не прослеживаем весь аргумент целиком. Мы очень много говорим о его методе, о том, как он понимает социологию, социальные науки, науки о культуре. Говорим про то, как выстроены его понятия, но содержательная сторона дела, то есть то, что он сказал о социальной жизни, представлена у нас в гораздо меньшей степени. И понятно, наверное, что по-другому быть не могло. Несмотря на то, что вопросам логики социальных наук Вебер посвящает много времени, он не занимается чистой работой с понятиями так, чтобы потом результаты этой работы просто положить на материал. У него все происходит параллельно, примерно в одно и то же время. А вот у нас на методологию ушло почти все время. Значит ли это, что мы совсем не должны были затрагивать результаты его содержательных исследований? Конечно же, нет. Одно из них стало предметом нашего отдельного рассмотрения – это «Протестантская этика и дух капитализма». Сейчас я хочу немного рассказать о том, в каком контексте это исследование оказалось в последующие годы. Ведь Вебер очень много полемизировал по поводу протестантской этики. Были люди, которые поддерживали его, но поддерживали так, что он вынужден был определять свою позицию как отличную от их взглядов. В общем, на его стороне был Зомбарт (я вам довольно много об этом говорил), но они спорят – спорят как единомышленники о том, что такое западный капитализм, какая конфессия оказала влияние на становление современной экономики Запада, – но это все равно спор единомышленников. На стороне Вебера крупнейший историк религии того времени Эрнст Трёльч, который вскоре после «Протестантской этики» пишет работу о значении протестантизма для становления современного мира, а через несколько лет выпускает книгу о социальных учениях христианских церквей и групп. Причем Трёльч в результате пишет настолько большое и солидное исследование, что Вебер от дальнейшей работы в области исследований протестантизма, в общем, отказывается. То есть у него могли быть какие угодно мотивы, но заявляет он, что Трёльч в части религиоведческой исчерпал тему[145]. Однако здесь появляется еще одна важная тема, и она постепенно становится для Вебера одной из главных.
Он пишет несколько сочинений для журнала – огромные статьи, которые превращаются в отдельные книжки. И потом остается материал, который он начинает готовить к специальной публикации. Эту публикацию, первый том собрания сочинений по социологии религии, он успел подержать в руках. Сначала идут статьи, относящиеся к проблематике протестантской этики, а затем идет самое большое по объему сочинение «Хозяйственная этика мировых религий». К нему он пишет специальное предисловие. В первом томе речь идет о Китае, конфуцианстве и даосизме. Его заключает важнейший текст «Промежуточное рассмотрение» – теоретическое исследование, которое композиционно вторгается в большое повествование. Это рассмотрение имеет еще заголовок «Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира»[146]. Дальше идут исследования по индуизму и буддизму. Третий том носит непривычное для нас название – «Античный иудаизм». Практически там речь идет не только об иудейской религии, но и о первоначальном христианстве.
Несмотря на то, что они произвели очень большое впечатление на публику (одно дело – статьи в журнале, да еще часть из них вышла во время войны, другое дело – трехтомный сборник), можно сказать, что они были несколько оттеснены на задний план, поскольку был огромный том «Хозяйство и общество», который вышел в 1922 году. Казалось, что «Социология религии» – это более специальный набор текстов, очень специфичных. Тут напрашивается одно сравнение. Как-то Вебер делал доклад по социологии музыки, а социология музыки у него перенасыщена техническими вопросами, там нет почти ничего, по поводу чего профан, хотя бы и любитель музыки, мог высказать свое заранее готовое мнение, и оттого – кажется, об этом пишет в воспоминаниях Марианна Вебер – никакой реакции на его сообщение не было. Вот так и с социологией религии. Специалистам по истории религии, истории культуры Китая и Индии была чужда социологическая точка зрения, а социологов, готовых содержательно обсуждать восточную философию и религию, да и иудейские древности, почти не было. Хотя, конечно, в «Хозяйстве и обществе» тоже была глава по социологии религии, напоминающая маленькую монографию, и вот эта более теоретическая работа вошла в более широкий оборот. Из значительных авторов, которые хорошо освоились в этой большой перспективе, я бы прежде всего назвал, конечно, Парсонса, но еще бы добавил Райнхарда Бендикса[147], у которого социология религии Вебера хорошо систематизирована и вообще поставлена в центр изложения его идей. Но Бендикс, как мне кажется, немного перестарался в части конвенциональной социологической манеры презентации.
Тем не менее, когда в 1975 году Фридрих Тенбрук, знаменитый немецкий социолог, обладавший и широким кругозором, и редкой способностью к интеллектуальной провокации, опубликовал статью «Труд Макса Вебера», в которой утверждал, что главное сочинение Вебера – это «Социология религии», вокруг этого многое завертелось. Позицию Тенбрука в целом, скорее, не приняли, но она оставила свой след в вебероведении. Речь идет о том, что Вебер, безусловно, всегда отдавал должное тому, что называется «грубый материальный интерес». Когда вставал вопрос, как проинтерпретировать ту или иную мотивацию человеческого поведения, Вебер, особенно поздний Вебер, нередко с каким-то злобным сладострастием (вместо того, чтобы настаивать только на высшем и идеальном) говорил: мы знаем, какую роль играют грубые материальные интересы и как они важны. И то, что никакая идея сама по себе не обладает достаточным потенциалом реализации, если она не связана с грубыми материальными интересами, для Вебера если и не было бесспорно, то часто он делал вид, что это для него несомненно.
Это роднило его с марксизмом, с вульгарным и распространенным пониманием марксизма, с экономическим материализмом, который он мог называть и наивным, и давно опровергнутым. Вебер, в общем, был против марксизма, и все прекрасно понимали, что подобно тому, как Зиммель написал «Философию денег» против Маркса, против «Капитала», подобно тому, как Зомбарт написал свое исследование о буржуа против Маркса, так и Вебер писал свою «Протестантскую этику» против Маркса и его теории первоначального накопления, утверждающую, что в основе современного капитализма находится история жестокого, беззаконного, несправедливого присвоения. Представляя совсем другую историю капитализма, показывая капиталистов людьми в высшей степени обеспокоенными не корыстью или не одной корыстью, но спасением, Вебер создавал совершенно другой образ капитализма, историю которого он предъявлял своим современникам, и говорил: в начале был не обман, не корысть, не несправедливость, а поиски смысла жизни, напряженные религиозные искания.
Тенбрук, имея в виду не только «Протестантскую этику», но и весь комплекс работ
