Королева подошла к нему вплотную и сделала что-то странное: прикоснулась губами к его губам, и от этого гладкого, нежного, тающего прикосновения у него захолонуло сердце. Он подался вперед, открыл глаза – но ее больше не было. Лужа на земле вспыхнула под солнцем и впиталась в землю без следа. Генри бездумно прикоснулся к губам и даже через перчатку почувствовал на них холод. Шум вокруг вернулся, но Генри больше не боялся его, как будто ее прикосновение окончательно его разбудило. Он удобнее перехватил ларец и решительно зашагал прямо в неразбериху.
– Стой, – отрывисто произнес знакомый голос, и Генри поднял глаза.
Олдус стоял в нескольких шагах, натянув тетиву лука. Стрела целилась Генри прямо в сердце, чуть вздрагивая: рука у Олдуса была перевязана носовым платком, густо пропитанным кровью.
– Вы неправильно перевязали, – покачал головой Генри. – Надо крепче. И выше раны.
Олдус нахмурился, тревожно вглядываясь ему в лицо, а потом морщина между его бровей разгладилась, и он со стоном облегчения бросил лук. Генри поставил ларец на траву и перевязал Олдусу руку как следует. Тот, стиснув зубы, не отрывал взгляд от ларца.
– Генри, как же я рад вас видеть. Вы в порядке? А это оно? Поверить не могу! Лучше не выпускайте его из рук, вдруг Освальд за ним вернется?
– Вы его не поймали? – нарочито равнодушно спросил Генри.
– Нет. Я был далеко отсюда, когда все пришли в себя: пытался обезоружить посланников. Мне сказали, что Освальд преспокойно ушел. Никто не решился преградить ему путь. Я даже не знаю, как нам его теперь искать: неизвестно, как он выглядит, и старых портретов не сохранилось. Вы его, случайно, не видели без шлема?
Генри покачал головой, и Олдус разочарованно вздохнул, потом улыбнулся, потом опять посерьезнел, словно чувствовал столько всего разом, что никак не мог решить, на каком выражении лица остановиться.
– Сердце надо отвезти во дворец, там примут меры для его защиты.
– Имеете в виду тот дворец, из которого вынесли половину казны, и никто про это даже не знал? – переспросил Генри.
– Согласен, в моем плане есть изъяны, но другого у нас нет.
– Ладно, тогда берите. – Генри протянул ларец Олдусу, но тот замахал руками:
– Нет, что вы, я не могу отвечать за такую драгоценность! Вы его нашли, вы и повезете. А король воздаст вам почести, наградит и прославит!
– Я просто уточню: тот самый король, который сказал, что не надо ловить Освальда, а надо ловить меня, потому что я опаснее?
– Но это было неделю назад! С тех пор вы нас спасли, и я уверен, что он передумает! У вас есть свободная неделька? Ох, простите, я забыл: вы же должны разыскать отца! Семья прежде всего, понимаю.
– Я… – Генри прокашлялся. – Я пока не собираюсь его искать. Уверен, он меня сам найдет. Рано или поздно.
«И лучше бы поздно», – мысленно прибавил он.
Олдус с сомнением посмотрел на него, но потом на его лице снова засияла воодушевленная улыбка.
– Как же ваш отец будет вами гордиться, когда услышит, что вы сделали!
«Вот уж это вряд ли, – отстраненно подумал Генри, но Олдус, к счастью, не обратил внимания на выражение его лица.
– В общем, это решено: вы, я и посланники едем во дворец вместе.
– Те посланники, которые мечтали меня поймать? – тупо спросил Генри.
План Олдуса казался ему верхом безумия, но тот только рукой махнул:
– Попозже им все объясню. Сейчас они где-то бродят, а мне не до них, надо срочно оповестить короля. – Олдус подскочил к скриплеру, который решительно толкал перед собой огромную бадью с водой. – Будьте любезны, передайте во дворец весть, что Сердце нашли.
Сразу стало очевидно, что ответа Олдус не ждал: когда скриплер заговорил, он от неожиданности поперхнулся.
– Не могу. Дворец защищен от наших проникновений: король слишком трясется над своим имуществом.
– Пал? – уточнил Олдус, хотя сразу было ясно, что это не Пал: ростом меньше, кора темнее и ветки на голове пышнее.
– Нет, я Аррон. Пал занят чаепитием.
– Каким чае…. – начал Олдус, но скриплер с бадьей уже двинулся дальше.
– Освальду негде было найти еды для тех, кого он заколдовал. Он только иногда приказывал матерям покормить младенцев, – заскрипели у Генри над ухом. Он посмотрел вверх: на ветке сидел Пал в своем розовом венке. – А теперь все поняли, что ничего не ели самое меньшее несколько дней. Настало время чаепития!
Пал спустился ниже и положил Олдусу на ладонь круглый серебристый медальон:
– Я только что был у вас дома. Сообщил вашей жене, что с вами все в порядке. Она меня расцеловала, велела вернуть ме дальон и сказать, чтобы вы быстрее ехали домой.
Олдус засмеялся и с трудом снова сделал серьезное лицо:
– Послушайте, Пал. Мне нужна почтовая птица, чтобы отправить сообщение королю. Можете достать?
На морщинистом деревянном лице Пала проступила гримаса, которая ясно показывала, что он думает о короле, но он кивнул, скрылся среди веток и через минуту вылез обратно, сжимая обеими руками сороку. Та ошалело вертела головой.
– Я ее попросил отнести ваше письмо. А мне пора распоряжаться угощением. Давно мы не устраивали таких больших застолий. – Он сунул птицу в руки Олдусу, слез с дерева и, переваливаясь на своих корнях, заспешил прочь.
– О, я забыл, мне еще нужны бумага, перо и чернила! – крикнул ему вслед Олдус, но Пал сделал вид, что не слышит. – Ладно, придется самому где-то достать. А вы пока поищите остальных. Увидимся позже, Генри. И умоляю, не оставляйте ларец где попало. Если его украдут, это будет глупейший финал нашей истории.
И Олдус умчался, прижимая к себе задумчивую сороку.
Генри завертел головой, прислушиваясь к звукам вокруг, а потом различил среди них плач и бросился вперед, спотыкаясь о корни. Этот голос, даже искаженный рыданиями, он узнал сразу – и как же он был рад его слышать!
Сван сидел под деревом, прижимая к лицу мокрые от слез руки, и Генри опустился рядом.
– Ты в порядке? – спросил он и сам поморщился от того, как глупо прозвучал его вопрос.
Сван, всхлипывая, отнял руки от лица.
– Освальд меня головой об дерево ударил, я без чувств и свалился, – выдавил он. – А потом слышу: кто-то прямо мне в ухо горланит мою песню, а за ним все вокруг подхватывают. Я глаза открыл – все вокруг сияет, а надо мной Хью навис, поет и за плечи меня трясет. Он так обрадовался, что я живой! – Тут рассказ Свана на какое-то время был прерван горестным плачем. Генри не стал его перебивать. – А потом Освальд из-за двери обратно выскочил и схватил Хью за шиворот. Сказал: «Ты хотел быть генералом? Вот и будь, а других у меня теперь нет». И потащил его за собой. Я хотел на Освальда броситься, но голова очень болела, и я его за ногу схватил и по земле за ним тащился. Хью вырывался, но куда из такой железной ручищи вырвешься! Вот досюда я дотащился, а потом руки и разжались, Хью меня все звал, звал, пока его Освальд совсем не увел. – Сван согнулся и заплакал.
