Не споря с лекарем, Адельхайда снарядила за водой и полотном одну из работниц королевского замка и с ее довольно неуклюжей подмогой провела нехитрую операцию и перевязку сама. Когда все еще беспамятная Лотта была уложена в постель в отведенной ей смежной комнате, Адельхайда с помощью все той же работницы привела в порядок себя, отослала ее прочь и лишь тогда, обессиленно опустившись на кровать, закрыла глаза, позволив себе расслабиться и прислушаться к ощущениям собственного тела. В груди постреливало, но несильно; ощутимо болела спина справа, но не внутри — значит, просто ушиб; голова кружилась, и звуки по временам глушились внезапным шумом в ушах — не контузия, но серьезное оглушение, стало быть; в сравнении с напарницей и уж тем паче с теми, кого довелось увидеть на поле у ристалища и уже в замке — легко отделалась…
Мысли, которым до сих пор не позволено было течь, как им заблагорассудится, теперь поневоле были отпущены на свободу, и в памяти, накладываясь друг на друга, всплывали образы всего увиденного и услышанного каких-то два часа назад. Огненное облако, дым, клочья людских тел… женщина без руки с неподвижным, уже мертвым лицом… крики и плач; детский плач; почему плакали дети? От того, что видели или что испытали сами?.. грохот взрыва и треск пламени, спокойно и обстоятельно доедающего останки… тела под ногами и спекшиеся от жара брызги и лужи крови… «Вы идете не в ту сторону, госпожа фон Рихтхофен»…
«Госпожа фон Рихтхофен!»…
— Госпожа фон Рихтхофен!
Адельхайда вздрогнула, не сразу поняв, что голос, слышанный только что, есть не воспоминание об обращенных к ней словах карлштейнского стража, а зов из-за запертой двери, сопровождаемый негромким, но настойчивым стуком.
Солнце за окном уже сползло к самому горизонту, и день катился к вечеру… Уснула, не заметив как?.. Часа на три, не меньше…
— Госпожа фон Рихтхофен!
Стучавший явно начинал раздражаться, и она, с усилием поднявшись, поспешила к двери, мельком обернувшись на дверь в комнату со спящей напарницей. Заставлять этого посетителя топтаться на пороге не следовало — по многим причинам.
— Ваше Величество, — констатировала Адельхайда, когда Рудольф, довольно бесцеремонно отстранив ее с пути, прошагал в комнату, и снова заперла дверь за его спиною. — Как я вижу, вы не пострадали.
— Чудом, — коротко отозвался тот, остановившись посреди комнаты; тоже задержав взгляд на дверь в комнату Лотты, Император на миг замялся, то ли не решаясь высказаться, то ли просто подбирая слова, и наконец вымолвил: — Как выжили вы сами? Вас не было на месте в момент взрыва; где вы были?
— Слышу недовольство в вашем голосе, — констатировала она. — Благодарю, Ваше Величество, со мной тоже всё благополучно, я рада, что вы спросили.
— Бросьте, я и без того вижу, что вы целы и невредимы. Хотя, судя по состоянию вашей прически и тому, что отперли мне не тотчас, — спали. Стало быть, испытали нервное потрясение или легкий ушиб головы, но в любом случае это должно говорить о чистоте вашей совести.
— О, как мило, — не пытаясь скрыть резкости, отозвалась Адельхайда. — Я вижу, последние события благотворно сказались на остроте вашего ума, Ваше Величество; какие мудрые выводы.
— Вы дерзите королю, — с явной угрозой в голосе выговорил Рудольф, шагнув к ней почти вплотную; она не отступила, не отклонилась назад, поправив в том же тоне:
— Императору.
— Это, по вашему мнению, обстоятельство смягчающее, госпожа фон Рихтхофен?
— Это обстоятельство, о котором вы не должны забывать, Ваше Величество. Не увлекайтесь ролью короля Богемии.
— Мне начинает казаться, что я до сего дня позволял вам слишком многое.
— А с сегодняшнего дня — больше позволить и некому, — чуть сбавив тон, докончила Адельхайда, и Рудольф поджал губы, болезненно дернув углом рта. — Да, — продолжила она еще чуть мягче, — вот именно. Из всех ваших доверенных людей остались лишь я и Рупрехт.
— Призываете меня не настраивать против себя последних оставшихся в живых помощников? — невесело уточнил тот, скривив губы в неживом подобии усмешки; Адельхайда вздохнула:
— Призываю вас в свете этого быть втройне осторожным, Ваше Величество. И думать теперь трижды, четырежды, прежде чем поделиться с кем-либо какой-либо мыслью.
— И как всегда — кроме вас?
— Я и без того знаю ваши мысли, — передернула плечами Адельхайда и чуть отступила, уловив уже знакомое потепление взгляда напротив.
— Да, похоже на то, — согласился Рудольф, тоже сделав шаг назад, и, помедлив, развернулся и тяжело прошагал к скамейке у столика позади себя.
— Вы в растерянности, — продолжила Адельхайда, когда тот уселся, опершись о столешницу локтем. — И это понятно. Я тоже. Такого… такого еще не случалось никогда и нигде. Мне, по крайней мере, о таком ничего не известно, а я не самый скверный историк. Но надлежит взять себя в руки и рассудить здраво. Сейчас вы почти указали мне на тот факт, что я могла быть в числе заговорщиков, устроивших этот чудовищный actus, ибо я так вовремя покинула место грядущей трагедии. В этом была бы своя логика, если бы я была полной и беспросветной дурой, каковой я не являюсь. Во-первых, я положила на службу вам лучшие годы своей жизни не для того, чтобы завершить это вашим убийством.
— Не вы ли говорили мне, что не станете терпеть, если что-то неблагое для государства придет мне в голову?
— Я отравила бы вас или заколола по-тихому ночью в постели, — возразила Адельхайда просто. — Никто и не узнал бы, чьих это рук дело. Разносить в клочья множество невинных людей, включая детей и женщин, я бы не стала. Вторая причина, Ваше Величество, заключается в том, что, даже если б такое чудовищное событие и вошло бы в мои планы, я загодя подготовила бы себе прикрытие. Да я попросту не поехала бы ни на какие турниры и не рисковала бы угодить в ситуацию, в которой оказалась моя горничная. Сказалась бы недужной или внушила бы вам, что мое присутствие необходимо именно здесь, в старом замке, ибо это поспособствует расследованию. И вы — разве мне бы не поверили?
— Поверил бы, — вздохнул Рудольф, — как верю и сейчас каждому слову. И поверю объяснению, которое вы дадите своему отсутствию на трибунах, сколь бы сказочным оно ни показалось.
— Увы, — отойдя к столику у окна, возразила Адельхайда, — сие объяснение мало сходно со сказкой. Скорее со вступлением к страшной истории.
На протянутую ему смятую бумажку Рудольф взглянул с настороженностью и опаской, словно на ядовитую гадину, и медленно, как-то нехотя, принял записку и развернул. Короткий текст он явно перечитал не менее трех раз, все сильней хмурясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
