— Ты посмотри, Зоя, какая трава! Что это рожь, да?.. Боже мой, до чего же тут хорошо!
— Сразу видно, что мадам никогда не жила в деревне, — снизошла наконец Зоя, обиженно поджимая губы. — Я-то, слава богу, хорошо деревню знаю, у дантиста, у которого я служила, был в Буживале дом!.. А вечер какой холодный. Должно быть, здесь сыро.
Теперь экипаж проезжал под сенью деревьев. Нана с жадностью, как щенок, вдыхала аромат листвы. Внезапно на повороте она заметила сквозь ветви какое-то строение. Должно быть, здесь! И она снова завела разговор с кучером, который на все ее вопросы отрицательно поматывал головой. Но когда они спустились по склону холма, кучер вытянул кнут и пробормотал:
— Вон, глядите.
Нана вскочила, высунулась до пояса в окошко.
— Где же? Где? — кричала она, побледнев от волнения, ничего не видя.
Наконец она различила угол стены. Тут снова начались возгласы, снова Нана запрыгала на скамейке, по-женски, всецело увлеченная новизною впечатлений.
— Зоя, вижу, вижу! Смотри, с той стороны… Ох, да тут на крыше кирпичная терраса! А там оранжерея! А участок какой большой. Как я рада! Ну смотри же, Зоя, смотри!
Рыдван остановился у садовой решетки. Распахнулась калитка, и навстречу хозяйке вышел садовник — тощий верзила с каскеткой в руке. Нана почудилось, что возница втихомолку над ней посмеивается, и она решила вести себя с достоинством. Поэтому она сдержалась, не побежала, важно выслушала садовника, который, в отличие от кучера, оказался не в меру болтливым; он извинился за беспорядок: ведь письмо, извещавшее о приезде хозяйки, пришло только нынче утром; но, вопреки всем стараниям, ее несло словно на крыльях, и Зоя еле за ней поспевала. В конце аллеи Нана остановилась, чтобы оглядеть сверху донизу свои дом. Это был просторный особняк в итальянском стиле, с боковой пристройкой поскромнее; дом выстроил богач-англичанин, перебравшийся сюда после двухлетнего пребывания в Неаполе, однако очень скоро Миньота ему наскучила.
— Я сейчас все вам покажу, сударыня, — предложил садовник.
Но Нана, обогнав садовника, крикнула ему, чтобы он не беспокоился, она предпочитает все осмотреть сама. И, не сняв даже шляпки, она бросилась в комнаты, звала Зою, кричала ей что-то через весь коридор, заполнив криками и смехом это пустынное жилище, необитаемое в течение долгих месяцев. Сначала передняя, — немного сыровата, ну да бог с ней, здесь нам не спать. Гостиная просто шик — окна выходят на лужайку; только вот пунцовая мебель ужасная гадость; ничего, сменим. А столовая, ох, какая столовая, прелесть! Будь у нее в Париже такая огромная столовая, какие бы пиры можно было задавать! Поднявшись на второй этаж, Нана спохватилась, что не видела еще кухни; она спустилась вниз, и Зое пришлось восхищаться красотой раковины для мытья посуды и размерами очага, где можно без труда зажарить целого барана. Когда она опять поднялась на второй этаж, ее привела в восторг спальня, которую обойщик из Орлеана обил нежно-розовым кретоном в стиле Людовика XVI. Господи, как же чудесно будет здесь спать, прямо гнездышко пансионерки! Затем четыре-пять комнат для гостей, над ними прекрасный чердак, очень удобно — есть куда сложить чемоданы. Зоя оглядывала комнаты хмурым оком и нехотя плелась за хозяйкой, а та вдруг исчезла на крутой лестнице, ведущей на чердак. Мерси! Лично она, Зоя, не намерена ломать себе шею. Но оттуда до нее долетел приглушенный крик, словно шел он из печной трубы.
— Зоя, Зоя, где же ты? Иди сюда… Ты даже представить себе не можешь… Просто сказка!
Зоя с ворчанием полезла на чердак. Свою хозяйку она обнаружила на крыше; Нана стояла, опершись о кирпичную ограду, глядя на широкую, уходившую вдаль равнину. Бескрайний горизонт затянула серая дымка, шквальный ветер нес с собой крохотные капельки дождя. Нана приходилось обеими руками держать шляпу, чтобы ту не сорвало ветром, а раздувающиеся ее юбки хлопали, как флаги на ветру.
— Э, нет уж, увольте, мадам, — заявила Зоя, поспешно отступая к двери. — Вас сейчас ветром унесет… Ну и погодка!
Но мадам ничего не слышала. Нагнувшись, она обозревала свои владения, лежавшие внизу, у ее ног. Участок, обнесенный забором, насчитывал семь-восемь арпанов. Увидев огород, Нана забыла обо всем на свете. Она бросилась вниз, толкая перед собой Зою, заикаясь от счастья:
— А капусты там сколько!.. Кочны вон какие громадные!.. И салат, и лук, и щавель, чего только нет! Пойдем скорее, посмотрим.
