– И который простил Рене! Крильон нахмурился. – Поговорим откровенно, ребята! – сказал он.
– То есть – поговорим, как вы всегда говорите, герцог! – заметил Лагир. – Прежде всего, я изложу вам свой принцип. Люди, подобные мне, служат не человеку, в лице монарха, а самой монархии, монархия же, ребята, это нечто, учрежденное Самим Богом. Совершенно не важно, кто олицетворяет ее. Король Франциск I был великим государем, король Генрих II был тоже монетой не плохой чеканки. Но покойный Франциск II и король Карл IX, подобно своим братцам: герцогу Франсуа и польскому королю Генриху, напоминают скорее фальшивые монеты. И все же это не имеет для меня ни малейшего значения. Пусть я питаю не много уважения к королю Карлу! Пусть я не доверяю польскому королю и презираю герцога Франсуа, но я пролью всю свою кровь за каждого из них, если Господь возведет кого-либо из них на трон… И знаете почему? Да потому, что я – слуга, солдат монархии, и, служа ей, не могу не служить тем, в лице которых она воплощается! О! Я – патриот, дети мои, и потому не могу не желать со страстью, чтобы рухнул наконец прогнивший до основания трон расслабленных Валуа и чтобы корона Франции засияла новым светом на ином, более достойном ее челе. Я верю, что это чело – чело того короля, которому служите вы, господа! Но, пока он не является королем Франции, я не могу служить ему!
Герцог не успел договорить последние слова, как в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Крильон.
Дверь отворилась, и на пороге показался Генрих Наваррский.
– Ах, ваше величество! – сказал обрадованный Крильон.- Вот уж справедлива наша пословица, которая говорит, что достаточно говорить о волке, чтобы увидеть его хвост!
– Иначе говоря, вы говорили обо мне?
– О вас, государь!
– Ну ладно, сейчас вы расскажете мне, что именно вы обо мне говорили! Господа! – обратился Генрих к Лагиру, Ожье и Фангасу.- Я хочу говорить с герцогом с глазу на глаз!
Когда все лишние вышли, наваррский король уселся у изголовья Крильона и долгое время шептал ему что-то па ухо.
– Таким образом,- закончил он,- вы сами понимаете, герцог, что, имея в своих руках королеву-мать, я сразу становлюсь господином положения, а когда…
– Ваше величество! – ответил Крильон.- Входя сюда, вы любопытствовали узнать, что именно мы говорили о вас. Настало время передать вам теперь сущность нашего разговора, что явится лучшим ответом с моей стороны. Я говорил своим молодым друзьям, что мне было бы гораздо выгоднее служить вам, чем королю Карлу, но, как слуга монархии, я не могу пойти против того, в ком она в данный момент олицетворяется. Я чувствую, даже уверен, что когданибудь вы, ваше величество, станете французским королем и будете великим государем. Тогда Крильон будет служить вам, государь! Но в данный момент французская монархия воплощается в личности короля Карла, и раз вы, ваше величество, предлагаете мне служить вам против моего государя, я могу ответить только отказом! Крильон – солдат французской монархии!
Генрих вздохнул, а затем, сердечно пожимая руку честного герцога, произнес:
– Что же делать!.. Но по существу вы правы, дорогой Крильон, и – честное слово! – в свое время я вспомню об этих золотых словах! |
IX
Мы расстались с несчастным Гектором де Галяр в тот момент, когда ему пришлось пропустить к Сарре своего счастливого царственного соперника. В безудержном отчаянии он тут же опустился на колени и, закрыв лицо руками, принялся громко плакать. Вдруг чья-то рука опустилась на его плечо, и знакомый голос ласково сказал:
– Бедный друг!
Это был Ноэ, выехавший вместе с Генрихом, но значительно отставший от него в пути, так как наваррский король, сгорая от нетерпения поскорее увидеть Сарру, гнал свою лошадь во всю прыть.
Услыхав знакомый голос, Гектор вскочил, обнял Ноэ и сквозь рыдания рассказал ему обо всем, что здесь произошло.
– Значит, ты очень любишь Сарру? – спросил Амори.
– О, я так люблю ее, что не могу без нее жить! – ответил Гектор.- Мне остается только умереть.
– Полно, друг! – внушительно заметил Ноэ.- Разве твоя жизнь принадлежит тебе, разве ты в праве располагать ею по собственному усмотрению? Ведь она принадлежит нашему государю! Помни, ведь мы выступили на защиту великого национального дела. Что такое любовь, страсть, личные огорчения? Ведь все это изменяется, проходит, забывается. Долг высоко царит над всем личным! Так отдайся же своему долгу и забудь о преходящем отчаянье, забудь об этой женщине!
– Никогда! – пылко ответил де Галяр.
