вином, – а я уже чаял на жинку свою Гланьку поглазеть. Поди ещё не успела скурвиться, паскуда!
– Успела поди, – поддел его Ероха. – Ты ушёл в Сибирь и канул. Твоя тёща, поди, зараз своей дочурке женишка и подыскала.
– Обеим бошки посворачиваю, – нахмурился казак, разливая вино по глиняным мискам.
– Кому?
– И Гланьке, и тёще.
– Атаман, а как мы отсюда незамеченными просочимся? – спросил казак, который резал хлеб. – Оренбург недалеча. Кабы на служивых не напороться.
– Хреново, что мест этих не знаем, – вздохнул атаман. – С той стороны Сакмары я всю степь знаю. Хоть до Хивы поганой с завязанными очами доведу! Но там сейчас опасно. Дождёмся провожатого, тогда и двинемся!
– Не верю ему я, Иван, – сказал серьёзно Ероха. – Какой-то склизкий татарин-то. Заведёт на засаду, и все зараз заместо дому кровушкой умоемся!
– Другого ничего нам не удумать. Волей-неволей, а положиться на проводника придётся, – тяжело вздохнул, отвечая, атаман. – Ежели Господь от нас покуда не отвернулся, знать, и лихо минует, чтоб ему пусто было!
Казаки замолчали, слушая, как потрескивают дрова в костре.
Временами налетал лёгкий ветерок, разбрасывая огонь и искорки в разные стороны.
– Вот и мясо подрумянилось, – сказал казак, поджаривавший сайгачину. – Прошу поцведать, браты-казаки.
– А может, и впрямь ещё маленько отсидеться, атаман? – спросил Ероха, беря горячий кусочек мяса. – Разузнать бы изначально, что там без нас? Может, нас уже семи собаками по Яицку сыскивают?
– Да будя тебе изгаляться, – пробубнил Ероха. – Без тебя тошно, а ты… Пущай атаман лучше об чём-нибудь другом обскажет, чтоб не ломать башку зазря о том, что стрясётся завтра спозаранку.
– А что могёт с нами стрястись такого, что не указано Господом и не накорябано на наших челах? – ухмыльнулся атаман.
– Все под Господом ходим, – согласились казаки.
Затем все плотно поужинали, испили вина и приготовились ко сну. Атаман посмотрел на небо, чему-то улыбнулся и, не обращаясь ни к кому, сказал:
– Благодарите Господа, казаки, что всё ещё по землице ходим.
Он ткнул в небосвод указательным пальцем:
– Ещё сызмальства заприметил я, что, когда гляжу на небеса ночью, завсегда лик Господа мерещится!
– И каков он? Как на иконах писанный? – спросил, зевая, Ероха.
– Не знай, – вздохнул атаман. – Я Господа не зенками зрю, а чем-то другим. Будто я весь сам око и гляжу на Господа!
В ночи вдруг послышался топот лошадей. Разговор сразу же прервался, а сон улетучился.
– Небось Гурьян и Матюха вертаются, – предположил атаман, вскакивая с подстилки и хватаясь за оружие.
Казаки тоже быстро вооружились и замерли, прислушиваясь.
Из темноты, как из тумана, показались двое. Казаки взяли на изготовку оружие, не выпуская их из виду.
Один из всадников спрыгнул с коня, отдал уздечку спутнику и, потирая руки, присел у костра.
– А вот и мы, атаман, – сказал он, – да не одни, а с лазутчиком!
Он крикнул слезавшему с коня спутнику:
– Слышь, Гурьян, тащи к атаману лазутчика. А сам коней спутай и к костру двигай, браты нам пожрать кое-что оставили!
– С возвращеньицем, полуночники, – поприветствовал их атаман, разглядывая опутанного арканом незнакомца. – А этого красавца где сцапали?
– Дык недалеча отсюда, – ответил Матвей, жадно запихивая в рот мясо, хлеб и запивая всё вином. – Мы его зараз углядели, когда у леса догляд проводили.
