при двустах.
— Но это же замечательно!
— Но максимальная мощность будет чуть больше семисот пятидесяти лошадиных сил, и я абсолютно убежден в том, что из этой конструкции больше выжать не получится. По крайней мере пока не доведут процесс нанесения вашего покрытия, а что получится дальше, покажут испытания… боюсь, не очень скорые. Но мы сделали другой двигатель, с четырехступенчатым осевым компрессором. Он получился в диаметре на почти пятнадцать сантиметров больше и на полметра длиннее, зато при весе в триста шестнадцать килограмм он те самые тысячу двести сил вполне выдает, и я думаю, что пятьсот часов тоже вполне выдержит.
— Это всё, что ты сказать хотел?
— Нет. То есть, наверное, да. Но если вы согласитесь запустить этот двигатель в серийное производство, то возникает простой вопрос: двигатель уже, можно сказать, есть, а самолета под него нет и неизвестно, когда будет. Ведь вертолету он уже не подходит…
— Тогда у меня вопрос появился. Двигатель — он есть в единственном экземпляре? И сколько времени потребуется для запуска его в серию?
— Если мы говорим о первом моторе, то меня готовы шесть двигателей, включая четыре, прошедших полный капитальный ремонт после испытаний. Причем последние два двигателя уже изготовлены на Омском заводе, и, насколько я знаю, они уже сейчас могут — если поступит такое указание и будут предоставлены нужные материалы — выпускать по два таких двигателя в неделю: они очень мало отличаются от версии в шестьсот сил. Что же касается более мощного двигателя, то оба из уже готовых к испытаниям сделаны в Омске, причем — поскольку вы сразу же запретили делать детали наколенным способом — оснастка под их серийное производство тоже большей частью готова.
— Понятно, а маленькие моторы где? Там же, на испытательной станции?
— Да.
— Тогда пойдем, покажу тебе самолет для этих движков…
Идти пришлось не очень далеко: КБ Люльки с опытным заводом располагалось в четвертой секции Хранилища-13, а экспериментальный завод — в третьей.
— Вот, любуйся, — сказала Ирина, показывая на стоящие в огромном пустом цеху три выглядящие совершенно готовыми машины, — это как раз самолет под твой двигатель. Л-410 Турболёт, правда, когда я их стоила, исходила из параметров вертолетной версии.
— А центровка машины? У меня же двигатели теперь даже чуть меньше двухсот весят…
— Да хоть двести грамм, я моторы по центру тяжести поставила. Потому что испытывали первую машину вообще с микулинскими моторами по шестьсот пятьдесят кил. Значит так, два мотора перевозишь сюда, мужики где-то за неделю что надо подправят, напильчками где надо подточат — и машину тоже в серию передавать будем. Только ты учти: я планирую в год штамповать по полтораста таких машин начиная с сорокового года. Кто у тебя в Омске главным инженером? Справится он с такой задачей? При том, что под твой большой мотор тоже машина готовится, и его тоже выпускать нужно будет.
— Там рабочих нужно будет серьезно добавить, из молодежи, которую местные училища выпустят.
— Архип, у меня дел по горло, так что ты уж сам с Омском свяжись, задачи с ними обсуди, предложения по персоналу вместе с ними подготовь и мне принеси. Это не срочно, у тебя пара недель точно будет. Даже больше скажу: ты сегодня-завтра к этому и не приступай, потому что вечером ты ужинаешь со мной в Боровичах, я тебя захвачу когда полечу домой.
— Я…
— Я тоже замужем, — рассмеялась Ира, — и ужинать ты будешь не только со мной. Так что в половине шестого встретимся на аэродроме. Просьбы не опаздывать, договорились?
Вечером за ужином, кроме Ирины и Архипа, встретились еще два человека: Петруха и Павел Сухой. А причину этой встречи обрисовал как раз Петр:
— Нам тут стало известно, что германцы у Хейнкеля построили реактивный самолет. Турбореактивный. Точным параметров я пока не знаю, но известно, что двигатель у них с тягой порядка полутоны, а сам самолетик крошечный и для мирного использования в качестве, скажем, истребителя не годится вообще. Однако немцы планируют на нем достичь скорости в девятьсот километров в час…
— Размечтались, — скептически хмыкнул Сухой, впрочем, без особой уверенности.
— Теоретически это возможно, — возразила Ира, — но на практике, думаю, они километров до восьмисот доползут. Потому что они до хрена потенциальных проблем еще не представляют, но ведь когда с ними встретятся, то начнут их решать!
— Короче, так, — снова в разговор вступил Климов, — Павел Осипович пусть займется разработкой реактивного самолета, с двумя двигателями с тягой, скажем, по две тонны. А Архип Михайлович эти двигатели нам изобретет. И где-то через год мы получим самолет куда как круче Хейнкеля.
— Я не уверен, что… — начал было Люлька, но до конца выразить свою мысль не успел.
— Петь, у тебя с головой все в порядке? Я прикинула, если взять за основу новый двигатель Люльки, горячий контур в смысле, то хорошо если тонны на полторы тяги выйти сможем.
— А если сразу двухконтурный делать? Мы же пока про сверхзвук не говорим.
Люлька и Сухой переглянулись: начальство явно что-то знало им неведомое, но знало наверняка — и скоро знаниями своими поделится. И вот тогда…
Эргард Викторович прилетел в Боровичи с серьезным вопросом. А прилететь ему пришлось потому что с одной стороны этот вопрос задал ему сам товарищ Сталин, а с другой — он точно знал, что руководители Девятого управления никогда не отвечают на вопросы по телефону и практически никогда не приезжают в Москву не по собственной инициативе.
Впрочем, сама поездка в Боровичи была крайне необременительной: с Московского аэродрома туда самолеты отправлялись три раза в день, а чтобы попасть на рейс, было достаточно позвонить в диспетчерскую аэродрома и сообщить о предстоящей поездке. А летать Эргард Викторович совершенно не боялся, ему пришлось уже немало покружить в небе во время многочисленных командировок. К тому же летчики неоднократно говорили, что «самолеты Лукьяновой не ломаются», а после того как была проведена поголовная переаттестация летчиков (по слухам, по требованию той же Лукьяновой) и больше трети из них выгнали из авиаотрядов, количество летных происшествий сократилось практически до нуля.
Однако в Боровичах ему немного не повезло: в Управлении сказали, что Анна Федоровна, о встрече с которой он вчера договорился, внезапно убыла в срочную командировку. Причина была более чем веской: японцы напали на СССР на Дальнем Востоке, так что академик не обиделся. И тем более не обиделся, потому что буквально через пятнадцать минут к нему пришла Светлана Юрьевна:
— Эргард Викторович, я думаю, что вы к нам приехали не ради того, чтобы
