Читатель. А как же Миллс со столь неверным подходом сумел совершить открытие в теории Власти?
Теоретик. А вот тут-то и начинается самое интересное! Замысел книги о высшем классе Америки созрел у Миллса еще в конце 1940-х, и первоначально она называлась «Сильные мира сего»[630]. С марксистской точки зрения, этими сильными могли быть только капиталисты — последний оставшийся класс американского общества (после рабочих и белых воротничков). Именно с этого класса Миллс и начал свое исследование: он составил список богатейших людей Америки в трех временных срезах (таких оказалось 90 человек в 1900-м, 95 в 1925-м и 90 в 1950 году) и тщательно изучил биографию каждого из них. Результаты оказались довольно любопытными[631], однако одновременно с работой Миллса над книгой в США произошли события, поставившие под сомнение простейшую модель «у кого деньги, у того и власть».
В марте 1947 года президент Трумэн объявил о новой внешенполитической программе США, направленной на сдерживание СССР (фактически это было объявлением холодной войны). В 1949 году был создан военный блок НАТО, в 1950-м США вступили в Корейскую вой ну, а 1951-м отправили войска в Европу (что раньше практиковалось только в период мировых войн). Наконец, на выборы 1952 года кандидатом от республиканцев пошел генерал Эйзенхауэр[632], сформировавший после победы следующий кабинет (он оставался тем же и в 1955 году, когда Миллс дописывал свою книгу):
Три главных с точки зрения высокой политики поста в стране (государственный секретарь, министр финансов и министр обороны) занимают: нью-йоркский представитель[633] крупнейшей в стране юридической фирмы, которая защищает заграничные коммерческие интересы группы Моргана и группы Рокфеллера; руководитель корпораций[634] со Среднего Запада (он был директором объединения, включавшего в себя свыше 30 корпораций) и, наконец, бывший президент[635] одной из трех или четырех крупнейших корпораций в США (она же — крупнейший в стране производитель военного снаряжения) [Mills, 1956, p. 232].
Подобная милитаризация всей государственной политики вместе с назначением на ключевые должности менеджеров крупных корпораций явно отвечала интересам лишь некоторых сверхбогачей (таких, как Рокфеллеры), а также крупных корпораций, формально не имеющих единоличных владельцев (таких, как General Motors[636]). Мощь государственной машины США со всей очевидностью использовалась в интересах более узкого круга людей, чем все капиталисты Америки или даже 90 самых богатых из них. Тут уж любой заинтересованный наблюдатель (как и в случае с итальянской «консортерией») должен был воскликнуть: ба, да вот же он, американский правящий класс!
При всей приверженности Миллса широкому классовому подходу столь явное участие корпораций[637] (бюрократическое устройство которых Миллс критиковал еще в «Белом воротничке») в системе власти американского общества не могло ускользнуть от его внимания. Миллс изменил название книги: «Сильные мира сего» стали «Властвующей элитой». Он значительно расширил круг социальных групп, среди которых следовало искать представителей этой элиты. С этого момента до осознания того факта, что властвующая элита является особой социальной группой, отличающейся от порождающих ее представителей буржуазии, топ-менеджмента, чиновников и военных, оставался всего один шаг. Сделав его, Миллс полностью преодолел классовый подход в социологии Власти и поставил точку в истории открытия властных группировок, дав им однозначное определение:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Для того чтобы яснее очертить предмет исследования, надо остановиться на одной особенности, ясно выступающей в биографиях и мемуарах людей богатых, власть имущих и именитых: лица, принадлежащие к высшим кругам, в какой бы области они ни подвизались, являются членами взаимопереплетающихся «партий» и связанных между собой самым различным образом «клик» [Mills, 1956, p. 11].
Читатель. То есть талант исследователя оказался сильнее его идеологических предпосылок?