– Он там обход делал, – добавил Гурьян, присев у костра и заталкивая в рот пищу. – Мыслю, что лазутчик это и уже давно за нами вслед движется.
– А конь тогда его где? – не спуская глаз с пленника, спросил атаман. – Не бегом же он за нами бегал?
Гурьян и Матвей, перестав жевать, переглянулись. Действительно, коня-то они как раз и не нашли! Да и у захваченного «лазутчика» не поинтересовались, как он оказался один ночью в степи.
– Ты кто будешь? – спросил атаман, глядя на пленника. – Чего за нами увязался и конь твой где?
В ответ на его вопросы «лазутчик» усмехнулся и пожал плечами:
– Да я об вас знать не знал и слыхом не слыхивал!
– Тогда чего в степи один колобродишь, да ещё от нас недалече?
– Кто вы и откель – знать не знаю я, – смело ответил пленник. – А сам я недалече проживаю.
Вокруг пленника и атамана собрался весь отряд. Казаки с нескрываемым любопытством разглядывали пленника, дивясь его стойкости и храбрости. Атаман посмотрел на них, словно призывая всех в свидетели, после чего посмотрел на пленника:
– Бреши больше. Здесь за сто вёрст округ никакого поселенья нету! Только Сакмарск недалече. В самый раз сотня вёрст до нево!
– Я ведаю, где Сакмарск, – улыбнулся пленник. – Сам оттуда.
– Во бряхло! – встрял в разговор Ероха. – Ты что, из избы вышел и зараз до нас добёг?
– Да туточки я сейчас проживаю, недалече, – заверил «лазутчик». – Умёт здесь есть, Степными Огнями наречённый!
– И что, даже в гости заглянуть приглашашь? – всё еще смотря на пленника с подозрением, поинтересовался атаман.
– А что? Милости просим! – просияв, обрадованно воскликнул тот.
– А чего ты эдак обрадовался? – насторожился атаман, чувствуя подвох. – Может, сабарманы мы и умёт твой разорим зараз?
– Сабарманы тожа люди, – вздохнул пленник, – да и брать у нас нечего. Ещё зимой уже зорили нас и жгли дотла!
– Тогда почему доверяшься каждому встречному? – строго спросил атаман.
– Почему ж это каждому встречному? – рассмеялся добродушно пленник. – Я ж тебя как облупленого знаю. Ты ж казак яицкий Ивашка Кирпичников?
Атаман не поверил своим ушам. «Лазутчик», пойманный ночью в глухой степи, безошибочно назвал его имя!
– Ну-ка дай-ка я на тебя взгляну получше?
Он приблизился к пленнику, взял его за плечи и взглянул в лицо. Кто-то из казаков взял из костра ярко пылающую головёшку и поднёс поближе, давая возможность получше разглядеть «лазутчика».
– Раздави меня Господи! – воскликнул поражённый атаман. – Дык ты ж Архип-кузнец? Ты ещё коня моего так подковал, что в сапоги обул несносные? А в Яицке батюшку своего искал?
– Да, я это, – мотнул головой Архип. – А я тебя зараз признал, Ивашка!
– А ну развяжите его, – кивнул удивлённым казакам Кирпичников. – Этого казака не сметь обзывать лазутчиком!
Глава 23
Уже несколько дней Жаклин сидела в яме вместе с другими пленниками. Раз в день сабарманы спускали им ведро с водой и бросали чёрствую краюху хлеба.
Бывали дни, когда перепившиеся разбойники извлекали всех из ямы и принимались беспощадно избивать плётками с молчаливого согласия Албасты. Поэтому, как только кто-то из сабарманов спускался за пленниками, люди, жалобно воя, прятались друг за друга или вжимались в стену, словно стараясь слиться с нею воедино и стать невидимыми для истязателей.
Однажды Нага-Албасты сам спустился в яму.
