– Это до фига.
– Кроме того, база обнесена трехметровой бетонной стеной, стоит к ней приблизиться, нас тотчас расстреляют. Самоубийственно переться туда таким составом, – заключила она, скрестила руки на груди, готовая отражать нападки несогласных.
Дым смотрел на нее в упор, и взгляд его был холоден, как лезвия ножа.
Нико раскудахтался, принялся мерять поляну шагами.
– Выход есть, – сказал Дым.
– Да ну? – не поверил Боров. – Разве что если «градами» по ним шарахнуть, а потом газ пустить какой-нибудь, чтоб вырубились.
Впервые за время знакомства Дым улыбнулся, и Арамиса от его оскала по спине продрал мороз.
– Мы не будем нападать первыми, – он злобно прищурился, а Нико захлопал в ладоши.
Воцарилось секундное молчание, все переглядывались, но никто не рискнул задать главный вопрос. Наконец Дым снизошел и объяснил:
– Мы не взяли в расчет еще одну силу, к слову, довольно мощную. Я бы даже сказал, несокрушимую. Мутантов.
Нико попытался по человеческой привычке что-то сказать, но получилось мычание.
– Мой друг в состоянии устроить самый настоящий гон мутантов и направить их на базу. Вы только представьте, какой ущерб неприятелю способен нанести десяток дуболомов!
Боров разинул рот, поскреб пузо и сказал:
– Но как один-единственный кукловод…
– Кто сказал, что один-единственный? Разумных кукловодов в Зоне несколько, да и остальные вполне контактируют друг с другом. Если мы их не слышим, это не значит, что они тупые животные.
Рикки вскочила и поскакала по поляне, издавая победные возгласы, схватила Нико за руки, закружила.
– Тихо, – велела Марьяна, и девочка замолкла, втянула голову в плечи.
Арамис не был эмпатом, но и его захлестнула волна ликования. Во-превых, Сокол жив, во-вторых, появилась надежда, что все получится. Ну, и в-третьих, теперь он сражался даже не за Сокола, а за все человеческое, за Зону, которую пытаются коррумпировать и превратить в огромный концлагерь.
– Тоже мутанта спасти, что ли, – проговорил задумчивый Моджахед.
Арамис сказал:
– Дым, ты не против, если мы позовем тебя, когда будем допрашивать подозреваемых? Зону следует вычистить от натовских агентов и покарать виновных. До суда, где они могут откупиться, эти падлы не доживут.
Спецназовец дернул плечами:
– Только после того, как будут наказаны мои заклятые друзья, которые отправили нас сюда. А вообще, да, я намерен вернуться в Зону: как же друга без общения оставить? – он подмигнул Нико.
– Предлагаю начинать операцию перед рассветом, когда самый крепкий сон, – сказала Марьяна, потирая руки и хищно ухмыляясь. – Застанем врага врасплох.
Нико зарычал и топнул, Дым перевел:
– Мой друг должен нас покинуть, чтобы переговорить со своими.
Моджахед поднял руку, требуя внимания:
– Ну а мне можно уже написать своим о концлагере?
– Да, – Марьяна кивнула. – Только без подробностей. Пиши, что встретил девочку, всю израненную. Координаты дай другие, вдруг настучат натовцам, и за нами придут. Пожалуй, и я отправлю сообщение сослуживцам. Вдруг им удастся победить бюрократию, и бросят отряд, чтобы меня отбивать?
Дым посоветовал:
– Я бы написал: «Попала в окружение. Не отобьюсь. Ищите на базе».
– Гениально! – воскликнула Кузя. – Так и сделаю.
Воцарилось молчание, лишь «раб» щелкал кнопками ПДА, морща лоб. Марьяна дописала сообщение и прокомментировала:
– ПДА отключаю. Пусть думают, что я и правда в беде.
– Значит, план таков, – проговорил Боров. – Нико устраивает гон мутантов, направляет их на базу. Дуболомы вышибают ворота, топчут охрану, за ними врывается мы, добиваем выживших, захватываем здание, спускаемся вниз и освобождаем узников. Одно мне не нравится: мы можем не успеть, и пленных перебьют.
Марьяна щелкнула пальцами:
– Поправка. Внутрь можно попасть по канализации, если отвлечь внимание персонала нижнего яруса. На этот случай есть мой человек, надеюсь, он не подведет.
Нико зарычал, выпятил подбородок, ударил себя в грудь. Дым перевел:
– Он просит не убивать профессора – толстого, Адольфычем зовут, у Нико с ним личные счеты.
Рикки фыркнула:
– Поздно. Он уже мертв.
