«Для чего живет это растение? – бунтует душа деда, и усы его дрожат. – И это вышло из моего семени? Это она, только она!»
Дед хлопал слабосильного сына по плечу так, что сотрясалось хлипкое тело, пытаясь его разбудить, вернуть к жизни, задавал вопросы о его деятельности в доме профессора и о жизни, от которой нет пользы. А дядя протирал очки и никак не мог понять, в чем его грех и чем он вызывает гнев отца.
– Прибыли, – падает дед в кресло, – прибыли, Артур, и теперь салон похож на вокзал. Пять шляп привезла Финхен… Артур…
– Прибыли, отец, – говорит господин Леви, – в добрый и успешный час прибыли.
Дом наполняется собачьим лаем.
– Юлиус! – кричит дед. – Я тебя спрашиваю, Артур, она что, не могла приехать в Берлин без Юлиуса?
Господин Леви смеется. Истинная радость у членов семьи Леви. Гейнц немного смущен. Это семейное собрание организовано им. Он хотел достичь согласия семьи на присоединение господина Функе, как компаньона, чтобы изменить название фабрики. Тем временем, обстоятельства несколько изменились. Кризис на фабрике, на первый взгляд, миновал, благодаря деятельности деда. «Миновал, – усмехается Гейнц, – но еще вернется, еще будет необходимость в изменениях, которые я предложил. В данный момент, все, на первый взгляд, вернулось на место. Что я буду делать со всей семьей вечером?»
– Что же будет вечером на семейном собрании? – спрашивает Гейнц. – Я так понимаю, что отпала необходимость обсуждать будущее фабрики…
– Боже упаси, – отвечает дед, – упаси меня вмешивать в мои дела этих торговцев хлопком.
– Вечером, – говорит господин Леви праздничным тоном, – вечером, Гейнц, я передам на семейном собрании бразды правления фабрикой в твои руки, Гейнц.
– Ну, зачем нам такая официальность, отец? Оставим это.
– Что значит, оставим? – возмущается дед. – Почему не передать тебе управление фабрикой, дорогой внук? Ты будешь первым внуком в семье Леви, который возглавит предприятие. – Дед ударяет себя в грудь. – Герман, при всем уважении к нему, не нашел подходящего времени, чтобы передать свою фабрику в руки Лео, несмотря на то, что сам стал дедом.
– Дед, по сути, Лео управляет фабрикой весьма успешно, а я…
– Ты, Гейнц, – прерывает его господин Леви, – управлял фабрикой в тяжелые дни кризиса с умом и ответственностью.
Дед и Гейнц удивленно поворачивают головы в сторону господина Леви.
– Я, Гейнц, – говорит дед, – намереваюсь вернуться в усадьбу, как только дела войдут в нормальную колею, я возвращаюсь выкармливать моих гусей.
– Дед, кризис еще продолжается, и не так скоро пройдет.
– Пройдет-пройдет, раньше или позже. А с семьей не говорят о кризисах, ты слышишь меня, дорогой внук? Моя единственная цель – добыть у них деньги на расширение фабрики и не говорить о твоих тяжелых днях.
– Хорошо, дед, встретимся с радостью и в добром настроении.
– На семейной встрече в твою честь, Гейнц, мы поднимем рюмки за твою жизнь и жизнь фабрики, – господин Леви улыбается Гейнцу доброй улыбкой.
– Ты – первый из внуков семьи, – подводит счет дед, – девицу, щелкающую орехи, в счет не берем. Во-первых, она женщина, во-вторых, весьма странная. Получается, что мой внук – первый. Так вот, дорогой мой внук, не забывай, что ты наследуешь фабрику «Леви и сын». И над губой говорящего деда с серьезным и торжественным лицом, подрагивая, топорщатся усы, словно бы не знающие, кому они принадлежат в этот момент. И глаза деда отдыхают на лице внука многозначительным взглядом. Гейнц отвечает слабым смехом.
– Ты не должен изображать на лице выражение идущего на виселицу, – сердится дед, – это большая радость для всей семьи, что молодой и энергичный Леви, как ты, будет возглавлять предприятие, которое унаследует от предков. Не так ли, дорогой мой внук?
– Так, дед, точно так, – Гейнц встает с кресла, – извините меня, мне надо немного отдохнуть, подготовиться к большому празднику, – тонкая усмешка проскальзывает на его губах, и он слегка кланяется отцу и деду.
– Странный парень, – кивает дед ему вслед, – Артур, он стал очень странным в последнее время. Я должен побеседовать с ним, как мужчина с мужчиной.
– Он пережил трудные дни, отец, оставь его сейчас.
– Трудные дни? И ты тоже ухватился за «трудные дни» этого ребенка?
– Я не имею в виду материальный кризис, отец. Тяжелый душевный кризис переживает сейчас молодое поколение.
– Оставь меня со своими теориями. Мой внук Гейнц живет в реальном мире, а не витает в облаках, – дед сердито дышит и вдруг стремительно выходит из комнаты.
