4 июля в три часа ночи погода была очень ясной. Мы пеленговали землю до норд-ост-тень-норда и увидели в двух милях на траверзе, на вест-норд-весте, большую бухту, в которую впадала река шириной пятнадцать-двадцать туазов.
С каждого фрегата на разведку отправилось по шлюпке, под командованием мсье де Вожуа и Дарбо, с достаточным количеством солдат и матросов. На шлюпках также находились мсье де Моннерон, ла Мартинье, Роллен, Бернизе, Коллиньон, аббат Монже и отец Ресевер. Высадка прошла легко, море постепенно мелело, приближаясь к берегу. Вид этого места почти повторял вид бухты Терней, и хотя мы были на три градуса севернее, плоды земли и сам ее состав отличались очень мало.
Следы местных жителей были тут свежее. На срубленных острым орудием ветках, которые можно было видеть во многих местах, листья были еще зелеными. Две лосиные шкуры были с большой ловкостью натянуты на подпорки из маленьких палочек рядом с небольшой хижиной, в которой не могла бы поселиться семья, но которая вместила бы двоих или троих охотников. Вероятно, тут только что было несколько человек, кого страх перед нами заставил бежать в лес.
Мсье де Вожуа посчитал своим долгом забрать одну из лосиных шкур. Однако взамен он оставил топоры и другие железные орудия, ценность которых стократ превосходила стоимость шкуры. Он прислал ее мне. Донесения этого офицера, как и сообщения натуралистов, не пробудили во мне желания продлить наше пребывание в этой бухте, которую я назвал бухтой Сюффрена[165].
Глава XVIII
Июль 1787
Мы продолжаем идти на север. —
Вдалеке на востоке видим горные вершины. —
Мы понимаем, что движемся в проливе. — Берем курс на остров Сахалин. — Остановка в заливе Де-Лангля. —
Нравы и обычаи местных жителей. —
Их сообщения побуждают нас продолжать движение на север. —
Мы идем вдоль берега острова. — Остановка в заливе Д’Эстена. —
Мы обнаруживаем, что пролив между островом и Татарией преграждают мели. — Заходим в залив Де-Кастри у побережья Татарии.Я вышел из бухты Сюффрена с легким бризом от норд-оста, с помощью которого я надеялся отдалиться от берега. Эта бухта, согласно нашим наблюдениям, находится на 47° 51′ северной широты и 137° 25′ восточной долготы.
Отплывая, мы несколько раз забрасывали трал и выловили устриц, к которым прикрепились пулетты, маленькие двустворчатые моллюски, часто встречаемые в европейских окаменелостях и подобные тем, которые недавно нашли на побережье Прованса. Наш улов также включал в себя крупных букцинумов, множество морских ежей обычной разновидности, огромное количество морских звезд и голотурий с крошечными кусочками красивых кораллов.
Штиль и туман вынудили нас бросить якорь в одном лье от берега на сорока четырех саженях, на грунте из илистого песка. Мы продолжали ловить треску, но это было ничтожным возмещением потерянного времени, когда благоприятный сезон проходил слишком стремительно для нашего желания исследовать это море полностью.
Наконец 5 июля, несмотря на туман, бриз от зюйд-веста посвежел, и мы поставили паруса. Во время прояснения, продлившегося около десяти минут, пока мы стояли на якоре, мы нанесли на карту восемь или десять лье побережья на норд-ост-тень-норде. Итак, мы могли без каких-либо помех пройти семь или восемь лье на норд-ост-тень-ост, и я взял курс в этом направлении, бросая лот каждые полчаса, ибо видимость составляла менее двух расстояний мушкетного выстрела.
В такой манере мы шли на сорока пяти саженях глубины до наступления ночи. Ветер тогда перешел к норд-осту и задул очень свежо, начался проливной дождь. Барометр опустился до двадцати семи дюймов шести линий.
Весь день 6 июля мы боролись с противными ветрами. Наша наблюдаемая широта составила 48°, и наша восточная долгота — 138° 20′. В полдень несколько прояснилось, и мы пеленговали вершины горной гряды, простирающейся на север, однако туман скрывал от нас низменные участки побережья, и мы не видели его очертаний, хотя находились от него всего в трех лье. Последовавшая затем ночь была самой ясной. При свете луны мы взяли курс параллельно берегу. Его направление было вначале к норд-осту, а затем к норд-норд-осту.
На рассвете мы продолжали идти вдоль берега. Мы надеялись, что к ночи достигнем 50° северной широты — предела, который я назначил для нашего путешествия вдоль побережья Татарии. После него мы должны были повернуть в сторону островов Йессо и Оку-Йессо, вполне уверенные в том, что, если их не существует, мы, по крайней мере, встретимся с Курилами, продвигаясь на восток. Однако в восемь часов утра мы увидели остров, показавшийся нам весьма протяженным. Вместе с Татарией он образовывал пролив, угловой размер которого составлял 30 градусов.
Мы не различали берега острова и видели лишь горные вершины, которые простирались даже до зюйд-оста. Это свидетельствовало о том, что мы уже довольно давно вошли в пролив, отделяющий этот остров от континента. Наша широта в этот момент составляла 48° 35′, и широта «Астролябии» — 48° 40′.
Вначале я подумал, что это остров Сахалин, южную часть которого географы помещают на два градуса севернее. Я рассудил, что, если возьму курс внутрь пролива, я буду вынужден следовать по нему до выхода в Охотское море, при условии неизменности ветров от зюйда, которые в это время года господствуют в этих широтах. Такое положение вещей воздвигало непреодолимое препятствие моему желанию исследовать берега этого моря полностью. Составив самую точную карту побережья Татарии, мне оставалось для окончательного осуществления этого плана лишь спуститься вдоль западного берега тех островов, которые я обнаружу, до 44° северной широты. По этой причине я взял курс на зюйд-ост.
Зрелище этой земли весьма отличалось от пейзажа Татарии: были видны лишь голые скалы, в углублениях которых еще сохранялся снег. Однако мы находились слишком далеко, чтобы различить низменные участки суши, которые, как и на континенте, могли быть покрыты деревьями и травами. Самую высокую из гор, которая заканчивалась подобием печной трубы, я назвал пиком Ламанона[166] — по той причине, что она имела форму вулкана, в то время как ученый, носящий это имя, занимался в первую очередь изучением вулканических пород.
Пролив Лаперуза на карте из атласа к «Полному собранию ученых путешествий по России».
1818–1825 гг.Ветра от зюйда вынуждали меня лавировать, поставив все паруса, чтобы достичь южной оконечности новой земли, которую мы еще не видели. Мы смогли пеленговать только вершины гор в течение нескольких минут, пока нас не окутал густой туман. В трех-четырех лье к западу от побережья Татарии наш лот достигал дна. Двигаясь к осту, мы каждый раз меняли галс, когда лот показывал сорок восемь саженей.