– Может, оно и к лучшему.
Моджахед предложил:
– Давайте перекусим и будем выдвигаться. К базе, по моим расчетам, часов двенадцать ходу. Очень хочется верить, что коллеги Марьяны нам помогут.
– Пятьдесят на пятьдесят. Я не настолько ценный сотрудник.
Нико кивнул. Дым озвучил его мысли:
– Поиском союзников он займется ночью. Кукловоды хорошо видят в темноте.
Глава 15
Концлагерь
Стерильно-белый потолок с вмонтированными лампочками, дающими рассеянный синеватый свет. Едва различимое жужжание приборов. Женский стон. Несчастная стонала протяжно, на одной ноте, как болотная птица. В ее голосе не было отчаянья или мольбы, но от него хотелось бежать без оглядки.
Аня не чувствовала тела и смотрела в потолок. Теперь она не сомневалась, что жива, и искренне желала себе быстрой смерти. Она догадывалась: ей приготовили изощренное наказание за гибель ценного сотрудника.
Из раздумий ее вывела песня. Приятным баритоном мужчина пел песню, которую в юности Димка заслушал до дыр:
Роскошь витрин, свет ярких фонарей,Ты жил легко, жил, не таясь,Но в этот рай кто-то впустил зверей.Гордость твоя втоптана в грязь.
Ане не выдержала, подхватила:
Белый флаг, кровь ушла из вен,Липкий страх холоднее льда.Сделай шаг – города сдаются в пленБез борьбы, без огня. Навсегда.
Под конец ее дрожащий голос пустил «петуха». Прочно зафиксированная ремнями, она приподнялась, чтобы разглядеть поющего, и оторопела. Вдоль стен просторного зала стояли передвижные операционные столы, штук десять были заняты привязанными людьми, большинство из них не реагировало на происходящее, на нескольких были аппараты искусственного дыхания, от остальных тянулись провода к приборам, пищавших рефреном. По экранам бежали зигзаги кардиограмм.
Аня не поняла, кто пел: не получалось высоко поднять голову, и спросила:
– Эй, Паваротти, ты где? – и снова поднялась.
– Здесь, – ответили ей. – Извини, рукой помахать не могу.
Наконец она разглядела молодого черноволосого мужчину на столе в самом конце помещения.
– Я – Сокол, – представился он.
Аня назвала свой военный позывной:
– Змея. В миру Анна.
– Не могу сказать, что рад тебя здесь видеть, – Сокол поднял голову и кисло улыбнулся.
– Что с нами будет? – поинтересовалась Аня.
– Не хочу тебя огорчать, но ничего хорошего.
– Это и ежу понятно.
– Видишь этих людей? Присмотрись к ним хорошенько… хотя лучше не надо.
Аня догадалась, что не надо, но не удержалась и повернула голову к столу справа. Там был мужчина предпенсионного возраста, заросший неопрятной седой щетиной, по самую шею накрытый белой простыней. Простыня вздымалась и опадала, обтягивая солидный живот. Вроде человек как человек. То ли спит, то ли под снотворным. Взгляд остановился на его ногах. Похоже, левой не было. И руки не было. Ампутировали? Но зачем?
Женщина слева вроде целая, но ее нижние конечности были слишком тонкими и странно топорщились, словно это не ноги, а протезы. Да и для протезов тонковаты.
– Сокол, что тут происходит? – пролепетала Аня, дернула руками, пробуя ремни на прочность.
Собеседник молчал – прикидывал, стоит рассказывать или нет. Наконец решился:
– Из нас будут делать химер. Из какого-то мутанта они извлекли субстрат, вот и испытывают его. Подопытным вырезают органы, ампутируют конечности и приживляют те же части тела от насекомых и животных. В обычных условиях у них ничего не получилось бы, но субстрат помогает прижиться чужеродным тканям.
– Прекрасно, – от отчаянья Аня ударилась затылком о стол, еще и еще раз. Мысли заметались в поисках выхода. Сокол продолжил:
– Некоторым везет, и они сразу умирают, другие выживают, их отсюда переводят. Нас пока готовят: глушат иммунитет, потом введут субстрат, который повышает регенерацию и всякое такое…
– Давай отгадаю, – сказала она, зажмурившись. – Ты врач или биолог.
– Был когда-то врачом, а что, заметно?
– Ага, грамотно оперируешь. Терминами.
– На хирурга денег не хватило, закончил терапевта, пару лет срок отмотал и в сталкеры подался, да вот бездарно попался.
Аня поймала себя на мысли, что при других обстоятельствах посостязалась бы с ним в остроумии за рюмкой чая.