Господин Леви улыбается ему вслед, смотрит несколько мгновений на дверь, за которой исчез дед, и лицо его серьезнеет. Он видит перед своими глазами семейную усадьбу на холме, стоящую между гигантскими деревьями и господствующую над городком. И дом деда тоже стоит между деревьями-гигантами, но не дед их сажал. Он купил их вместе со своим аристократическим домом. В то время, как там, на холме, деревья сажали отцы, и они росли и цвели и пускали глубоко корни. Усадьба эта – отчий дом, и земля – земля праотцев. И вспоминает господин Леви ту роскошную праздничную церемонию передачи родителями деда текстильной фабрики в руки дяди Соломона. Альфред и он, Артур, были подростками, когда отец и мать привели их в усадьбу на холме. Наследник дядя Соломон уже был женат, и они играли между деревьями с сыном Соломона – Лео. Родители деда были высокого роста, старыми, но полными сил. Они передали сыновьям в наследство крепкие опоры жизни и уверенность в завтрашнем дне. И этот великолепный дом на холме! С замиранием сердца и почти религиозным трепетом водила их мать через комнаты и залы. Там все было наше, там были корни, глубоко ушедшие в нашу землю. Дед был непокорным сыном в семье. Из этого опорного гнезда дед ушел искать в жизни свои пути, прорывать их, но не мостить. А если и мостил, то сейчас этот путь ускользает из-под ног Гейнца. Хлопок – дело верное, чище стали. Это предприятие, которое простые люди основали в Германии, расширили до огромных размеров и создали прекрасные семейные дома благодаря скромным нитям из хлопка. Вина отца была в том, что он взбунтовался против хлопка и вторгся не в свой мир. Использовал подходящий момент, и с хитростью, уловками, сноровкой прокрался через запертые ворота. И Гейнц, его внук, вертится и обдирает бока в этом закрытом мире, как зверь в клетке. Подходящее время, игравшее на руку деду, миновало. «Кровь и железо». Но я не хочу, чтобы Гейнц отдал свою кровь во имя железа, во имя мечты деда – построить дом не в его мире. Не детские коляски производят из стали, говорит Гейнц. И он прав. Отец мой, который мечтал быть человеком действия, обречен на пустые мечты, а сын мой испуганно проснулся от этих дедовских снов. Дед был непокорным энергичным сыном, а долги за его деяния заплатит мой сын, – думает Артур Леви.
– Дядя Яков, где я могу найти дядю Артура? – слышит господин Леви голос Елены.
– Детка моя, если он тебе так нужен, то находится здесь, за этой дверью.
– Пожалуйста, Елена, заходи.
По росту и светлому облику это настоящий отпрыск семьи Леви. Но коротко подстриженные светлые волосы, темные красивые глаза, скрытые за отсвечивающими стеклами очков, и неспокойное нервное лицо – отличают ее от всех членов семьи Леви, предавая Елене суровый вид. В сердце господина Леви она всегда пробуждает чувство жалости.
– Елена, как ты себя чувствуешь у меня в доме?
– Хорошо, доктор Артур, хотя многое здесь требует ремонта.
– Ну, конечно, детка, вещи, требующие ремонта, есть в любом месте. Не желаешь ли выпить кофе, Елена?
– Спасибо, дядя Артур, я кофе не пью. Я слышала, что у вас проблемы со здоровьем?
– А-а, детка, небольшое недомогание, не стоит об этом говорить.
– Дядя Артур, именно по вопросу здоровья мне есть, что вам сказать. О вас неправильно заботятся. Вы едите мясо, а это вредно и для души и для тела..
– Ты действительно так считаешь, детка?
– Да, дядя Артур. Жестокость не исчезнет из этого мира, пока мы убиваем каждое существо, которое слабее нас. Натуральная пища придает здоровье телу и душе. Десять лет я следую этому правилу, и здоровье мое отлично.
– Уже десять лет ты, детка питаешься морковью, шпинатом и орехами?
– Не смейтесь надо мной, дядя Артур, это очень серьезно.
– Детка моя, что это вдруг пришло тебе на ум? Я не нуждаюсь в лечении. Каждый выбирает для себя образ жизни.
Елена сидит в кресле с несчастным видом человека, упавшего духом.
– Дядя Артур, разрешите мне говорить откровенно. Я пришла к вам просить разрешения – перейти жить к вам в дом. Я хочу оставить родительский дом, и пока у меня не будет своего дома, я бы хотела жить у вас.
Слова ее печальны и лицо несчастно. Господин Леви приближается к ней, гладит ее по волосам.
– Детка моя, дом мой для тебя всегда открыт, но если мне позволено, я дам тебе совет: не оставляй дом родителей. Наши дни не очень подходят для того, чтобы искать счастье в чужом месте. В родительском доме ты лучше всего сможешь построить свой дом и свою жизнь.