Дождь припустил. Открыв свой белый шелковый зонтик, Нана бросилась по аллее к огороду.
— Мадам простудится! — крикнула ей вслед Зоя, преспокойно оставшаяся под навесом крыльца.
Но мадам непременно хотелось все оглядеть. При каждом новом открытии до Зои доносился восторженный крик:
— Зоя, шпинат! Да иди же сюда! Ой, артишоки! Какие смешные. Значит, артишоки тоже цветут? А это что такое? Не знаю… Ну иди же, Зоя, — может быть, ты знаешь…
Но горничная не пошевелилась. Видать, мадам просто спятила. С неба лились потоки воды, белый шелковый зонтик стал совсем черным, да и какая от него польза; юбка промокла насквозь. Но Нана все было нипочем. Под ливнем она осматривала огород и фруктовый сад, останавливалась у каждого дерева, склонялась над каждой грядкой. Она побежала посмотреть на колодец, подняла крышку, заглянула внутрь, потом в восхищении замерла перед огромной тыквой. Ей необходимо было обегать все аллеи, чтобы сейчас же, не мешкая, вступить во владение этими чудесами, о которых столько мечтала когда-то парижская работница Нана, мыкая горе на шумных улицах столицы. Дождь лил теперь как из ведра, но она ничего не замечала и только сетовала, что скоро совсем стемнеет. Уже не различая в сумерках предметов, она ощупывала их кончиками пальцев, спеша с ними ознакомиться. Вдруг в сумраке она разглядела землянику. Ребяческий восторг прорвался наружу громкими криками:
— Земляника! Земляника! Она здесь, я ее чую!.. Зоя, давай тарелку. Сейчас мы земляники наберем.
И, отбросив в сторону зонтик, Нана присела на корточки у грядки, хотя ее сразу всю измочило. Она собирала землянику, раздвигая листья мокрыми руками. Однако Зоя и не подумала принести тарелку. Когда Нана поднялась, ее вдруг охватил страх. Ей показалось, что рядом промелькнула чья-то тень.
— Зверь! — крикнула она.
Но тут же от изумления застыла на дорожке. Это был не зверь, это был мужчина, и она узнала его.
— Как, это ты? Что ты тут делаешь, младенчик?
— Ничего, черт возьми! — отозвался Жорж. — Просто пришел.
Но Нана все еще не могла опомниться.
— Ты, верно, узнал от садовника, что я приехала? Ох, что за ребенок! Да он весь мокрый!
— Я сейчас тебе расскажу. Дождь захватил меня по дороге. Я не хотел идти через Гюмьер, а пошел вброд через Шу, ну и провалился в какую-то чертову яму.
Нана сразу забыла о своей землянике. Ее охватила такая жалость, что она чуть не заплакала. Бедняжка Зизи попал в яму! Она потащила его за собой в дом, твердила, что сейчас велит растопить камин.
— А знаешь, — шепнул он, удерживая ее за руку в тени дерева, — я хотел было спрятаться, я боялся, что ты меня забранишь, ведь бранилась же в Париже, когда я приходил без зова.
Нана вместо ответа громко расхохоталась и чмокнула его в лоб. Вплоть до сегодняшнего дня она обращалась с ним, как с мальчишкой, не придавала никакого значения его пылким признаниям, — одним словом, со спокойной совестью забавлялась им, считая, что какой же это мужчина. Но куда его сейчас деть? Нана решительно потребовала, чтобы затопили камин в спальне, — там будет уютнее. Увидев Жоржа, Зоя не удивилась, она уже давно привыкла к самым невероятным посетителям. Зато садовник, притащивший охапку дров, застыл на пороге, обнаружив в спальне незнакомого господина, с которого ручьем стекала вода и которому, — это-то он знал твердо, — никто не отпирал калитки. Садовнику сказали, что в нем пока нужды нет, и отослали в сторожку. Лампа освещала спальню, в камине ярко пылал огонь.
— Никогда он не высохнет, он простудится, — отчаивалась Нана, видя, что Жоржа начинает бить дрожь.
И хоть бы одна пара мужских брюк во всем доме! Нана собиралась уже кликнуть на помощь садовника, как вдруг ее осенило. Зоя, раскладывавшая в туалетной комнате чемоданы, принесла мадам сухое белье, сорочку, нижние юбки, пеньюар.
— Вот и чудесно! — воскликнула Нана. — Пускай Зизи наденет мои вещи. Не брезгуешь мной, а? Когда твое платье высохнет, ты переоденешься и быстренько побежишь домой, чтобы тебя мама не заругала… Поторапливайся, а я тоже пойду сменю белье в будуаре.
Когда минут через десять Нана в капоте вошла в спальню, она даже руками всплеснула от восхищения.
— Ах ты, крошечка моя, да какой же он чудесный в женском виде!
Жорж недолго думая надел ночную сорочку с прошивками, вышитые панталончики и длинный батистовый пеньюар с кружевами. Еще не просохшие рыжеватые волосы, спадавшие локончиками на шею, обнаженные руки, нежная кожа, какая бывает только у очень молодых блондинов, придавали Жоржу в этом наряде сходство с юной девушкой.
