29 ноября 1952 года Эйзенхауэр вылетел в Корею. Он взял с собой Брэдли, Вильсона и Браунелла. По пути, во время остановки на острове Иво Джима, к ним присоединился адмирал Артур Редфорд, главнокомандующий войсками на Тихом океане. В последующие несколько дней Редфорд произвел на Эйзенхауэра такое сильное впечатление, что Эйзенхауэр решил назначить его вместо Брэдли, когда в августе 1953 года закончится срок пребывания Брэдли на посту председателя Объединенного комитета начальников штабов. Это решение было одним из немногих положительных результатов его поездки.
Фактически же самым важным итогом этого инспекционного вояжа Эйзенхауэра были действия, которых он на самом деле не совершал. Южнокорейский президент, д-р Сингман Ри, изо всех сил старался убедить Эйзенхауэра, что возобновление вторжения в Северную Корею сработает, что оно ускорит объединение страны, ослабит влияние коммунистов и будет содействовать укреплению стабильности в Азии. Однако Эйзенхауэр по существу игнорировал Ри. Он встречался с ним всего два раза и не более одного часа, не дав ему возможности представить свой план широкомасштабного наступления.
Марк Кларк, главнокомандующий американскими силами в Корее, тоже разработал свой план наступления, целью которого было отбросить китайцев за реку Ялу и объединить Корею. Как позднее признал Кларк, он был поражен тем, что Эйзенхауэр ни разу не дал ему шанса представить этот план. Вместо этого в течение трех дней Эйзенхауэр делал то, что ему приходилось часто делать во время второй мировой войны: посещал части на передовой, разговаривал с командирами и солдатами. Несмотря на сильный мороз и глубокий снег, Эйзенхауэр хотел видеть все своими глазами и поэтому был одет в теплые пальто, сапоги и меховую шапку. Он совершил облет передовой на разведывательном самолете, наблюдая в бинокль за артиллерийской дуэлью, беседовал с солдатами, пробовал еду из походной кухни и пришел к выводу, что ситуация сложилась нетерпимая.
Вот этот вывод и был реальным результатом его поездки. И дело не в том, что Эйзенхауэр еще раньше пришел к заключению: война в Корее должна быть закончена как можно скорее и на тех оптимальных условиях, на которые можно реально рассчитывать. Дело в том, что его личное знакомство с обстановкой на месте только укрепило его инстинктивное суждение. Он считал, что планы Ри и Кларка о всеобщем наступлении граничат с сумасшествием. "Поскольку позиции противника укреплены очень сильно, — писал он, — очевидно, что любая фронтальная атака будет чрезвычайно сложным делом".
Так как из расчетов наступательный вариант был устранен, выбор мог быть сделан между проведением серьезных переговоров (переговоры о перемирии продолжались уже почти два года, но соглашение не было достигнуто из-за разногласий сторон по вопросу о военнопленных) и продолжением военного противостояния, когда ни одна сторона не соглашается на мирный договор, но и не ищет военной победы. Проблема с мирным договором на основе переговоров заключалась в том, что в этом случае, не говоря уж о принудительной репатриации китайских военнопленных, Северная Корея осталась бы в руках коммунистов, и это при Администрации, которая взяла на себя обязательство освободить страны-сателлиты от коммунизма. Однако в случае продолжения военного противостояния сложилась бы еще более сложная ситуация. Эйзенхауэр писал по этому поводу: "Когда я покидал Корею, я пришел к выводу, что мы не можем вечно сохранять статичный фронт и мириться с потерями при отсутствии каких-либо видимых результатов. Атаки местного значения на малые высоты не могут привести к окончанию этой войны"*9.
18 января Эйзенхауэр, его жена, сын, невестка, внуки и помощники прибыли поездом в Вашингтон и остановились в гостинице "Стат-лер". Там и состоялась радостная встреча его семьи и окружения с его братьями и близкими друзьями.
В день инаугурации, 20 января 1953 года, семья Эйзенхауэра в сопровождении 36 родственников и примерно 140 членов новой Администрации присутствовала на службе в Национальном пресвитерианском соборе. По возвращении в гостиницу Эйзенхауэр сказал Мейми: "У тебя всегда было особое чутье на уместность в подобных случаях. Как ты считаешь, стоит мне включить в текст моей инаугурационной речи какую-нибудь молитву?" Мейми горячо поддержала эту идею, и Эйзенхауэр за десять минут написал текст*10.
Затем подошло время ехать в Белый дом и забрать там Гарри Трумэна и его жену Бесс. После короткой встречи в ноябре Эйзенхауэр всего один раз обращался к Президенту — 15 января он послал ему телеграмму, в которой сообщал, что из газет ему стало известно о намерении Трумэна сразу же после окончания церемонии приведения к присяге отбыть поездом в г. Индепенденс, штат Миссури. "Я полагаю, — советовал он,— что для Вас и Вашей семьи было бы более удобным, если бы Вы воспользовались "Индепенденсом", а не пульманом"*. "Если Трумэн пожелает воспользоваться самолетом, — писал Эйзенхауэр,— я буду чрезвычайно рад передать командованию военно-воздушных сил, чтобы они предоставили самолет"*11. Трумэн не ответил на это обращение (20 января сразу же после окончания церемонии он и Бесс уехали поездом).
[* "Индепенденс" — название правительственного самолета. Пульман — мягкий железнодорожный вагон.]
Когда автомобиль Эйзенхауэра остановился у портика Белого дома, новоизбранный президент проявил свою неприязнь к уходящему президенту, отказавшись от приглашения войти в дом и выпить чашку кофе. Вместо этого Эйзенхауэр сидел в автомобиле и ждал появления Трумэнов. К Капитолию в машине они ехали вместе, но атмосфера была холодной. Как писал позднее Трумэн, Эйзенхауэр первый нарушил молчание, сказав: "Я не был на вашей инаугурации в 1948 году по причине моего хорошего отношения к вам — если бы я присутствовал, то внимание публики было бы отвлечено на меня". Трумэн отпарировал: "Айк, я не просил вас приезжать, но, может быть, вы все-таки были здесь тогда?" Эйзенхауэр отрицал, что подобный разговор когда-либо имел место. Он утверждал, что лишь спросил Трумэна о том, кто отдал приказ, чтобы Джон смог прибыть из Кореи для участия в инаугурации. По словам Эйзенхауэра, Трумэн ответил: "Я отдал этот приказ". Трумэн свидетельствовал: "Президент Соединенных Штатов отдал приказ вашему сыну присутствовать на вашей инаугурации. Президент полагал, что вашему сыну будет интересно и поучительно быть свидетелем того, как его отец дает присягу при вступлении на пост президента"*12.
Через три дня после совместной поездки к Капитолию Эйзенхауэр направил Трумэну письмо с выражением признательности "за те многочисленные знаки внимания, которые Вы оказали мне на заключительном этапе деятельности Вашей Администрации... Я хочу особенно поблагодарить Вас за заботу, выразившуюся в отдаче приказа об отправлении моего сына из Кореи домой... и еще более за то, что Вы не дали знать ни ему, ни мне, что это Вы отдали приказ"*13. Это письмо было последним обращением Эйзенхауэра к Трумэну, так же как и 20 января было последним днем, когда они были вместе. Правда, было одно исключение — похороны Джорджа Маршалла. Но это случилось уже после того, как Эйзенхауэр оставил пост президента.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
