– Ну ты даешь!
– Нет, это ты!
– Вот так запросто можно и угробиться.
– Да от чего только люди на тот свет не отправляются! Стоит только новости послушать.
Они оставили салон машины замусоренным: договоры об аренде, дешевые карты, стаканчики от кофе, пакетики от гамбургеров “Уэндиз”, скомканные салфетки, которыми она вытирала его следы со своей руки, – все это оказалось свалено в общую кучу. Он позабыл заехать на заправку, так что “мальчики на побегушках” с землистыми лицами в конторе проката заставили его наполнить бак по цене восемь долларов за галлон, однако сейчас все это привычное обдиралово казалось всего-навсего платой за вход в царство мечты или нелепым дорожным знаком, который сообщает, насколько он удалился от здешнего испорченного мира, лежащего в развалинах. В самом деле, казалось удивительным, что Серджиус может просто вынуть пластиковую карточку и заставить замолчать всех этих типов, которые о чем-то спрашивали его жужжащими, будто комариными, голосками. Нет-нет, не комариными, люди же не комары, Серджиус вдруг ужаснулся своему сравнению. И все-таки, встретив Лидию под конец своего идиотского путешествия в поисках Цицерона (какой же он злой, просто неудавшийся человек, замкнувшийся в этом своем антисептическом особняке у океана! Воздвигает мавзолей для собственного радикального сознания, а потом еще издевается над студентами!), он почувствовал, что вплывает в какую-то новую жизнь – одновременно безотлагательную (и в каком-то смысле совершенно незнакомую, если не считать давнего детского опыта, когда он провел ночь на Народной пожарной станции, уснув на руках у матери) и совершенно непонятную для него. Все имело какой-то смысл – знать бы только, какой именно! Он не жил с мыслями о Томми и Мирьям, но, в кои-то веки, оказалось, что оба они продолжают жить внутри него самого. Может быть, это и есть Свет? Структура его новой жизни оказалась очень плотной, лишенной пустот. Совсем как патока. Комары все жужжали, пытаясь найти для себя место в гуще этой патоки, и только Серджиус, рядом с которым находилась Лидия, обладал привилегией двигаться сквозь эту гущу.
– Ну, а ты-то куда едешь? – спросил он таким голосом, как будто у него кружилась голова. Она и в самом деле кружилась. – Мне даже показалось, что ты летишь на том же самолете, нет?
Она села вместе с ним в бесплатный микроавтобус, ходивший от пункта проката автомобилей до единственного терминала Портлендского аэропорта – очередного оазиса спокойствия. Никаких проверок прямо на тротуарах, никакого плотного строя такси, никакой космополитической толчеи. Один самолет показался в небе, когда они кружили по наклонному съезду, но теперь в небе было пусто – и к тому же безоблачно. Может быть, штат Мэн, втайне от всех, принадлежит Канаде? И все же день стряхнул с себя прибрежный туман, снова потеплело, как и положено в пору бабьего лета. Они все-таки три часа ехали на юг, а значит, попали из одной климатической зоны в другую. Трудно поверить, что еще вчера он купался в океане. Он стряхнул непонятные северные чары, вернулся к своей привычной жизни – вот что произошло, только в придачу притащил с собой эту девушку. Ее гитара в футляре и спальный мешок лежали рядом с его одинокой спортивной сумкой, образовав островок на тротуаре. После того, как микроавтобус отъехал, никто уже не интересовался ни высадившимися людьми, ни их вещами, лежащими без присмотра. Серджиус ни разу не прикасался к гитаре Лидии: не хотел ставить ее перед фактом, что сам он играет в тысячу раз профессиональнее, но в то же время куда более безголосый, да и вообще во всем ей уступает.
– А ты хочешь, чтобы я полетела с тобой? – спросила она. Взяла его руку в обе свои, а потом резко – всего на секунду – целиком засосала его большой палец.
– Да конечно. Я…
– Ну, у меня же нет билета, да и вообще самолеты – это тоска зеленая, я никогда не летаю. Может, лучше я как-нибудь заеду к тебе в Филадельфию, если хочешь.
– Хочу. Хотя я не совсем в Филадельфии живу. И у нас там нет никаких лагерей “Оккупации”, насколько я знаю.
За что, интересно, ему надо оправдываться? Его влажный большой палец остывал на ветру. Они не обменялись ни единым словом в предчувствии этого прощального момента, куда более неизбежного, чем все остальные, уже выбитого в каменной скрижали электронного билета.
– Черт, – сказал он, – а что, если нам самим его организовать!
