В глазах темнеет. Это дезориентирует и временно лишает воли.
– Я-я-ян…
Следующие секунды качаюсь на хриплых волнах его смеха.
Поглощающая нас тьма пугает, но, Господи, как же сильно она будоражит. Ян продолжает совершать какие-то действия, и прозреть мне приходится у него на груди. Ума не приложу, как попала в этот капкан.
– Ты же говорил, мы просто помоемся, – тарахчу задушено.
Верчусь, пока не оказываюсь к Нечаеву боком. Однако это не облегчает контакта и вызываемой им реакции. Ощутив бедром буйную эрекцию Яна, ошарашенно охаю.
Мы же только вот-вот… Он был во мне… Боже мой, он был во мне!
Это все еще кажется невероятным, но факт есть факт: половой член Яна был внутри моего тела.
Воспоминания свежи, остры и с каждой секундой все более смущающие. Странная ноющая и пульсирующая боль в промежности добавляет им яркости, заставляя меня вновь и вновь воскрешать те удивительные ощущения, которые я проживала, когда он растягивал меня.
Боже мой… Боже…
То ли эта боль, то ли сами воспоминания, то ли близость Яна… А может, все вместе… Возбуждают меня.
Прямо сейчас… Когда я и без того стыдом горю, думаю о том, как Ян двигался во мне, какие безумные ощущения вызывал, каким родным и близким в тот момент чувствовался.
Он лишил меня невинности.
Господи, он, как говорят наши сверстники, трахал меня.
Достаточно.
Я не должна хотеть, чтобы это повторилось. Это так низко. Я же не блудница какая-то… Не шмара.
Боже, ну почему же я так сильно этого желаю???
Так нельзя. Это неправильно. Нехорошо.
А я ведь хорошая!
Какими только словами себя мысленно ни бью, какие доводы ни привожу, как ни ругаю, отрезвить разум и остудить тело не получается.
– Ян… – выдыхая истому, с голодом смотрю на его губы.
Они улыбаются. Коротко. Сдержанно. Следом показывается язык. Взволнованным движением увлажняет плоть, увеличивая соблазн, с которым я борюсь.
– Что, Ю? – сипит Нечаев.
Не знаю… Не знаю, что сказать.
Тем более он физически отвлекает. Вжимается своим раскаленным стальным органом мне в бедро, берет в захват верхнюю часть тела, касается пальцами обнаженной груди… Господи, моей обнаженной груди! Она вроде еще прикрыта пеной, но надолго ли… Уже сомневаюсь.
– Ах, Ян, не надо… – бормочу отрывисто, когда он прижимается губами к шее. – Не надо, не надо… – прикрывая глаза, запрокидываю голову.
Безвольно подставляюсь под жалящие, дико жаркие поцелуи. Захлебываясь вздохами, весьма слабо сопротивляюсь откровенным прикосновениям. Ян сжимает пальцами соски, я отталкиваю. Он не реагирует, и я практически обмякаю. Напряженно упираясь ладонями ему в грудь, пытаюсь держать какое-то расстояние, но с каждой секундой оно лишь уменьшается.
Нечаев прижимает ближе. С какой-то чумной чувственностью нападает на мой рот. Терзает губы. Порывисто лижет языком. Много и долго лижет, вызывая покалывание, токовые импульсы и отчаянную дрожь. Вроде и не спешит никуда, напором страсти не стирает. Кажется, словно сам тонет в кипучем вареве наслаждения. Остановиться не может. Убирает язык, только когда возникает необходимость сглотнуть – слюны действительно много. Все остальное время ласкает именно так – глубоко, горячо и влажно. Меня трясет. Я схожу с ума. От этих фантастических пыток я сгораю.
Внезапно как-то слишком тесно в этой ванне становится. Чересчур жарко. Трепеща ресницами, пьяно смотрю на Яна. Он выглядит таким же захмелевшим. Раскрасневшийся, вспотевший, тяжело дышащий. Что-то делает со мной одним лишь взглядом. Что-то крайне неприличное. Меня только от него разбирает стыд. Но оттолкнуть его я не могу. Он полностью поработил волю.
– Аг-х-х… Не надо… Не надо, Ян…
Но он снова прихватывает зубами мои губы. Оттягивает нижнюю. Когда подаюсь вперед, ныряет в мой рот языком. Страстно целует. Выкручивая мои воспаленные соски, так сладко целует.
– Аг-х-х… А-а-х…
Путаясь пальцами в его мокрых волосах, думаю, что смогу причинить боль и заставить отпрянуть. А вместо этого только сильнее к себе прижимаю.
