С точки зрения изложенной гипотезы становится понятным наличие в гроте Тешик-Таш, наряду с костями горного козла, костей таких животных, как медведь или леопард. Тешик-ташец, очевидно, таким же образом, по полёту птиц, находил на склонах Байсун-Тау трупы этих животных, погибавших естественной смертью, каким он находил трупы горных козлов. Может быть, так же доставалась ему и часть более мелких животных, кости которых зарегистрированы в Тешик-Таше.
Каменные орудия, находящиеся в культурных слоях Тешик-Таша, несомненно, служили для освоения всей этой добычи: для отделения мяса от костей, сдирания шкуры, расчленения суставов, перерезания сухожилий. Без этих искусственных орудий, возмещавших отсутствие естественных органов плотоядных животных — клыков и когтей, палеоантроп не мог бы использовать ту высокоценную питательную мясную пищу, которую предоставила ему горная природа. Одним собиранием этой пищи он обойтись не мог — она требовала обработки.
Не следует думать, что вся эта среда требовала от тешик-ташца мало напряжения и оставляла ему пассивную роль. Данная форма собирательства, плотоядное собирательство, если разрешено будет применить такой термин, ставила перед палеоантропом неизмеримо более сложные задачи, чем простое растительное собирательство.
Так, он оказался в близком контакте с грозным хищником, леопардом, и должен был, так сказать, перехитрить его, чтобы не стать наряду с горным козлом его жертвой. По-видимому, главным средством разрешения этой задачи было использование в качестве прикрытия естественных антагонизмов между самими хищниками, окружавшими тешик-ташца. Такой антагонизм был налицо: вражда между леопардом и гиеной. Ещё древним авторам было хорошо известно, что единственное животное, перед которым леопард испытывает страх, это гиена. Рассказывали, что при виде гиены леопард так пугается, что даже не пытается сопротивляться. По Плинию, если повесить рядом шкуры леопарда и гиены, то из шкуры леопарда выпадают волосы, — так велик был его страх при жизни; а древние египтяне изображением рядом двух шкур этих животных выражали мысль, что более сильный и благородный может быть побеждён более ничтожным[540]. Их вражда, отражённая в этой легенде, отвечает их экологическим отношениям. Они представляют в природе тесно связанную пару. Как и леопард, гиены встречаются в высокогорных условиях, например, в Иране на высоте 7,5 тыс. футов над уровнем моря[541]. В горах Абиссинии распространены как леопарды, так и гиены — пятнистые и волосатые[542]. И леопард и гиена ограничены теми же ночными часами активности. Всего за час-два до захода солнца леопард выходит на охоту[543], и если охота или трапеза леопарда затягивается, у гиены уже не остаётся времени, чтобы до восхода солнца попользоваться его добычей, — а за день хищные птицы могут значительную её часть уничтожить. Гиены, собираясь группой у падали, иногда стараются оттеснить леопарда от жертвы, едва лишь он её забил. Пятнистые гиены вообще нередко держатся и охотятся стаями[544] и поэтому могут представлять вполне реальную опасность для леопарда. Леопард отступает и должен возобновлять свою охоту, тем самым принуждённый как бы работать на гиен, эксплуатирующих его морфологию и инстинкты, великолепно приспособленные к убийству.
И тешик-ташец, очевидно, нашёл пользу в этом антагонизме. Днём человек почти никогда не встретит в горах ни леопарда, ни гиены, хотя видит их следы вокруг[545]. Тешик-ташцу надо было предохранить себя от нападения леопарда только ночью. Он поселился в одной из тех пещер, ям и расселин в скалах, в каких обычно проводят день гиены, выходя лишь с наступлением темноты на поиски пищи[546]. Боясь и избегая гиен, леопард, несомненно, не подходил к подобным местам (сами леопарды устраивают открытые гнёзда среди бурелома). Тешик-ташец с наступлением темноты мог уверенно скрываться в гроте, защищаемый, видимо, не кострами, которых, кстати, леопарды, как и ягуары, не боятся и на свет которых приходят из леса[547], а этим врождённым страхом леопарда перед гиеной, признаки обитания которой грот должно быть сохранял.
Конечно, тем самым тешик-ташец оказался в каком-то довольно близком жизненном контакте с гиеной. Она далеко не так опасна для человека, как леопард. Брэм приводит примеры, показывающие, как гиены отлично поддаются приручению[548]. Гиены отлично индивидуализируют людей в условиях зоопарков, прочно сохраняя враждебность с младенчества[549]. О некоторой степени синантропизма гиен имеются обильные сведения в литературе.
