Герцог сложил руки, но в позе его уже не чувствовалось прежней непринужденности. Слова Браумина явно задели его — может быть, даже испугали.
— И вот что странно, — небрежным тоном продолжал Браумин. — Брат Делман утверждает, что узнал одного или двоих поври, приплывших на том корабле.
— По-моему, так все они на одно лицо, — сухо отозвался герцог Калас.
— Однако у некоторых могут быть запоминающиеся шрамы или приметная одежда, — сказал настоятель Браумин.
Герцог Калас сидел не шевелясь, только его глаза, казалось, хотели прожечь дыру на лице настоятеля. Браумин понял, что нанес сильный удар. Значит, догадка брата Делмана о том, откуда приплыла в Вангард шайка поври, попала точно в цель. Глядя на Каласа, настоятель Браумин понимал: никакого побега поври из Палмариса не было. Зато у герцога Каласа есть тайна, и очень грязная тайна.
— И где же, по мнению вашего брата Делмана, он уже видел тех поври? — с напускным равнодушием вновь спросил Калас.
Он едва заметно сдвинулся в кресле, вторично выдав свое истинное состояние.
— Он пока не может сказать с уверенностью, — ответил Браумин, особо подчеркивая слово «пока». — В памяти у него встает одно утро с туманом и моросящим дождем…
Настоятель оборвал фразу. Герцог резко поднялся.
— Что за игры вы ведете? — спросил он.
Калас подошел к шкафчику с напитками, стоявшему сбоку от стола. Браумин заметил тяжелый меч, висевший на стене прямо над шкафчиком. Герцог плеснул себе в стакан коньяку и взглянул на монаха. Браумин покачал головой.
Калас пару раз повернул стакан, словно взбалтывая коньяк, затем медленно повернулся и присел на край шкафчика. Лицо герцога опять стало спокойным.
— Если вы имеете еще что сказать, говорите прямо, — потребовал он.
— Вряд ли здесь вообще нужно еще что-то говорить, — ответил Браумин. — Я буду предельно занят строительством часовни Эвелина в Кертинелле и расширением Сент-Прешес.
Удар был нанесен точно и без особых усилий.
Калас довольно долго просидел молча, обдумывая услышанное и потягивая коньяк. Потом герцог вдруг залпом осушил стакан и швырнул его о стену, разбив вдребезги. Калас встал настолько резко и порывисто, что даже сдвинул свой «винный погребок».
— Вам знакомо слово «шантаж»? — спросил он.
— А вам знакомо слово «политика»? — немедленно парировал Браумин.
Калас сорвал со стены меч и угрожающе взмахнул им перед настоятелем.
— Быть может, личная встреча с вашим Богом покажет вам разницу между этими двумя словами, — произнес он и вдруг умолк.
Настоятель Браумин вытянул руку и разжал ладонь. На ней лежал небольшой графит, издававший легкое гудение.
— Ну как, будем выяснять, кого из нас сегодня Бог возьмет к себе для вразумления? — сдержанно улыбаясь, уверенным тоном спросил монах, хотя внутри у него все пылало.
Браумин Херд не был воином и не отличался особым искусством в обращении с самоцветами. Его умения хватило бы на небольшой удар молнии, способный на несколько секунд задержать свирепого Каласа или чуть взъерошить волосы на его курчавой голове.
И все же Браумин был готов к схватке. Его обвинение попало в цель! И поскольку настоятель ожидал этого и тщательно внутренне подготовился, он продолжал спокойно стоять с поднятой рукой.
— Вы играете в опасные игры, настоятель Браумин.
— Не совсем так, герцог Калас, — ответил Браумин. — Просто мы используем доступные нам средства для достижения целей, в которые верим. Одно из подобных средств — раскрытие некой грязной тайны, связанной с неким сражением, произошедшим туманным утром.
— А какую цель вы преследуете? — резко спросил Калас.
— Расширение Сент-Прешес, — ответил монах.
Калас опустил меч. Браумин тоже опустил руку с графитом.
— И это все?
— И это все.
Браумин Херд не стал добавлять слова «пока», но по мрачному лицу Каласа было видно, что герцог вполне понимает дальнейшее развитие событий. Теперь тяжелый меч находился не у него в руках, а незримо висел в воздухе, подчиняясь воле настоятеля Браумина. Калас не посмел отмести намеки как чудовищную выдумку. Значит, подозрения Делмана блестяще подтверждались: Таргон Брей Калас, герцог Вестер-Хонса, друг и ближайший советник короля Дануба Брока Урсальского… использовал пленных поври в затеянном им гнусном спектакле, чтобы упрочить свою власть в Палмарисе.
Вскоре настоятель Браумин покинул Чейзвинд Мэнор, унося под мышкой подписанное герцогом дозволение расширить Сент-Прешес. Но уходил он уже не тем легким и пружинистым шагом, каким шел сюда. По сути, он силой вырвал у герцога Каласа это разрешение, отчего на душе у Браумина было довольно мерзко. Он молился о том, чтобы подобное никогда не повторилось.
И все же, если понадобится, он пойдет к этому человеку снова. Браумин поклялся памятью магистра Джоджонаха — своего наставника и самого близкого друга, что будет продолжать эту битву во имя добра.
— К вам направляется госпожа Пемблбери, — доложил камердинер.
Настоятель Джеховит поморщился, а король Дануб не удержался от улыбки.
— Вы еще не сделали официального заявления, — напомнил ему Джеховит. — Все слухи о том, что ребенок, которому предстоит родиться, — ваш, останутся слухами, пока не будет вашего заявления и вашего решения о его статусе.
— Я и не знал, что от меня требуются такие формальности, — язвительно ответил Дануб.
Как-никак, он был королем, и любое его слово становилось законом для Хонсе-Бира.
— Представляю, о чем может подумать ваш брат, если эти слухи достигнут его ушей, — сказал Джеховит. — Новый отец-настоятель много лет провел в Вангарде. Он друг Мидалиса. Похоже, теперь, когда Агронгерр встал во главе церкви, этот уголок начнет устанавливать более тесные связи с остальными провинциями королевства.
— Возможно, слухи и достигнут ушей моего брата, если их будут распространять те, кто отправился в Вангард, — резко ответил Дануб.
— Единственный монах, возвратившийся туда после Коллегии аббатов, — молодой Делман. Смею вас уверить, он не входит в число моих друзей, — поспешил добавить Джеховит. — Если брат Делман и повез туда новости о состоянии Констанции Пемблбери, значит, он узнал их от кого-то другого.
— Тот самый Делман из Палмариса? — спросил король Дануб, хорошо запомнивший плененных спутников Браумина Херда.
Джеховит кивнул.
— Тот самый Делман, который является другом Джилсепони? — уточнил король.
Настоятель Джеховит вскинул брови, удивленный вопросом и тем, что Дануб упомянул имя этой женщины. Значит, искорка, вспыхнувшая тогда в Палмарисе, не погасла. Вряд ли Констанции, только-только вступившей в восьмой месяц беременности, придется по вкусу этот медленно тлеющий огонь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
