, чем долгота, приписываемая его западному берегу. Эти 5° необходимо отнять у Татарии и вернуть проливу, который отделяет ее от островов к северу от Японии.
Днем 15 и 16 июня туман был очень густым. Мы находились недалеко от берега Татарии и могли видеть его в прояснениях. Последний из этих дней отмечен в нашем бортовом журнале совершеннейшей иллюзией, какую мне когда-либо доводилось видеть с тех пор, как я стал моряком.
В четыре часа вечера густейший туман сменился прекрасной погодой. Мы обнаружили континент, простирающийся от вест-тень-зюйда до норд-тень-оста, а несколько позднее на зюйде увидели обширную землю, которая, как казалось, примыкала к Татарии на западе, не оставляя между собой и материком промежутка и в 15°. Мы различили горы, ущелья — словом, все подробности ландшафта — не в силах постичь, каким образом вошли в этот пролив, который мог быть лишь проливом Тессой, от поисков которого мы уже отказались.
При таких обстоятельствах я счел своим долгом привестись к ветру и взять курс на зюйд-зюйд-ост. Однако вскоре холмы и овраги исчезли. Самое необычное скопление тумана, какое я когда-либо видел, вызвало нашу ошибку: мы наблюдали, как этот туман рассеивается. Его цвета и формы вознеслись и растворились в царстве облаков, и у нас оставалось достаточно светлого времени, чтобы окончательно убедиться, что этой фантастической земли не существует.