Гиены иногда живут вблизи человеческих поселений, регулярно появляются на улицах в поисках отбросов, заходят в дома и т. д. Особенно любят человеческие трупы. Гиены не боятся огня, напротив, при огне проявляют больше агрессивности в отношении человека[550]. Следом каких-то древних биологических отношений гиены и человека является своеобразная стойкая наследственно закрепленная у гиен дифференцировка: они нападают только на детей; взрослых трогают исключительно в том случае, если застают их спящими, лежащими, больными[551]. Арабы в Африке, едящие мясо гиен, добывают их, безбоязненно залезая за гиенами в тёмные пещеры, набрасывая им мешок на голову, связывая их и выволакивая наружу. Причём гиены не пускают в ход зубов против человека и не защищаются, если только соблюдается одно условие: если человек приблизится к гиене без огня (факела, свечи), в полной темноте пещеры[552]. Та расправа, которую учинила гиена со свежезахороненным ребёнком в Тешик-Таше, оставив тут же копролит, свидетельствует о посещении ею грота, обитаемого людьми (хотя, очевидно, в их отсутствие), о её той или иной экологической взаимосвязи с людьми. Не может быть сомнения, что эта сложная взаимосвязь требовала не меньших проявлений превосходства высшей нервной деятельности палеоантропа над другим животным, чем изготовление грубых каменных орудий.
Невозможно думать также, чтобы палеоантроп, войдя в данный биоценоз, не оказывал далее на него активного воздействия. Его взаимоотношения с хищными птицами, с одной стороны, с гиенами — с другой, вели, конечно, к возраставшему перераспределению запасов козлиного и прочего мяса в его пользу, что, может быть, компенсировалось до поры до времени повышением охотничьей деятельности леопардов, как мы видели, весьма эластичной по природе.
Допустимо предположение, что из близкого симбиоза с хищными птицами тешик-ташец извлекал и другие выгоды. До сих пор мы рассматривали лишь кости крупных животных в костных скоплениях грота Тешик-Таш. Вернёмся теперь к костям мелких зверей и птиц. Как уже было сказано, крайне неправдоподобно предположение, что тешик-ташец охотился на все эти разнообразные виды. Напротив, скопления этих костей могут быть легко объяснены как результат охотничьей деятельности хищных птиц, обитавших в том же гроте и в соседних нишах и расселинах скал. Согласно описанию А. П. Окладникова, над гротом Тешик-Таш имеются следы второй ниши, столь же значительного размера, но разрушенной обвалом или выветриванием[553]. В глубине грота всегда царит лёгкий полумрак[554], благоприятствующий пребыванию здесь днём ночных хищников. Говоря о разборке четвертого культурного слоя, А. П. Окладников отмечает: «В процессе разборки слоя у самого скалистого барьера, разделявшего грот на верхнюю и нижнюю часть, нам пришлось встретить неожиданное расширение, в котором, несмотря на ограниченную площадь (около 1,5 кв. м), особенно густо были рассеяны очень мелкие косточки птиц и грызунов, почти не встречавшиеся раньше. Вполне возможно, что скопление костей мелких животных образовалось из погадок и отбросов хищных птиц, так как над этим местом как раз проходит глубокая щель и карниз, на котором могли жить хищные птицы»[555].
А. П. Окладников допускает, что эти мелкие кости не связаны с охотничьей деятельностью тешик-ташцев. Вполне справедливо он утверждает далее, что и в этом случае они ценны, так как дают более полное представление о местной фауне в момент образования культурного слоя. Однако А. П. Окладников не делает попытки ответить на вопрос: какие же пернатые хищники могли оставить эти следы своего существования в непосредственном соседстве с тешик-ташцами?
На основе приведённого выше списка костей представляется наиболее вероятным, что кости самых мелких мышиных — результат жизнедеятельности ночных хищников, сов. В отличие от дневных хищников, совы абсолютно не в состоянии переваривать кости. Поскольку они мелкую добычу заглатывают целиком, да и более крупную лишь разрывают на части, у них в желудке в большом количестве образуются непереваренные остатки, выбрасываемые в виде так называемых погадок после каждой еды[556]. Близкое соседство сов с тешик-ташцем заставляет вспомнить, что сейчас несколько видов сов синантропичны — живут по соседству с человеком, гнездятся в строениях (на чердаках, башнях и т. п.)[557]. Возможно, что этот симбиоз вырабатывался именно в те далёкие времена. Условием его возникновения, очевидно, являлась какая-то польза, которую обе стороны получали друг от друга. Сову, может быть, привлекало обилие мышей, разводившихся вблизи палеоантропа, последний же приучился не трогать сову из-за какой-то своей постоянной выгоды от её соседства.