Между ног так пылает, словно острым перцем кто-то натер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кто-то… Он же… Он. Мой Ян. Жгучий. Неистовый. Реактивный.
Слабовольно решаю не беспокоиться из-за секрета постыдного животного возбуждения, который сочится из влагалища. Уповаю на окружающую нас воду, пока не допираю, что она куда-то исчезает.
– Ты выдернул пробку? – шепчу в панике, лихорадочно прикрывая руками раскрасневшуюся грудь.
– Угу, – мычит Нечаев, не позволяя мне отстраниться.
– Верни обратно… Пожалуйста… – молю со всхлипами.
Ян мотает головой. Мокрые пряди лезут в глаза. Он их смахивает рукой, и в этот миг я замечаю, как дрожит его кисть. Просто невероятно яростно. Губы распахнуты. Нижняя висит так, словно ему тяжело ее подобрать, чтобы закрыть рот. Он через него надсадно дышит. И смотрит на меня сейчас так, что на мгновение, за которое уязвимая сетка моей нервной системы замыкает, будто электропроводка, вызывает страх. Глоток воздуха, и это чувство раздувается, трансформируясь в нечто абсолютно сумасшедшее.
Больше я ничего не говорю. Не могу. Даже тогда, когда рот Яна смыкается на одном из моих раздраженных сосков. Видеть, как он сосет его, так странно… Но я зачем-то смотрю. Задыхаясь неосторожными глотками кислорода и умирая от молниеносных разрядов тока, который пронизывает и сотрясает мое нутро.
Всхлипываю, когда губы Яна, дразня плоть, перебираются ко второй вершине. В предвкушении замираю. Мучительно стону, едва сосок пропадая в горячем и влажном рту, подвергается тем же порочным пыткам.
Выгибаюсь в руках Нечаева так напряженно, что слышится треск. Понятия не имею, где возникает это сопротивление – в пояснице или в позвоночнике. Мне наплевать. Заторможенно подрагивая веками, зарываюсь пальцами Яну в волосы и… Боже… Прижимаю его крепче. Он рычит, вызывая острый и захватывающий страх, будто способен укусить. Но на самом деле лишь активнее сосет.
Мой мозг сгорает. Испаряется, оставляя под черепной коробкой только жар и гул.
Ощутив ладонь Яна между бедер, протестую вяло. Скребнув его ногтями, вцепляюсь, но вовсе не для того, чтобы попытаться оттянуть. Со смиренным стоном позволяю добраться до цели. Всем телом содрогаюсь, когда вжимается в растопленную и ароматную нугу. Громко и рвано хнычу, ведь там, похоже, образуется миллиардная армия нервных окончаний.
– Аг-х-х… Не надо, не надо… Я-я-ян… – молю, не в силах при этом даже открыть глаза.
Он подводит… Подводит своими касаниями к тому взрыву, которого я боюсь.
Что же это такое? Что Ян натворил? Как сумел так испортить меня? Мамочки, когда я стала такой любвеобильной? И что теперь будет? Божечки, что теперь будет?
Пытаюсь оттащить его руку. Вцепляюсь отчаянно. Царапаю, раздирая кожу. Но Ян даже не думает останавливаться. Хлюпающие всплески моего вожделения не способны заглушить даже мои томные рыдания. Последнее иначе не назвать. Ничего подобного со мной никогда не происходило. Слизистые жжет, но слез нет. Дергаясь в конвульсиях, извергаю какие-то дикие звуки. Утробные, надрывные, влажные, скулящие, громкие, жалобные и при этом очень-очень похотливые.
Не сразу осознаю, что Нечаев их ловит губами. Приникая к моему рту, пытается поцеловать. А я не могу… Не могу. Кажется, что захлебнусь. Взметнувшийся, словно черная птица, страх вынуждает действовать совершенно необдуманно. Вгрызаюсь в губу Яна зубами. Так сильно, что прокусываю слизистую.
– Кровь за кровь? – усмехаясь, ловит капли пальцами, которые… о-о-о... Боже мой!.. Они блестят от моего возбуждения. – Справедливо.
Отрывисто дыша, сохраняю молчание. Радуюсь тому, что удалось его оттолкнуть, прежде чем снова пасть на дно греховного разврата.
Черт с ним, что пошевелиться не могу… Между ног пульсирует и течет. Но я рассчитываю, что это стихнет. Закрывая руками грудь, пытаюсь отвернуться.
И все бы было хорошо… Если бы Ян… Если бы он не встал, не подхватил на руки, не унес в спальню.
