пропустили разряд тока.
Вова остался дольше, чем на месяц — с общежитием никак не складывалось, не всем студентам хватило мест, а новый корпус не успели подготовить к началу учебного года. Родители не возражали: Вова их нисколько не стеснял, в большой трёхкомнатной квартире у него была отдельная комната, да и вообще дома он бывал чаще всего только по вечерам и ночью. С утра уходил на учёбу, вечером — гулял с однокурсниками, потом познакомился с дворовыми ребятами постарше.
А с Володей Вова гулять не хотел. Разница в три с половиной года, которая совсем не ощущалась в детстве, теперь оказалась существенной. Володя был ещё ребёнком, пионером и школьником, а Вова — уже комсомолец, уже студент. Их интересы сильно отличались. Вова, например, увлекался мотоциклами и не разделил Володиной радости по поводу нового велика. Как-то раз Володя решил позвать его покататься в парк, даже выпросил у соседа Кольки его велосипед для Вовы, чтобы покататься вместе, но Вова отмахнулся, сказав, что ему нужно заниматься.
Иногда Вова помогал Володе с уроками, но было видно, что ему не очень-то интересно — у него самого на полке стояли учебники посерьёзнее школьных. Володя пытался несколько раз позаниматься вместе с ним, но едва ли понимал институтскую программу, и беспокоить Вову почём зря не хотел.
Наверное, Вова видел, что брат на него обижается, и будто в извинение за то, что проводит с ним так мало времени, подарил часы. Володя радовался как никогда: ведь «Монтана» были такой редкостью! Вове вручили их за победу в городской олимпиаде по физике. Он мог бы носить их сам, но отдал Володе.
Но от былой радости не осталось и следа, стоило только Володе нацепить часы на руку и нажать кнопку. Циферблат плыл перед глазами, а цифры он смог разглядеть, только сильно прищурившись. Володя знал, что у него беда со зрением, но до последнего отказывался носить очки. Вдаль он видел неплохо, а вот вблизи — хуже с каждым днём. И если с тем, что плохо видит буквы в книгах, когда читает или когда делает домашку, Володя мирился, то не видеть цифры на часах, которые подарил ему брат, оказалось катастрофой.
Володя попросил родителей отвести его к врачу. После проверки зрения окулист ругался: Володя слишком затянул, надо было выписывать очки куда раньше, чтобы зрение не падало так быстро. Но теперь — только очки с сильными диоптриями.
Вечером того же дня, стоя перед зеркалом в своей комнате, Володя вертел в руках новенькие, чистенькие очки и не решался надеть их. Очки выглядели некрасиво: чёрная роговая оправа, толстые стёкла — прямо как у его шестидесятилетнего деда. Глубоко вдохнув, будто перед прыжком в воду, Володя зажмурился и надел их. Открыл глаза и нахмурился. За последние месяцы ему разонравилось своё имя — ведь его звали так же, как брата. А теперь, чётко рассмотрев себя в зеркале, Володя увидел, как сильно похож на него и внешне.
Володя понимал, почему Вова совсем не хотел проводить с ним время. Что Вове до строек, парков и крыш? Всё это детские забавы, а Вову уже интересовали девушки. Володя не раз видел, как он играет на гитаре во дворе в окружении ребят постарше, видел, с каким восхищением и интересом смотрят на брата девушки. А Володя ещё ни разу не влюблялся, с девочками во дворе дружил так же, как и с мальчишками. Знал, что однажды ему тоже начнут нравиться девушки и тогда он тоже станет взрослым.
В одну ноябрьскую ночь он проснулся от скрипа половицы в коридоре. Звякнула вешалка, зашуршала одежда, тихонько хлопнула входная дверь.
Володя вскочил с кровати, схватил с тумбочки очки, нацепил их на нос и подбежал к окну, выходящему во двор. Увидел, как Вова вышел из подъезда и направился в сторону соседнего двора.
Чувство страха вперемешку с тревогой, будто неизбежно должно было случиться нечто плохое, охватило Володю. Он не понимал, чем вызваны эти чувства, и совсем не отдавал себе отчёта, когда, накинув куртку прямо на пижаму и сунув ноги в ботинки, выбежал следом за братом. Тот уже скрылся за поворотом дома — только спина мелькнула.
Чувствуя себя шпионом, понимая, что лезет не в своё дело, Володя прокрался под стеной, спрятался за открытой дверью одного из подъездов, потом быстро перебежал освещённую часть двора и скрылся за стволом яблони.
Володя смотрел на открытую круглую площадку, вымощенную плитами, с клумбой по центру. Здесь было красиво. Сейчас, в желтоватом свете фонарей, промокшее под осенним дождём, заваленное опавшими листьями место выглядело мрачно, но статуи двух лосей с широкими тяжёлыми рогами, похожими на кленовые листы, придавали ему величественности.
По другую сторону от клумбы, ёжась от холодного ветра и обнимая себя за плечи, стояла хрупкая девушка в расстёгнутой дублёнке поверх домашней одежды. Она встрепенулась, увидев приближающегося к ней Вову, помахала рукой. Вова подошёл к ней.
Володя не слышал их разговора, но отчётливо видел, как Вова робко заключил её ладони в свои, поднёс их к лицу, согревая дыханием. Она звонко хихикнула и положила руки Вове на плечи, а тот аккуратно приобнял её за талию. Так они и стояли минуты три, говорили о чём-то, девушка широко улыбалась. Сердце Володи стучало где-то в горле, перед глазами, несмотря на очки, всё плыло, казалось, что эти минуты длятся целую вечность. Вова сказал что-то ещё, а потом подался вперёд, приблизился к лицу девушки и легко коснулся её губ.
Володя схватился рукой за яблоневую поросль, растущую у корней дерева — ему показалось, что он падает. Но это не он падал, а мир перед ним кружился. Не соображая, не видя толком ничего перед собой, Володя развернулся и рванул обратно домой. На выходе со двора наступил в глубокую лужу, промочив ботинок, а в подъезде чуть не споткнулся о ступеньку.
Сбросив обувь и куртку, он влетел в свою комнату, упал на кровать, накрылся с головой одеялом и постарался унять дрожь. Из-за промокших ног по всему телу расползался мерзкий липкий холод, но дрожал Володя не от этого. Он не понимал от чего — будто бы от злости, но почему ему было так больно? Он сильно-сильно зажмурился, но всё равно видел Вову и ту девушку