Теоретик. Талант, подкрепленный личной неприязнью, которую Миллс, несомненно, питал ко всей обнаруженной им властвующей элите. Миллс лично был заинтересован в том, чтобы разыскать если не союзников интеллектуалов во Власти, то хотя бы их главных врагов, и эта мотивация позволила ему пойти дальше традиционных обвинений в адрес буржуазии. Он решительно отверг общеклассовую локализацию Власти и прямо поместил ее в руки сюзеренов правящих группировок:
Никто не предлагал и не разрешал Наполеону разогнать 18 брюмера парламент, а затем превратить свою консульскую власть в императорскую. Никто не предлагал и не разрешал Адольфу Гитлеру провозгласить себя в день смерти президента Гинденбурга «фюрером и канцлером», упразднить и узурпировать соответствующие должности, соединив президентство с канцлерством. Никто не предлагал и не разрешал Франклину Д. Рузвельту принять ряд решений, которые привели к вступлению Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Не «историческая необходимость», а человек по имени Трумэн принял вместе с несколькими другими лицами решение сбросить бомбу на Хиросиму [Mills, 1956, p. 24].
Столь же проницательно он разглядел источник Власти этих сюзеренов:
Под могущественными людьми мы, конечно, подразумеваем тех, кто имеет возможность осуществлять свою волю даже в том случае, когда другие сопротивляются ей. Никто, следовательно, не может быть по-настоящему могущественным, если он не имеет доступа к управлению важнейшими социальными институтами, ибо власть подлинно могущественных людей заключается прежде всего в том, что они распоряжаются этими общественными орудиями власти [Mills, 1956, p. 9].
Эти иерархические институты — государство, корпорации, армия — образуют собой орудия власти [Mills, 1956, p. 5].
Контроль над обладающими огромными ресурсами организациями — вот что превращает обычного человека в человека Власти; но поскольку на такие позиции всегда найдется множество претендентов, вопрос заключается в том, как осуществляется их отбор и какие люди в конечном счете оказываются на самом верху. Миллс уже провел такой анализ для крупных частных капиталов:
Взобраться на вершину пирамиды богатства нелегко, и многие, пытавшиеся это сделать, свалились, не достигнув цели. Легче и безопаснее родиться на этой вершине [Mills, 1956, p. 115].
Но как обстоят дела в двух остальных сферах — в крупных корпорациях (должности в которых не передаются по наследству) и в государственном управлении (в котором участвуют демократически избираемые сенаторы и конгрессмены)? Миллс провел новое исследование биографий руководителей крупнейших корпораций и обнаружил тенденцию, схожую с наследованием в мире частного бизнеса:
Вся карьера типичного крупного администратора складывается ныне из переходов, совершающихся внутри корпоративных иерархий и между ними; удельный вес людей подобной карьеры неуклонно и быстро повышался: с 18 % в 1870 году до 68 % в 1950-м [Mills, 1956, p. 132].
Высшие должности в корпоративной среде все в большей степени доставались своим людям — проверенным в ходе многолетней карьеры внутри собственных корпораций. «Своим» для кого? Конечно же, для предыдущего высшего руководства:
Читая речи и доклады администраторов о человеке того склада, который им требуется, неизбежно приходишь к простому выводу: этот человек должен уметь приноравливаться к тем, кто уже пребывает в верхах [Mills, 1956, p. 141].
Миллс посвящает несколько страниц критике американской мечты о том, что умный и энергичный выходец из низов способен пробиться в высшее руководство за счет личных талантов. «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?» — встречают такого кандидата корпоративные боссы и сразу же делают вывод: не такой уж ты и умный. Оценка ума по богатству автоматически означает, что преимущества в продвижении по службе получают те, кто с самого начала не являются бедными, то есть обладают начальным социальным капиталом за счет хорошего образования и вхожих в высокие кабинеты родителей. Особое значение при этом имеет даже не просто хорошее образование («Гарварда недостаточно»), а образование, позволяющее с детских лет завести нужные знакомства:
