бараниной. - Зря я ему отказал. Развёл бы эту… Сэ… Женил бы их. Может, жив бы был. Он с таким лицом ушёл… Клялся, что вечно благодарен будет, если я ему Сэгил отдам. Помешался на ней! Талдаазнууш! Всё из-за этой Камайи, не зря Бакан её ненавидит! Где ты её откопал, а? Где твои глаза были?
Настойка на рыбьих глазах иссякала, зелёная полынная горчила неимоверно, а бараньи рёбрышки приятно утяжелили нутро. Слуга Нады почему-то вдруг оказался очень пьяным, а Руан с Тагатом вели Наду по улице, шикая на него, потому что он решил неожиданно спеть очень непристойную песню. У одного из перекрёстков Тагат весело подмигнул и показал взглядом на неброскую дверь в неприметной стене ничем не примечательного дома, и каким-то образом они вновь оказались в подвале. Но настойки на рыбьих глазах тут не было, зато была дорогая и очень вкусная жареная рыба, свежесть которой, правда, вызывала сомнения. Какое-то время Руан ещё сохранял бдительность, рассуждая про баб и целесообразность содержания гарема в Арнае, но потом Тагат рассказал совершенно изумительную историю про молодого хаса и его тёщу, и, отсмеявшись, Руан вдруг с удивлением осознал, что нижняя часть тела его почему-то не слушается, а верхняя хочет петь громкие сальные «шутейки». Дальше всё смазалось, и последним, что он увидел, были руки Аулун и её удивлённые глаза в дверях лекарского дома, золотые, ясные, а потом всё утонуло в тёплом снегу и прелой листве, которая пахла осенними сладкими яблоками.
60. Алай.Меня отравили
Алай отряхнула сапожки, зашла в большой шатёр и погладила Ичима, который бросился к ней навстречу, будто несколько дней не видел. Келим сидела, положив руку на живот и напевая обережную песню, и глаза её были тёплыми и нежными, когда она повернулась к Алай.
- О, ты вернулась от Оладэ… Господин Рикад всё ещё в воинском дворе. Я тут обед приготовила. Остыл уже. Будешь, хасум?
Алай вздохнула. Оол был отвратительно жирным, но она промолчала. Незачем Келим тревожить. Можно и ачте попить. Она отставила чашу с оолом на край очага и налила себе золотистый настой из заварника, но и тут её ждало разочарование: ачте был кисловат. Алай встала, удручённо косясь на Келим. Не нужно было соглашаться, чтобы бывшая наложница стряпню на себя брала… Не выходит у неё. Как пришла из дворца, без конца пытается, а что ни готовит - всё почти несъедобно. То горчит, то пересолено, то кисло. Научить бы…
Усердие всё же стоило хотя бы улыбки - а она далась без труда. Алай шла к городу, размышляя о дальнейшей жизни Келим. Рикад сказал, что увезёт её весной в Валдетомо, а там его жене не придётся готовить. Она сможет заниматься тем, чем пожелает, и что у неё хорошо получается. Например, будет петь. Голос девушки был таким, что от него замирало сердце, а на глазах выступали слёзы. Когда она вчера вечером пела колыбельную малышу, Алай тоже не удержалась от слёз, сидя в своём пустом и одиноком шатре.
- Хэй, хасум! - тихо окликнула её одна из девушек в простом халате служанки, когда Алай уже подходила ко двору гарема Нады. - Можно тебя на пару слов?
В мастерской, куда её привела девушка, было жарко натоплено. Алай взяла из рук второй девушки чашу с ачте и уселась у окна, из которого немного сквозило.
- Хасум, у меня к тебе просьба одна, - с явной неловкостью сказала девушка, протягивая ей мисочку с солёными орешками. - Я замуж хочу весной, а отец сказал, что не позволит из дворца уйти. Ты не могла бы поговорить за моего любимого с су-туусом Хараном, как вернётся? Не умею я просить, видишь… Мне сказали, лисой подойди, ласково попроси… А у меня уже сил нет хитрить. Если Сабаар в воинство попадёт, отец разрешит нам пожениться. Да хотя бы не в воинство… Хотя бы во дворец! Прошу!
Вторая девушка с явным неодобрением смотрела на подругу, которая пренебрегла советом, и Алай пожала плечами.
- Могу поговорить. Мне не сложно. Но, чтобы ему сталь дали, он должен будет себя показать, понимаешь? Я и с досточтимой поговорю. Лучше во дворец его. Воины уезжают, а жёны ждут их…
Невыносимое накатило солёной волной на глаза, и Алай зарыдала. Девушке бросились к ней, утешая, и позже, шагая по галерейке и безучастно кидая орешек за орешком из кармана в рот, Алай твёрдо решила помочь.
Встреченный по дороге евнух сказал, что Улхасум в гареме господина Нады. Алай свернула туда. Камайя действительно пила ачте с девушками, расспрашивая Шуудэр о самочувствии, а та смущённо улыбалась.
- Туруд принесла с кухни, - сказала Тулым, придвигая к Алай мисочку с ломтиками вяленого мяса. - Сказала, если ты придёшь, тебе передать.
- Что это она? - пробормотала Алай. - Подкупить меня задумала? Просьбу, небось, готовит какую. Ко мне помощница главной ткачихи сегодня подошла. Хочет жениха пристроить в войско или во дворец.
Тулым удивлённо хихикнула, и Алай пожала плечами, потом нахохлилась над столом.
- Я сказала, что лучше во дворец, потому что…
- Ты опять плачешь! - Камайя повернулась к ней и протянула платок. - Алай, милая, сходи к Аулун. Я тебе неделю назад ещё сказала. Ты была у неё?
Алай покачала головой, вытирая слёзы. Разве поможет Аулун от тоски?
- Пойдём, пройдёмся, - сказала Сэгил, вытирая руки. - Что-то ты совсем загрустила.
Дыхание Выы студило лицо, как всегда между зимой и весной. Они шли по дворикам, закрытым со всех сторон, но оно умудрялось студить и душу. Сэгил брела, глядя под ноги, и стылая безнадёжность смыкалась над Алай.
