Конечно, в прежних убийствах подобный вид сверху сделать было проблематично, да и символ получался смазанным — карон набирался опыта, но сейчас всё иначе.
И часть воды будет окрашена в багровые тона, так сильно напоминающие маленький, домашний ад Арона.
Земля
Подруги потеряли счёт выпитым чашкам кофе. Фарион быстро втянула Гаремову в анализ работы подразделения. Конечно, Джули могла всё сделать и сама, но упустить важную деталь — слишком дорогое удовольствие. Хотя, причиной было, конечно, не это — в последнее время брюнетка устала от изоляции со стороны окружающего мира: сотрудники что-то скрывали, близкие погибли, и только София оставалась лучиком света в кромешной тьме, в которой бродила Фарион, пытаясь понять суть вещей и людей, составлявших её жизнь.
Рыжая бестия задала очередной вопрос, подводя итоги:
— Никто из них не сказал тебе о содержании своих контрактов?
— Нет, — ответила Фарион, сверкнув гневным взглядом в сторону воображаемых сотрудников. — Подозреваю, что и Марья мне об этом сказала только потому, что иначе было не отвязаться, да и случившееся с Сеймой подкосило народ. Хотя, робота Машу трудно вывести из равновесия.
— Откуда ты знаешь? Вы же мало знакомы?
— Чувствую, понимаю, ощущаю, улавливаю — называй как хочешь, но некоторые моменты превращаются в непоколебимые истины. И то, что в Ивановой 95 % металла — одна их них.
Гаремова заправила прядь волос за ухо, с интересом спросив:
— А 5 % чего?
— Скрытности, — выдала Джули, скорчив кислую мину.
— У тебя есть такой контракт?
— Конечно. Но ты не поверишь — в нём нет абсолютно ничего секретного. Сначала я размышляла об уровнях секретности в подразделении, но это оказалось тупиком — ничего подобного просто нет. Есть я со своим контрактом, и есть все остальные сотрудники — со своими. Пересечение охраняется и, как я подозреваю, жестоко карается. Отдел кадров защищён круче хранилища денег в банке.
София закурила, выпустила вниз струйку дыма и сделала вывод:
— Как бы они вообще не слепили для тебя персональный контракт, так как стандартные светить не хотели.
— На этом и остановимся. До этих документов мне не добраться, но стоит поставить галочку на будущее — в них скрыто нечто важное, возможно, даже суть работы подразделения, — последние слова Джули произнесла мечтательно, затем опомнилась, добавив, — но кто сказал, что будет легко.
София сделала пометку в блокноте.
— Следующий вопрос: что ты знаешь о них, о их жизни вне работы?
После этих слов Джули внезапно ощутила прикосновение беды, предчувствие боли, черту, переступив которую дороги назад не будет. Увидев скелеты в шкафу, брюнетка не сможет вернуться — чужая тьма проникнет внутрь и станет её собственной.
Фарион тяжело вздохнула, поднялась с дивана, молча прошла к окну и тихо заговорила:
— Ничего. И это пугает меня до дрожи. Они как будто не люди: нет звонков от родственников, нет разговоров о семьях, детях, обычных жизненных проблемах и неурядицах. Последние недели я собирала информацию по крупицам и пришла к страшному выводу: они все — одиночки, периодически меняющие любовников и любовниц.
Джули обернулась, беспомощно посмотрев на Гаремову:
— Всё, София, на этом всё. У них нет прошлого… нет, не так, — девушка закрыла глаза, пытаясь подобрать слова, чтобы правильно донести мысль до подруги, — прошлое у них есть, но они закрыли его, заблокировали, вычеркнули их жизни. Иногда у меня складывается ощущение, что я работаю не с людьми, а с покалеченными существами, которым было больно когда-то давно… и это сломало их, сломало навсегда… но каким-то образом их вернули… только без части души…
Увидев испуганное лицо Гаремовой, Фарион поспешила добавить:
— Бред… понимаю, я говорю бред. Давай закроем этот вопрос. Просто я много думаю о них, возможно, придумываю лишнее…
София затушила сигарету в пепельнице. Затем заговорила, медленно вытаскивая слово за словом, будто давала себе последний шанс на размышление:
— Меня и пугает то, что придумываешь ты крайней редко и не так масштабно… в основном, ты бываешь права.
Джули резко отпрянула от окна со словами:
— Виски будешь? — и, не дожидаясь ответа, направилась в кухню.
— Ааа… — раздалось брюнетке в след. Следующим звуком был звук открываемой бутылки.
Фарион протянула спиртное Гаремовой со словами:
— Знаю, такое я пью крайней редко, но собственные откровения пугают до чёртиков. Я уже боюсь погружаться в мысли о них в полном одиночестве — засосёт и не выплыву.
— Ты шутишь?
Но по обеспокоенному лицу подруги София поняла — Фарион не до шуток. Решив подбодрить брюнетку, Гаремова твёрдо произнесла:
— Так, а давай разберём что-нибудь конкретное.
— А давай, — иронично произнесла Джули и толкнула речь, от которой у рыжей бестии округлились глаза, — в один из вечеров я забыла телефон в конторе, вернулась и застала злую Марью всю в крови. Не успела я испугаться, как Иванова объяснила: неуклюжая мадам в магазине разбила у её ног бутылку кетчупа. Берк отпустил по этому поводу шутку, но с таким видом, будто я застукала их за убийством невинных. Мне пришлось сделать вид, что поверила.
Девушки ненадолго замолчали. Первой тишину нарушила Джули:
— И что скажешь?
— У меня слов нет… Ну, может ты…
— Даже не думай. Я могу отличить кетчуп от крови. К тому же, объясни: нахрена возвращаться на работу вечером в пятницу после того, как тебя уделали в магазине. В тот день Марья ушла раньше меня, пожелав всем хороших выходных.
— Да, нестыковочка.
Джули опустила стакан на подлокотник кресла, встала и зашагала по комнате. Она то закрывала лицо руками, то поправляла волосы, то замирала на несколько секунд, буравя невидящим взглядом стену. Борьба с внутренними демонами изводит людей, но брюнетка победила, осознав поражение. Невыносимое состояние, в десятки раз хуже публичного признания в совершённых ошибках перед врагами. Гаремова молча наблюдала за страданиями подруги, ожидая развязки, которая не заставила себя долго ждать.
Фарион остановилась, задержала дыхание, сдерживая слёзы, затем злобно произнесла:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
