Ирина Александровна махнула рукой и исчезла в дюралевом пролете огромного авиалайнера, потом пробралась к своему месту: рядом сидел длинноногий Алик и дремал. И хотя Семен Михайлович искренне считал, что видит свою жену в последний раз в жизни, судьбе было угодно распорядиться иначе.
Ирина Александровна сняла прекрасную мансарду недалеко от моря, с видом на восход солнца. Снимала она ее не первый год и, поскольку оплачивала жилье и пансион не скупясь, то хозяева, предупрежденные телеграммой, немедленно под благовидным предлогом удалили оттуда четыре семьи, проживающих там наподобие кур в курятнике. Для двоих же это были, прямо скажем, роскошные аппартаменты. И все-таки отдых не удался с первого дня. Сначала назойливо не отлипала мысль, что докатилась, мол, ты Ирина, до крайнего предела — стала покупать мальчиков. Да и скучноватым оказался молокосос Губарев, который кроме «класс» и «мурка», других слов почти не употреблял.
Ирине Александровне, привыкшей к светским разговорам своих партнеров, говорить с ним практически было не о чем. К тому же раздражало, что девицы на пляже в открытую пялят на Алика свои бесстыжие глаза, явно давая понять, что непрочь с ним познакомиться поближе. А на четвертый день вообще все пошло наперекосяк. Во-первых, обнаружила Ирина Александровна, что заболела венерической болезнью, не самой страшной, но такой же грязной, и уж в источнике заражения сомневаться не приходилось. Конечно, не стала она вешаться, потому что случилось с ней подобное второй раз, и немедленно помчалась искать частного врача. Губарев, тем временем, сидел в прохладном кафе и тянул шампанское через соломинку в ожидании, когда появится Киска. Неживлева не стала искать его, решив, что выгонит потом, когда вернется от врача. Врача она нашла в кожвендиспансере (был у нее нюх на определенных людей) и тот, не регистрируя случай заболевания, дал ей кучу разных таблеток, получив взамен пятьдесят рублей. Недаром говорят, что рыбак рыбака видит издалека... Когда же Ирина Александровна, все еще разъяренная, примчалась к себе в мансарду, то ее ждал сюрприз не менее болезненный: ее ненаглядный Александр Михайлович Губарев, двадцати лет от роду, спал на ковре с пьяной девицей. Вероятнее всего — с той самой Киской, которая все же приехала по вызову в Гагры и которая по случаю нестерпимо жаркой погоды лежала на ковре, не потрудившись укрыть себя хоть чем-нибудь, как знаменитая маха на полотнах великого испанского художника Франциско де Гойя и Лусиенте. Тут уж ярость Неживлевой достигла двенадцати баллов по шкале Рихтера: она пинками подняла обоих на ноги и вытолкала за дверь, выкинув вслед мини-халат бесстыжей девицы Киски и тряпки Алика, так заботливо ею приобретенные на чеки в «Березке». Потом она упала на диван и заплакала. Впрочем, плакала она недолго, потому что, бросив взгляд на туалетный столик, обнаружила пропажу бриллиантового кольца. Беспечный Алик, не знавший цену вещам, а тем более драгоценностям, продал его утром какому-то отдыхающему за сто рублей.
Таким образом, совершенно неожиданно, Ирина Александровна немедленно собралась обратно в Москву, проклиная свое легкомыслие, грязного подонка Губарева и своего Семена Михайловича, так легко отпустившего ее в Гагру. О пропаже кольца она не заявила...
3. ДЕНЬ ПЛАТЕЖА
Начальник районного отделения внутренних дел полковник Сиротин читал рапорт капитана Милованова, постукивая о настольное стекло коротко остриженным, желтоватым от сигаретного дыма ногтем. Он прочел его дважды и поймал себя на мысли, что испытывает двойственное чувство. С одной стороны — удовлетворение и радость от того, что сведения, полученные от Вячеслава Андроновича Горина проливают определенный свет на исчезновение Караваевой и есть прямой выход на преступника и преступников. С другой — разочарование, потому что эти самые сведения не оставляли надежд на то, что девушка жива. Раньше он как-то над этим не задумывался, полностью поглощенный только профессиональной стороной дела. И поэтому свои новые впечатления отнес за счет опыта и старости, которые позволяют расслабиться без ущерба для дела и видеть все грани человеческой драмы, а не только те, которые необходимы для поиска преступников. По поводу надвигающейся старости с полковником можно было бы попросту не согласиться, потому что «старику» было только сорок шесть, но двадцать семь лет работы в милиции, конечно, срок немалый.
