что задуманная тобою интрига может развалиться?
– Исключено, уважаемый Албасты.
– Ты уверен?
– Уверен!
– И ты думаешь, что, как только вас «не станет», Архип сразу же бросится к тайнику за золотом?
– Он это сделает в первую очередь, – хихикнул самодовольно Салим. – Архипу надо строить дома, покупать инструмент, покупать оружие. А денег у него нет! Их он может взять только из тайника покойной Амины.
– Не хотел бы я иметь тебя в числе своих злейших врагов, Салим! – довольно расхохотался Нага. – Твой план безупречен! Как только я верну золото отца, то и тебя озолочу, не сомневайся!
– Мне золота не надо, Албасты, – удивил его своим ответом Салим.
– Что-о-о? – воскликнул обескураженно Нага. – Ты что, святой бессребреник? Тогда почему в сабарманы подался?
– Сам не знаю. Наверное, так Аллаху было угодно.
– Тогда скажи мне, чего тебе надо, если не золота? – насторожился Нага.
– Ту женщину, которую ты держишь в своём шатре, Албасты! Я думаю, это будет не обременительная для тебя плата за возвращённое золото?
– А у тебя губа не дура, Салим! – расхохотался Нага. – Ты просто уморил меня. Ты что, и впрямь её хочешь?
– Очень хочу, господин, – слегка поклонился тот. – Я всегда был умён, но беден. И никогда я не видел таких красивых женщин, как твоя рабыня. И я очень хочу, Албасты, увезти её в дальний степной аул и сделать своей женой!
– О Всевышний! А почему бы и нет?! – еще громче расхохотался Нага. – Более изощрённого наказания для этой фурии просто не придумать!
– Не понимаю, о чём ты, Албасты?
– И не надо! Я дарю тебе эту рабыню и отдам те деньги, которые обещал! А ещё дарую тебе за хорошую мысль лучшего коня и пять верблюдов. Только предупреждаю, Салим. Не спускай глаз со своей, гм-м-м, «невесты»! И увези её так далеко в степь, чтобы она не решилась тебя прирезать из страха остаться одной и не смогла бы удрать оттуда!
* * *
Жаклин лежала в яме на спине и тяжело дышала. Около неё сидела одетая в лохмотья молодая женщина, грязным лоскутком обмахивая лицо клеймённой.
Какой-то нищий азиат подполз к ним из дальнего угла и присел рядом. Он поднял руки и прочёл молитву.
Обратив внимание на Жаклин, азиат спросил у её «сиделки»:
– Кто эта несчастная?
– Француженка, – ответила женщина. – Её нынче клеймили калёным железом. Вот она, сердешная, с того самого часа в беспамятстве. Боюсь, что уже не выживет!
– Случится то, что захочет Всевышний. Уж лучше пусть она умрёт, чем будет продана туда, куда её готовят!
Азиат снова поднял руки и помолился.
– Ты, видать, издалека? – спросила женщина.
– Из Хивы, – ответил тот.
Жаклин, услышав страшное слово «Хива», вздрогнула, открыла глаза, но снова закрыла их.
– А как в наши края забрёл?
– С караваном. Ещё недавно я был очень богатым человеком.
Жаклин снова раскрыла глаза.
– Богатым человеком, – прошептали её потрескавшиеся губы.
Азиат продолжил свой рассказ:
– У меня был большой караван, но Албасты отнял у меня всё. Он убил моих людей, а меня хочет сделать рабом.
– А родные у тебя есть, сердешный? – спросила женщина.
– О-о-о, не сыпь мне соль на рану! – всхлипнул азиат. – У меня осталось в Хиве много родных, но мне больше не увидеть их.
Жаклин снова открыла глаза, приподняла голову и уронила её на колени своей добровольной сиделки.
– Я могу ей помочь, – сказал вдруг азиат. – Только вот надо ли?
– Гляди сам, – вздохнула женщина. – Уж лучше, ежели могёшь, сделай эдак, чтоб тихо померла, сердешная.
– Могу и это, – отрешённо проговорил азиат. – Только вот я никогда не лишал жизни человека.
Жаклин вздрогнула, посмотрела на него и, успокоившись, снова закрыла глаза.
– У меня есть «чёртов палец», – перешёл на шёпот азиат. – Он растёт глубоко под землёй в белой глине. Этот камень одинаково может лечить и убить!
– Господи, страсть-то какая, – пугливо перекрестилась женщина. – А зовут-то тебя как?
– Моё имя ничего тебе не скажет, – уклонился от ответа азиат. – Теперь я раб и доля моя рабская…
Жаклин сквозь забытьё слушала разговор и кое-как его осмысливала. У неё не было сил сказать хоть что-то, а потому…
– Как же так может быть, когда одно и то же снадобье и травит и лечит? – спросила женщина, вытерев со лба больной капельки пота.
– Это смотря как его принимать, – последовал ответ азиата. – Надо соскоблить немного стружек с «пальца» и выпить их.
– А как прознать: во вред они али во здравие?
– Запьёшь кумысом или водой – во здравие. А ежели водкой или вином…
– То помрёшь, – догадалась женщина.
– Именно так, – подтвердил азиат. – И ещё нельзя употреблять снадобье с опием. Кто выпьет стружки «пальца» и покурит опий, тот сразу же сойдёт с ума и будет блаженным калекой до конца своей грешной жизни!
Последние слова, произнесённые азиатом, подняли Жаклин.
Удивлённый её порывом мужчина испуганно отодвинулся и со стороны покосился на неё.
«Сиделка» тоже отшатнулась в сторону и, крестясь, зашептала молитвы.
– Дай, – протянула к азиату дрожащую руку Жаклин, глядя на него полными муки глазами.
– Чего тебе, милая?
– Палец этот «чёртов»! – будучи не в силах говорить громче, прошептала Жаклин.
– Ты хочешь выздороветь или умереть? – спросил азиат, опуская руну в глубь своего рваного халата.
– Не ваше дело, чего я хочу! – прошептала она. – Дай мне своё снадобье, а я решу, что с ним делать…
Глава 24
Глядя на Анжели, Александр Прокофьевич почувствовал, как его трясёт озноб.
– Что вы говорите? Моя дочь была жива, когда её увозили из Оренбурга в Яицк?
– Она была цела и невредима! – Анжели изобразил скучающую мину на лице и прикрыл глаза, давая понять, что ему надоели вопросы графа Артемьева.
Александр Прокофьевич почувствовал слабость в ногах. Прислонившись к стене, он некоторое время молчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя на француза.
– Я думаю, вы неспроста оставили её в живых?
Анжели открыл глаза и усмехнулся. Стиснув зубы, граф постарался взять себя в руки:
– Она не заболела по дороге?
– К счастью, нет.
– С ней обращаются хорошо?
– Как с леди дворянского сословия.
– Она содержится взаперти?
– Нет, в казачьей семье.
– В казачьей семье? – переспросил граф.
– Именно так, Александр Прокофьевич, вы не ослышались.
По всему было видно, что Анжели был неплохо подготовлен на случай, если попадётся. Граф спросил его, повысив голос:
– А почему вы сказали Жаклин, что убили девочку?
Анжели немного подумал, а затем ответил:
– Я был вынужден ей солгать. Она, как полоумная, всегда таскала девочку за собой. А это мне не нравилось. Тогда я настоял на убийстве вашей дочери,