К той куче вранья, что прозвучала накануне вечером, добавилась новая капелька: Серджиус провел в филадельфийском лагере гораздо меньше времени, чем могла с его слов заключить Лидия. Но, с другой-то стороны, важно любое, даже самое минимальное участие, по определению. Он представил, как покажет ей Ист-Эксетер, бензозаправочные станции и галерею игровых автоматов, совсем не похожих на обычные общественные места для сборищ. Научит ее играть в “Полет во времени”, покажет свой старый трюк: как на один четвертак растянуть игру на полтора часа. Если только игра никуда не пропала, он наверняка вспомнит все давние навыки. Хотя, конечно, она давно пропала. Серджиус понимал, что просто витает в облаках, но это похоже на счастье, хотя ничто не сулило счастливой концовки. А может быть, достаточно просто мечтать.
– Серджиус, а что за ерунду ты рассказывал тогда своему дяде – про лагеря, про бездомных и так далее?
– Какому дяде? Ах да.
– Пошли, бери свои вещи. – Она подхватила гитару и спальник и повела его через беззвучно раздвинувшиеся стеклянные двери в приветливое здание аэропорта. – Конечно, после всего, что я говорила, тебе может показаться это странным, но все эти лагеря в общем-то – чепуха.
– Вот как?
Войдя в здание, Серджиус всячески старался не обращать внимания на зазывные жесты стоявших вдалеке билетных контролеров – этих унылых часовых, стражей его предстоящего полета. Перед посадкой на самолет душа как будто заранее готовится оторваться от поверхности планеты и сама воспаряет куда-то ввысь. В аэропортах – даже в таких захудалых, как этот, – у Серджиуса невольно уходила почва из-под ног, ему делалось как-то не по себе, он весь съеживался. Ну что ж, зато он уберет свою компактную сумку наверх, в отделение для ручной клади, и ему больше не придется подвергаться никаким лишним контактам с людьми. Нужно только подойти к стойке регистрации, сыграть там в их маленькую видеоигру, а потом система выплюнет ему на руки посадочный талон. Но нет, еще рано, рано, потому что, когда он получит этот талон, ему придется расстаться с Лидией. В игре “Полет во времени” важно было то, что он никогда не встречался ни с кем другим, всегда путешествовал в одиночку.
– Ну, то есть такой маленький лагерь, как в Камбоу, – это очень даже здорово, а вот в больших лагерях выясняется вот что: если ты все время занят тем, что кормишь бездомных, то в итоге ты перестаешь заниматься организацией. Потому что бездомных – тьма-тьмущая, причем у некоторых из них не в порядке с головой.
Серджиусу хотелось возразить: А разве ты сама – не бездомная? Вслух он сказал:
– Ясно. Я понял, о чем ты.
– Мы с моим бойфрендом были в Мадриде в мае прошлого года. Участвовали в тамошних протестах “Индигнадос”.
– Да?
– Ты о них, наверное, даже не слышал.
– Нет, не слышал.
Его попытка примазаться к движению “Оккупай” оказалась идиотизмом. Теперь оно вдруг предстало перед ним в другом свете – как незнакомый жаргон, тайный диалект, чем-то сродни той тарабарщине, которая звучала в аудитории Цицерона. А еще, выходит, у нее есть бойфренд.
– Я объезжаю последние лагеря, пока они все не позакрывались. Можно сказать, исторический момент. Надо глядеть на вещи шире. Мы как вирус! Здесь есть где-нибудь уборные?
– А твой бойфренд?..
– Он в Нью-Йорке, я должна с ним встретиться. Мы планируем следующую акцию. Ту, что придет на смену лагерям. Ага, вот они. Пошли.
Она потянула его за рукав, повела к уборным. Обремененные гитарой, спальным мешком и спортивной сумкой, они потащились, будто какая-то амеба, по гулкой аммиачной зоне.
– Значит, ты в ячейке.
– Иди сюда.
Серджиус не успел возразить, а она уже вела его в проход к женскому туалету. Там ощущался какой-то особый запах – не такой, какой бывает в мужских туалетах, – пожалуй, солоноватый, с примесью не то океанических, не то менструальных испарений. Они свалили свои вещи на пол возле кабинки, которую выбрала Лидия. Это была самая дальняя кабинка и самая большая, предназначенная для инвалидных колясок, с хромированными поручнями, со всех сторон торчавшими из стен. Затем она заперла дверь и залезла на Серджиуса.
– Теперь моя очередь.
Конечно. Женщинам вечно хочется секса. Серджиус снова без усилий пришел в состояние готовности. Когда лохматые шорты Лидии сползли к лодыжкам, когда Серджиус стащил с нее полосатые колготки, под которыми больше ничего не было, его ожидало нечто вроде бульона. Одного вида влажных волос и ляжек, ясно говоривших о возбуждении Лидии, Серджиусу было достаточно, и, уцепившись за поручни, они понеслись вскачь. Его губами и языком завладел тот самый рот, что терзал гагар и чибисов в кленовом сиропе. Кончив, она отстранилась от него. На шее у нее вздулись артерии, как у атлетки, а зубы снова обнажились до самых десен.
