— Поверил бы, — вздохнул Рудольф, — как верю и сейчас каждому слову. И поверю объяснению, которое вы дадите своему отсутствию на трибунах, сколь бы сказочным оно ни показалось.
— Увы, — отойдя к столику у окна, возразила Адельхайда, — сие объяснение мало сходно со сказкой. Скорее со вступлением к страшной истории.
На протянутую ему смятую бумажку Рудольф взглянул с настороженностью и опаской, словно на ядовитую гадину, и медленно, как-то нехотя, принял записку и развернул. Короткий текст он явно перечитал не менее трех раз, все сильней хмурясь.
— И о каком деле здесь шла речь? — спросил Император, наконец вернув ей бумажный клочок и подняв сумрачный взгляд; Адельхайда пожала плечами:
— Не знаю. Скорее всего — ни о каком. Я, — продолжила она, присев на табурет напротив, — поначалу разбирала возможность того, что кто-то и впрямь желал сообщить мне нечто значимое, а все произошедшее имело целью устранить меня, что именно этой встречи с человеком, пославшим мне записку, и не хотели допустить, но просчитались…
— Глупо, — вяло отозвался Рудольф; она кивнула:
— Да. Посему эту мысль я отринула. И тогда приходится остановиться на мысли следующей: кто-то, осведомленный о готовящемся actus’е, не хотел, чтобы я погибла вместе с остальными. А главное, Ваше Величество, этот кто-то осведомлен о той роли, которую я играю при вашей особе. Если подумать, в любое время дня и ночи мне можно передать вот такое послание и быть уверенным в том, что эти слова что-то затронут в моих мыслях; на мне всегда висит какое-нибудь дело, не то, так это. Но, повторяю, это справедливо единственно в случае полной убежденности в том, кто я есть и что собою представляю на самом деле.
— И кто же это был?
— Я сказала, что не считаю себя дурой, но не говорила, что я гений или провидица. Не знаю. Но есть еще один момент, вызывающий настороженность и… лишние вопросы. Вас, Ваше Величество, на трибунах не было тоже.
Рудольф замер на миг, непонимающе глядя на собеседницу, и, наконец выдавил растерянно и зло:
— Что?
— В записке было сказано «две минуты», — пояснила Адельхайда, — и именно столько минуло с момента ее передачи до момента взрыва. Я, разумеется, не отсчитывала мгновения нарочно, но по моим внутренним ощущениям это именно так. То есть люди, устроившие это, все рассчитали точно. И если бы покушение замышлялось с целью вашего убийства, они не допустили бы подобной оплошности: во всеуслышание было объявлено о предстоящем бое, и все видели, как вы направились к своему шатру для приведения себя в должный вид.
— И что вы хотите этим сказать? Что я…
Рудольф осекся, поджав губы и явно не находя нужных слов; она вздохнула:
— Это захотят сказать другие, Ваше Величество. Насколько я понимаю, семейство Виттельсбахов погибло целиком?.. Я видела раненых, — продолжила Адельхайда, когда тот окаменел, ошарашенно глядя на нее. — И слышала, что говорил лекарь. Пострадали только трибуны. Только. На первые ряды зрителей пришлась разве что волна удара, и там обошлось даже без увечий. А теперь вообразите, как это выглядит: вы покинули место трагедии за несколько минут до происшествия, множество гостей, среди которых в том числе и ваши… так скажем — не совсем друзья… погибли… И что немаловажно: погибло семейство, стоящее между вашим сыном и титулом герцога Мюнхен-Баварского.
Адельхайда умолкла ненадолго, наблюдая за темнеющим лицом Рудольфа; выждав несколько мгновений и не услышав ответа, она продолжила, чуть понизив голос:
— Об этом будут говорить, можно даже не сомневаться, однако вряд ли это будет основной версией из тех, что начнут бродить в обществе.
— В обществе кого? — уточнил Рудольф; она кивнула:
— Хороший вопрос, Ваше Величество, и очень правильный. В обществе знати. Сейчас как раз тот момент, когда именно они, репутация именно среди них — ваша главная забота. Кто бы ни был назван виновником произошедшего, одно в их мыслях поселится крепко: служить вам опасно. Разумеется, рыцарь, идя на службу, и без того готов к опасностям, иначе что ж это за рыцарь, но он готов погибнуть в бою. Готов к смерти в поединке или подле особы своего сюзерена, спасая его жизнь, готов ко всему…
— Но не разлететься в клочья в пороховом дыму, — хмуро докончил за нее Рудольф; Адельхайда мотнула головой:
— Это не порох.
— В каком смысле? — растерянно переспросил Император, на миг даже позабыв все мрачные думы о господах рыцарях, каковые теперь должны были прыснуть прочь от его персоны, точно вспугнутые тараканы.
— В самом прямом, — вздохнула Адельхайда недовольно. — Я была там, была рядом и, пока искала Лотту, нанюхалась сполна. Там… были разные запахи, но порохом там не пахло. За это я могу вам поручиться и поставить свою правую руку против вашей пуговицы: взрыв не был пороховым.
— Тогда каким же?
— Я не знаю. Да и вспомните устройство трибун: спрятать под них такое количество пороха, чтобы их так разнесло, просто невозможно. Физически.
— И что же остается? — спросил Рудольф тоскливо и, помедлив, предположил, тихо выдавливая из себя слова: — Полагаете, это… колдовство, госпожа фон Рихтхофен?
— Не знаю, — повторила Адельхайда. — Просто не знаю. Но за несколько мгновений до взрыва я кое-что заметила, и в свете этого мне… не знаю как… надо опросить выживших.
— Вы намерены вмешаться в расследование этого события?
— Я уже замешана, — возразила она, чуть шевельнув рукой с зажатым в ладони спасшим ей жизнь клочком бумаги, и продолжила: — Среди раненых немало женщин, и с ними я могу побеседовать сама — мне немного досталось, и никто не станет удивляться, если я навещу менее везучих сестер по сословью. Но опросом мужчин заняться придется вам, Ваше Величество. Бо́льшую их часть я, разумеется, знаю, но не настолько близко, чтобы вести длительные беседы…
— Я что-нибудь придумаю, — довольно неучтиво оборвал ее Рудольф, — а сейчас скажите, что вы видели.
— Не знаю, — снова сказала Адельхайда и вскинула руку, пресекая попытку перебить, — но там что-то было. Незадолго до взрыва, за несколько секунд, кричала женщина. Я видела ее. Она вскочила и вскрикнула, увидев что-то у себя под ногами. Но что хуже всего — вскочил и вскрикнул мужчина, что был подле нее.
— Мужчина? — переспросил Император недоверчиво; она кивнула:
— И не один. Это длилось два или три мгновения, но это было слышно на всем протяжении трибун: вскрикивали женщины и — мужчины. И в их голосах, Ваше Величество, был страх. Я не знаю, что у этого факта общего с actus’ом, но… Когда два события следуют одно за другим, следует подумать, как они связаны.
— Господи… — выдохнул Рудольф с усталостью и злостью, на миг прикрыв глаза, и встряхнул головой, точно пытаясь вытряхнуть из нее все мысли, стеснившиеся в разуме. — Так что это было, по-вашему, госпожа фон Рихтхофен, — все это? Кто и как это сделал? И для чего? Если это не попытка уничтожить меня, то что? Не думаю, что тайный доброжелатель вздумал облегчить Фридриху путь к власти в мюнхенской Баварии и тем приумножить подконтрольную мне территорию. И если бы это была попытка подставить меня именно так — разве не проще было бы отравить все семейство?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