– Полно, друг мой! – сказал тогда Ноэ.- Жизнь велика! Ну да мы с тобою еще поговорим об этом, а пока возьми мою лошадь и ступай в гостиницу. Через час я тоже буду там.
Гектор сел на лошадь Ноэ и потянул поводья. Лошадь мелкой рысью направилась по улице, но Гектор был так погружен в свою мрачную задумчивость, что совершенно не следил ни за ходом лошади, ни за направлением, которому она следовала. Лошадь устала от недавней скачки и сейчас же воспользовалась задумчивостью всадника, чтобы сменить рысцу медленным шагом.
Ехали довольно долго, и Гектор совершенно не обращал внимания на то, что следует вовсе не тем путем, который ведет к гостинице "Руанская лошадь". Так доехал он до церкви Святого Евстахия, где Гектора немного вывело из оцепенения ржанье его лошади, на которое сейчас же ответила другая лошадь в нескольких шагах впереди.
Гектор взглянул вперед и увидел, что перед ним едет какой-то всадник. Вот всадник въехал в светлый круг фонаря. Снова лошадь Ноэ заржала, и снова ей ответила другая лошадь. Гектор вздрогнул, прислушался – ржанье лошади показалось ему знакомым. В тот же момент ему бросилось в глаза характерное белое пятно на ноге черной как ночь лошади.
– Холла, Вельзевул! – крикнул он, и, услыхав этот окрик, черная лошадь резко остановилась.
Читатель помнит Вельзевула, "лучшую" лошадь де Галяра, на которой Гектор посылал своего слугу за мифическим вином. На Вельзевуле же Галяр прибыл в Париж. До вчерашнего дня он не расставался с любимой лошадью, с которой его связывали узы самой нежной, почти человеческой $`c amp;!k. Ему пришлось оставить Вельзевула на конюшне Летурно, когда он и Ноэ отправлялись вслед за злодеемкабатчиком, собиравшимся ограбить свою соседку, оказавшуюся Саррой Лорьо. Там Вельзевул и должен был оставаться до сей поры, так как Гектор и Ноэ совсем забыли об оставленной лошади. Почему же она теперь оказалась в Париже, и почему на ней едет кто-то чужой?
Это казалось так невероятно Галяру, что сначала он думал, уж не введен ли он в заблуждение разительным сходством. Но в ответ на его оклик лошадь остановилась и, как ни впивался незнакомец шпорами в ее бока, упорно не двигалась с места. Тогда Гектор поспешил подъехать к незнакомцу – как ни был он огорчен и подавлен своей несчастной любовью, он не мог отнестись безучастно к тому, что любимая лошадь находится в чужих руках.
– Черт возьми, сударь,- крикнул он, поравнявшись с незнакомцем."- Я хотел бы знать, откуда у вас моя лошадь: сами ли вы ее украли или только купили у конокрада?
Всадник, к которому обратился Гектор с этой вызывающей речью, был одет в широкий плащ, совершенно скрывавший его фигуру. Широкополая шляпа была так глубоко надвинута на лоб, что лица незнакомца нельзя было рассмотреть.
– Эта лошадь принадлежит мне, и я не обязан вам никаким отчетом! – ответил незнакомец, снова пришпоривая Вельзевула.
Но на этот раз конь оказал возмущенное сопротивление такому способу обращения. Он сделал прыжок, взвился на дыбы, затем со всего размаха остановился и нагнул голову, так что незнакомец, не ожидавший подобной выходки, вылетел из седла, и, как говорится, "закопал редьку" шагах в десяти. По счастью для себя, он попал головой в большую кучу мусора, так что этот невольный прыжок нисколько не повредил ему. Он сейчас же вскочил на ноги, но Вельзевул уже отскочил в сторону и с радостным ржаньем подбежал к своему хозяину, который не мог не расхохотаться во все горло над неприятным приключением незнакомца.
Последний обнажил шпагу и в бешенстве подскочил к Гектору, державшему Вельзевула за повод.
– Отдайте мне лошадь,- сказал он,- она моя!
– Вы ошибаетесь,- возразил Гектор,- вы же сами видели, что мне было совершенно достаточно позвать ее, чтобы она вернулась ко мне, предварительно сбросив чужого!
– Она моя, я купил ее! – повторил незнакомец.
– Охотно верю этому, сударь, – ответил Гектор,- на конокрада вы непохожи. Но вы купили лошадь, которую кто-то украл у меня. Я нашел ее и беру обратно. Это – мое право!
– Допустим! – нетерпеливо согласился незнакомец.- Но я могу заплатить вам вторично за нее!
– Моя лошадь не продажная, сударь!
– Да вы даже не знаете цены, которую я готов предложить вам за нее!
– Это безразлично! Повторяю вам, что моя лошадь не продажная.
– Предлагаю вам за нее сто пистолей!