— Каковы ваши впечатления от Горина и почему вдруг вы ему так быстро поверили?— неожиданно спросил Сиротин Милованова, внимательно смотря в лицо капитану. Тот под взглядом Сиротина испытал какую-то неловкость и даже задним числом просчитал все варианты снова на предмет проверки себя самого. Не поспешил ли он и в самом деле с освобождением агронома, но ошибки в своих действиях не обнаружил. Одернул китель, а потом, словно застыдившись своих суетливых ненужных движений — китель ведь сидел отлично — коротко доложил ситуацию и свое мнение, подтвердив его фактами, изложенными в докладной.
— Получается, что она действительно не вышла вслед за Гориным. Впрочем, это пока лишь версия, потому что могла выйти потом. При опросе свидетелей, бывших на том торжестве, это самая главная деталь. Хорошо, займемся расследованием вплотную. Спасибо за проявленную бдительность, вы могли бы и не обратить внимания на ориентировку, ведь в показаниях Горина фамилия девушки не указана.
— Да как же не обратить внимание, товарищ полковник?— искренне возмутился Милованов.— Тут же и ребенку ясно, что о Караваевой шла речь.
— А вот так,— улыбнулся Сиротин,— очень просто, взять и не обратить. Мало разве случаев, когда преступник спокойно разгуливает по городам и столицам страны, а иногда и сигарету стреляет у постовых милиционеров. А за два шага висит его фотография анфас и в профиль с призывом к населению оказать содействие в розыске особо опасного преступника. Так что, еще раз спасибо. А Горина придется все-таки вызвать.
— Он только уехал.
— Сегодня уехал, а через несколько дней вызовем. С поезда снимать его нет никакого резона. Найдется работа и до его приезда.
— Вы только, когда будете его вызывать, не напугайте старика.
— Спасибо за совет,— Сиротин поднял голову и с усмешкой посмотрел на Милованова,— если бы вы не подсказали, мы бы Горина наверняка в наручниках привезли. Вы свободны.
Милованов понял нелепость своей просьбы и смущенно вышел. «Дурак,— ругал он себя по дороге в свой кабинет,— это же надо так опростоволоситься, полез с советами к полковнику, который старше тебя и повидал всякого в тысячу раз больше...»
Это дело вскоре попало к начальнику управления уголовного розыска Министерства внутренних дел полковнику Чернышеву. Пока он знакомился с ним и мысленно выстраивал схему подходов к Неживлеву, чтоб не вышло какой осечки, по телефону внутренней связи позвонил генерал Жмуров и вызвал к себе.
— Слушаю, товариш генерал,— входя в кабинет, по привычке четко произнес Чернышев, как привык произносить эти слова без малого пятнадцать лет. Он понимал, что разговор предстоит серьезный и Жмуров никогда по пустякам не звонит, но то, что он услышал от генерала, удивило своим совпадением.
— Присядь, Александр Егорович, и слушай меня внимательно: срочно займись картотекой и проверь, какие материалы есть на двух граждан: Неживлева Семена Михайловича, 1952 года рождения, и Краснова Александра Григорьевича, 1942 года рождения. Адреса вот здесь тоже указаны. Посмотришь. Ими интересуются наши коллеги из Комитета Государственной безопасности. Сам знаешь — нашего времени они просто так отнимать не станут, значит дело серьезное. Просили уточнить только по материалам, которые могут найтись у нас и ни в коем случае не выяснять что-либо через участковых. Им скорее всего необходима какая-то зацепка для проведения операции по линии контрразведки. Все понятно?
— Понятно, Василий Анатольевич,— медленно ответил Чернышев,— на Краснова в данный момент никакими сведениями не располагаю, а вот по поводу Неживлева Семена Михайловича есть некоторые соображения.— Чернышев в этот момент чем-то походил на актера Санаева игравшего в каком-то фильме милиционера: также был внешне медлителен, спокоен, и только глаза выдавали внутреннее напряжение и ответственность за каждое сказанное слово.— Он замешан, по-моему, в серьезном уголовном преступлении.
