оставил свою сумку, и крепко привязался верёвкой к поручню, рядом с одним из отверстий в борту, через которые стекает захлестнувшая палубу вода.
Едва Сен-Клер завязал последний узел, как налетел шторм и рыцарь оказался в воющем, вопящем, полном ветра и воды аду, где нельзя было распознать ни дня, ни ночи, где отсутствовало всё, что делает человеческую жизнь осмысленной и желанной.
Правда, Анри сознавал, что цвет облаков время от времени меняется, а один раз почувствовал боль от осы́павших его мелких градин. После града во всех уголках палубы скопился лёд; град сменился хлещущими наотмашь струями дождя, а когда дождь стих, промокшую одежду Сен-Клера стал насквозь продувать пронизывающий ледяной ветер, и она мигом встала колом. Вот тогда мессир Анри на некоторое время потерял сознание... А очнувшись, понял, что неистовая качка швыряет его из стороны в сторону, больно ударяя головой о борт. Одежда его всё ещё была обледеневшей, но теперь в каждую складку ещё и набился снег. Потом пришло ужасное ощущение того, что его куда-то уносит, и Сен-Клер опять провалился в небытие.
Когда Анри снова пришёл в себя, шторм всё ещё бушевал, но что-то подсказало рыцарю: буря стихает. Затем последовал новый провал в беспамятство, а когда Анри в очередной раз очнулся, он почувствовал, как кто-то схватил его за лицо и осторожно покачал его голову из стороны в сторону. Открыв глаза, Сен-Клер увидел, что один из членов команды стоит перед ним на коленях и внимательно всматривается в него.
— А, живой, — пробормотал этот малый. — Кровь хлещет из пореза на голове, сам бледный как смерть, как тут не подумать худшего... Ладно, разрежем верёвки и посмотрим, сможете ли вы подняться на ноги.
* * *
В воскресенье Пасхи, ближе к вечеру, если какие-то священники и служили мессу и возносили благодарность за спасение от шторма, они делали это молча, забившись в те укромные уголки, какие смогли найти после бури.
Мессир Анри Сен-Клер понимал, что уцелел, но всё остальное было для него словно в тумане. Он пока не знал даже, радоваться ли своему спасению или сожалеть об утраченной возможности погибнуть во время бури и навсегда избавиться от страданий.
Он сидел на бухте каната, уставившись туда, где два судна сошлись борт к борту. У Сен-Клера были помяты (а может, и треснули) как минимум два ребра, поэтому он не мог встать и опереться о поручень, чтобы лучше разглядеть происходящее. Ему оставалось только сидеть, облокотившись на два мотка просмолённого каната, водружённых на более крупную бухту, — в такой позе он почти ничего не видел поверх деревянного борта.
Собрав силу воли в кулак, рыцарь заставил себя забыть о боли и неудобной позе и стал сосредоточенно думать о том, что ему удалось выяснить на данный момент. Человек, который обнаружил его полумёртвым возле шпигата, узнал главного военного наставника и позвал другого матроса. Вместе они перенесли мессира Анри в более спокойное место, где кто-то (Сен-Клер понятия не имел, кто именно) оказал ему первую помощь. Рыцарю плотно перетянули рёбра, перевязали глубокую рану на правом виске и отнесли его к носовой палубе. Тут Анри Сен-Клер и проводил в последние дни бо́льшую часть времени, не путаясь под ногами команды.
На королевской галере после шторма недосчитались двадцати одного человека. Это Анри знал точно: пока обрабатывали его раны, он слышал, как кому-то, находящемуся на кормовой палубе, — скорее всего, Безансо — докладывали о потерях. Сен-Клер решил, что пропавшие люди наверняка были его подчинёнными, непривычными к морю воинами, тогда как матросы, пожалуй, уцелели. Ему тут же вспомнилось, что вся команда галеры состояла из пятнадцати человек. Но если погибшие были воинами, а не членами команды, то каждому пятому из отплывших на этом судне бойцов уже не суждено будет обнажить меч против неприятеля. Эта мысль повергла рыцаря в уныние.
Он с немалым трудом повернулся и, взглянув через плечо, увидел человека, который опирался о носовое ограждение и смотрел вдаль.
— Эй! — окликнул его Анри. — Что там видно?
Человек смерил его взглядом с головы до ног, потом снова стал смотреть на море.
— Ничего, — буркнул он. — Океан пуст. Нигде не видно ни одного корабля. Вижу неподалёку только остов разбитого судна — оно перевернулось вверх дном, за ним плывёт сорванная мачта. Должно быть, внутри судна остался воздух, оттого оно и держится на плаву...
Он обернулся и, наклонив голову, посмотрел на Анри из-под густых чёрных бровей.
— Как вы себя чувствуете? Надеюсь, лучше, чем выглядите. На вид вы смахиваете на фаршированного лебедя с подвязанными ножками и крылышками, подготовленного для жарки. Кстати, кто вы вообще такой?
Анри снова сел, прислонившись к канатам. Тяжело, со свистом, дыша, он попытался расслабиться.
— Меня зовут Сен-Клер, — прохрипел он. — Говорят, у меня сломано несколько рёбер, и... Чёрт! Похоже, так оно и есть. Подойдите ближе, чтобы я мог вас видеть, хорошо?
Незнакомец встал там, где мог опереться локтями о поручень, и, сочувственно взглянув сверху вниз на Анри, кивнул.
— Сломанные рёбра — это скверно. Я сам сломал два ребра в прошлом году, на Кипре. Поскользнулся на мокрых сходнях, когда нёс мешок, да и свалился прямо на бревно. Поправлялся не один месяц. Меня зовут Блутам Синий Палец. Я из гребной команды.
Он поднял багровый палец — и Анри не понял, то ли это огромное родимое пятно, то ли последствия старой раны. Не успел он задать вопрос, как Блутам охнул.
— Сен-Клер? Надо же! Прошу прощения, мессир, вы ведь небось тот самый Сен-Клер? Главный военный наставник?
— Да, тот самый. Поможете мне подняться туда, откуда я смогу оглядеться по сторонам? Хотя бы ненадолго? Я не могу двигаться сам — меня и впрямь перевязали, как птичью тушку.
— Что ж, попробую.
Моряк по прозвищу Блутам согнул колени, присел на корточки, подхватил Анри под мышки и осторожно потянул его вверх. Анри резко вдохнул, но, к своему удивлению, почти
